Я знала – Анне очень хотелось приехать ко мне в деревню, чтобы выведать факты, связывающие меня с умершим артистом. Либо убитым стариком. Но главные события разворачивались там, в театре, и она не могла их упустить. Прежде всего выяснилось, что Ганкин жил не один. То есть когда он скончался, то был уже одинок, ибо его жена за месяц или более до этого внезапно исчезла. А, может, и еще раньше – точно никто не помнил. Этот Витолан был очень скрытен. Кстати, здесь его так не звали. А просто – Виталик, Виталенька. Жалели. Ибо однажды женщины заметили, что всегда аккуратно одетый и наглаженный Ганкин стал приходить в театр помятым, в несвежих рубашках. Поинтересовались, почему. Вот тогда он и объявил, что исчезла жена. Добавил, что, вероятно, сбежала, потому как моложе него почти вдвое и чего, мол, ей жить со стариком. Кто-то спросил, заявил ли он об исчезновении женщины в милицию. Он не ответил, а лишь расплакался. Жалеть стали еще больше.
Кофе исследовали, ничего ядовитого и просто постороннего в нем не обнаружили.
Для всех осталось загадкой – почему именно тогда в театральном предбаннике у него случился инфаркт. Вообще-то глупо задавать такие вопросы, тем более, если дело касается пожилого человека. Но почему-то задавали. Главным образом из-за моего необъяснимого поведения. Анна выкручивалась как могла – дескать, посетительницу, пришедшую к ней с пьесой, то есть меня, буквально выбил из колеи запах старых костюмов, надетых на артистов, у нее, мол, от этого случилась аллергия и она вынуждена была убежать, так и не отдав свое творение, то есть пьесу. Потому и фамилии моей Анна не знает – откуда? Телефон? Да как-то не сохранился. О, эта драматургиня звонила по рабочему телефону, договариваясь о встрече. Кстати, дежурные подтвердили, что у меня якобы не было мобильника и я попросила соединить меня с Анной по внутренней связи. Так что тучи надо мной пока еще не сгустились.
Я же, много лет занимающаяся разгадыванием человеческих тайн, из всех вопросов выделила один, который показался мне главным – почему он меня испугался? Узнавание и испуг произошли у него как бы в один миг. Вина за прошлые гадости не очень вписывалась в настоящее. Ведь не раскаяние было в его глазах, а именно испуг. Мне даже стало казаться, что сначала был испуг, а уж потом – узнавание. Может быть, нас связывает что-то такое, чего я не знаю?
Мой ноутбук услужливо предоставил все сведения об этом актере – где работал, какие роли сыграл. Все обычно, нудно, буднично. В перечисленных городах я никогда не была – естественно, за исключением того, где работала в молодости. И в этом театре он, оказывается, не так давно. Интересно, жену свою он привез сюда или нашел ее уже здесь? И кто она по профессии. И где он жил. И на что. Актерская зарплата – это слезы. И какая у него была квартира. И чья – жены, либо он получил ее сам, от театра.
Я поняла, что начала собственное расследование. И осознала, что провести мне его одной не под силу. Надо вызывать Зою Алексеевну, эту милую, тихую женщину, никак не похожую на частного детектива. Внешность классической домохозяйки, доброй, улыбчивой, которая должна прекрасно вязать, вышивать и печь пироги. Никто и заподозрить не может, сколько на ее счету раскрытых преступлений. Ее талант в полной мере оценила моя подруга Валентина Орлова, которой я, повторюсь, посвятила не одну свою повесть. Итак, Зоя Алексеевна. Когда-то моя Валентина пригласила ее работать в свое агентство, и Зоя Алексеевна согласилась. А позже, по прошествии времени создала свое дело. И вот сейчас я готовлюсь оторвать ее, возможно, от очень важной работы. Но я все-таки ей позвоню, и…
В мобильнике высветился знакомый номер. Зоя Алексеевна! Вот и думай, случайность это или незримая связь, существующая во Вселенной. Во Вселенных – ученые сейчас утверждают, что их не менее десяти.
- Наташенька, а я завтра буду недалеко от вас и мы сможем увидеться. И вы, я очень надеюсь, присоединитесь ко мне. Тут, видите ли, какое дело… В театре погиб один артист. От инфаркта. Виталий Ганкин.
- И что? – наконец произнесла похолодевшая я.
- Но, возможно, этот инфаркт был спровоцирован.
- И что? – повторила я.
- Но… я вас не понимаю. Ведь это артист, родственная вам душа! Я надеялась, что вы подъедете в театр и мы вместе…
- Нет!
- Наташенька, что случилось?
- Случилось.
- Господи!
- Не по телефону. Как только узнаете про своего артиста, приезжайте ко мне. Электрички ходят каждый час. И кстати – почему вы занялись этим делом?
- Как? Я вас не понимаю, Наташенька. Повторяю – погиб Виталий Ганкин. Ган-кин!
- Ну и что? Ганкин, Вагранкин, Дранкин – какая разница?
В трубке воцарилось молчание. А потом я услышала обидную фразу, сказанную полушепотом:
- Я думала, вы более внимательны. Хотя бы в отношении меня. Да, Валентина была права…
- Почему вы сейчас говорите о Валентине?
- Да потому что она не раз говорила о вашей невнимательности. Поверьте, я нисколько не обижена. Но…
- Не обижены? А на что вы могли обидеться, Зоя Алексеевна? Чем я вам не угодила?
- А я вот и не скажу! В наказание. В назидание. Не скажу, и все! Зато брошу несколько ключевых фраз, а вы подумайте. И когда мы встретимся, а это произойдет очень скоро, чтобы ответ у вас был готов! Понятно?
- Понятно. Бросайте свою ключевую фразу, чего уж…
- Ловите! Это стих.
Ах, замуж выходя, мы много оставляем
В той жизни девичьей, что снится нам порой.
Мы счастливы. И всем того желаем.
Потери есть. Но рядом – наш герой.
- Хм… Дело в потерях?
- Возможно. Думайте.
- А если я не…
- Что ж… Обратитесь к Валентине, она сразу поймет, в чем дело.
Мне не очень понравился ее тон и я прервала разговор, еще раз заявив, что буду ее ждать. И с тяжелым сердцем занялась своими будничными деревенскими делами, пытаясь все же представить, что мы оставляем, выходя замуж. Свободу. Родителей, хотя и не всегда. Возможно, родной город. Профессию. Теряем порой и собственное я. Но дело тут явно не в этом. Измученная такой головоломкой, я все же позвонила Валентине и объявила ей о своей беспомощности. Она попросила меня пересказать весь разговор и несколько раз перечитать этот дурацкий, примитивный стих.
- Значит, абракадабра появилась после того, как ты спросила Зою, почему она занялась этим делом?
- Ну да, Валя.
- А почему ты ее об этом спросила?
- Мне показалось странным, что она поедет за сотни километров расследовать смерть старого артиста.
- Вероятно, тебе пришло в голову, что их может связывать прошлое?
- Ой, Валя, я не знаю. Я спросила, а она обиделась, что я ее об этом спрашиваю. Она на сам вопрос мой обиделась. Почему?
- Видимо, ты должна была это знать сама. А не спрашивать.
- Она еще подчеркнула как-то зло – погиб, мол, Виталий Ганкин. Врастяжку так, по слогам произнесла – Ган-кин!
- О, господи! Так бы сразу и сказала. Все ясно.
- Да что ясно-то?
- Она Ганкина! Зоя-то наша Алексеевна. Ее девичья фамилия – Ганкина.
Обухом по голове! Конечно же, когда-то я об этом знала, да вот не удержалось в памяти.
- Странно, Валя. Если она сестра, то как объяснить, что в такой трагический день она мне то мораль читает, то стихами балуется. Когда у человека горе, ему не до этого.
- Да, что-то тут не так. Может, не брат? Другие родственные связи? К тому же не все родственники нас радуют. Так ведь?
- Так. Скоро она ко мне приедет. Вот все и узнаю.
- Ох, как мне хочется к вам вырваться! А у моего Платона наметились отгулы. И он вполне может остаться с Макариком, который стал уже довольно самостоятельным мальчиком.
- Так приезжай!
- Завтра утром.
- Зоина электричка и твоя приходят на нашу станцию одновременно с разных сторон. Она на первом пути, ты – на втором. Я вас буду ждать возле такси, напротив вокзала.
- Одно плохо – в моем распоряжении будет всего день. В лучшем случае – два.
- Да ты просто подышишь у меня деревенским воздухом, походишь на лыжах. Тем более, что, уверена - никакого расследования там не требуется, артист был старый человек и умер от инфаркта. А Зоя стала какая-то обидчивая. Не понимаю…
- Возраст. К тому же с последним замужеством у нее не получилось. А надежды были.
- Ладно. Буду готовиться к встрече. С чем печь пирог?
- Пироги. С семгой, палтусом. И с капустой.
- У меня только лещи. До магазина уже не добраться. Поздно.
- Пирогов с лещами я еще не пробовала…
Да, дела… Завтра эти две дамы мигом меня раскусят. Надо постараться, чтобы это произошло не сразу. Я пристроила волчью шубу в шкаф, который украшал кладовку с продуктами. Решила, что это надежное укрытие – моим гостям делать здесь совершенно нечего. Папку с пьесой я отправила туда же, к шарфам и перчаткам. На всякий случай свое драматическое творение я даже убрала из компьютера, перекинув на флэшку, чтобы мой труд не пропал даром. И поставила тесто. И обратила свой взор на происшествие в театре. Нет, не в кофе тут дело. И не в старых костюмах, политых химией. Вот почему я чувствую себя виноватой? Когда-то он меня унизил, оскорбил, а через много лет я вновь переживаю из-за этого человека… Переживаю и боюсь. Давно я не была в таком состоянии - полного сумбура и страха. Откуда все это? И я мигом ответила – дело во мне. Во мне самой. И чего это я сижу и жду, как покорная овечка, разрешения трагической ситуации? Руки, видите ли, опустила. Почувствовала полную безысходность. Но выход есть всегда. Надо его найти. А значит – искать. Так чего же я сижу этакой аморфной куклой? Прямо наглядный лежачий камень.
Мое более осторожное второе я спросило – а что же, собственно, делать? А первое, решительное, тут же ответило, что надо немедленно бросать все мои домашние дела, незаконченный роман, и мчаться… Куда? Ну конечно, в тот проклятущий город, который я старалась никогда даже не упоминать. Разумеется, меня там никто не ждет. Никто мне не обрадуется. Разве что Людмила, которая единственная рвалась меня тогда проводить на вокзал.
Я уже не сидела и не ходила, а, затолкав тесто в морозилку, бегала по комнатам и собирала свои вещи. Ночью уходит поезд на Москву, оттуда – еще несколько часов, и я ступлю на землю, которая была ко мне так неприветлива. Дорожная сумка у меня, лягушки-путешественницы, всегда была наготове. Я позвонила мужу и сообщила о своем решении. Он был очень удивлен, но я не стала посвящать его в подробности, а сказала, что еду на место действия своего будущего романа. При этом я была уверена – именно так и произойдет. Муж привык к моим путешествиям и давно перестал за меня тревожиться. Как и я за него, хотя гастроли театра, в котором он работает уже много лет, проходили порой в очень проблемных городах и неспокойной обстановке. Но мы, думая друг о друге, научились говорить – все будет хорошо. И больше ничего, никаких сомнений и предположений. И пока это здорово работало на нашу дружную семью.
Трудный разговор с подругами я оставила напоследок, уже перед выходом из дома.
- Зоя Алексеевна…
- Не подлизывайтесь, Наташенька.
- Вы оставили свою девичью фамилию…
- Молодец!
- Это Валентина молодец. Но прежде чем сказать, почему вам не придется завтра ко мне ехать…
- Вероятно, потому, что вы сами примчитесь ко мне. Прямо в театр.
- И не подумаю! Я еду… в дальние края. На место действия моей будущей повести. Так сложились обстоятельства. Меня там ждут.
- Но это неправильно! Это несправедливо! Пусть тот, кто вас ждет, немного потерпит.
- Это невозможно. Если я задержусь, то меня там уже некому будет ждать. Человек уедет.
- И все-таки я не понимаю! В такой момент, когда вы очень нужны здесь, куда-то вдруг умчаться. И если за этим что-нибудь кроется, Наташенька…
- То – что? Уж не угрозу ли я слышу? Кстати, кем вам приходится артист, умерший от инфаркта?
- Виталий Ганкин, пока неизвестно отчего нас так спешно покинувший, я это подчеркиваю…
- Но вы сами сказали мне – от инфаркта.
- Инфаркт – состояние, которое может быть кем-то или чем-то спровоцировано. Так вот, Виталий Ганкин – мой брат. Двоюродный. Наши отцы – родные братья. Были. Я плохо знала Виталю, честно скажу. Мы редко встречались. Крайне редко. А когда встречались, между нами не наблюдалось особых родственных чувств. И территориально мы были далеки друг от друга, и духовно. Но он знал, чем я занимаюсь, и не так давно мне позвонил. Про жену рассказал. Про то, что она ушла от него. И – никаких вестей. Он не знал, в чем дело. И когда с ним сегодня это произошло… Я, конечно, не утверждаю, что тут есть какая-то связь, но меня все это очень взволновало. И я рассчитывала на вашу помощь.
- Возможно, я еще успею вам помочь. Думаю, что вернусь быстро.
- Это хорошо.
Чтобы утешить Зою Алексеевну, я рассказала ей о своем разговоре с Валентиной. И тут же позвонила своей замечательной подруге.
- Валя, даю отбой. Сейчас уезжаю на московском поезде.
- А чего это ты так заспешила?
- Некогда объяснять. Потом. Надо еще билет успеть ухватить.
- За хвост. Спасительный. От чего бежим? От кого?
- Нет. К чему и к кому. Все хорошо. А ты свяжись с Зоей. Она ждет. Думаю, что я к вам позже присоединюсь и сумею принести пользу. Ты в меня веришь?
- Ну конечно.
- Вот и верь. Что бы тебе ни пришло в голову. И Зое это же внуши. Пока! Мне еще надо успеть позвонить хорошему человеку, чтобы меня встретил. Встретила.
- Ничего непонятно, но – удачи! А с Зоей сейчас свяжусь. Так соскучилась по своему делу, просто нет сил! Видела бы ты меня сейчас. Глаза горят.
- Душа пылает. И сердце рвется в бой!
- Ну, примерно так.
- Удачи!
Все. А теперь на несколько минут надо уйти в прошлое. Настроиться на тот самый город. Театр. На Людмилу, жившую тогда чуть ли не под сценой, в полуподвальном помещении, и угощавшую меня оладьями на каком-то непонятном жире. Вот сколько лет живу, а таких замечательных оладий мне не удалось испечь ни разу.
Интернет выдал мне телефоны театра. Решила позвонить на проходную, в дирекции, верно, уже никого нет – поздно. Ответила девушка. Я стала уговаривать ее дать мне Людмилин телефон, объявив себя ее давней подругой и так далее, но она тут же меня прервала и сказала, что как раз кончилась репетиция и Людмила находится рядом, на выходе. Вот это удача!
- Людмилочка… Милочка… Моя дорогая щемилочка…
Именно так я называла ее тогда. И сразу появился экспромт.
- Людмила. Мила. Защемила
Своей Евстолией ты душу.
И я сейчас немного трушу –
А вдруг меня ты позабыла?
Тогда она играла Евстолию в пьесе «Чти отца своего».
- Не позабыла. Хотя столько лет…
- Завтра я буду в вашем городе.
- Хорошо. Будь.
Вот и все. Ни вопросов – зачем да почему, ни приглашения. Но я решила не отступать.
- И мне бы очень хотелось с тобой… с вами увидеться.
- С вами – это ты имеешь в виду меня и мужа моего? Но я его недавно похоронила. Совсем недавно.
И мне показалось, что она всхлипнула.
- Людочка, я все поняла. Может быть, ты меня встретишь? И сейчас дашь мне свой мобильный телефон? Номер.
- Конечно, встречу. У нас два поезда из Москвы. Днем и ближе к вечеру. Ты на каком?
- Не знаю. Билетов еще не брала. Только вот из дома выхожу. В своей деревне.
- Ты что, живешь в деревне? А как же сцена?
- А со сценой я распрощалась еще тогда.
- Понятно. Звони.
И она продиктовала мне свой номер.
Такси медленно катилось по деревенской плохо расчищенной от снега улице, выехало на шоссе и помчало меня на вокзал, а оттуда – в полную неизвестность. Все правильно – именно там скрываются самые загадочные события и хранятся неведомые тайны…
