Когда-то мне было плохо. Так начинаются 99% историй. Ведь никто не бежит за моря-океаны и не совершает подвигов из своего «хорошо». И зачем куда-то бежать, если у тебя есть крыша над головой, тебя любят и никто не умер? Мне хотелось в единственное путешествие – откуда-нибудь с крыши. И да, у меня умерла мама.
Я никогда не пил, не ел и не впихивал в свой организм какую-то дурманящую дрянь. И да, я не подросток, чтобы «протестовать» и «депрессовать». И еще слишком молод для кризиса среднего возраста. Просто умерла мама – и ее не вернешь.
Влюбиться я тоже не хотел. Конечно, у меня бывали девушки, и я не маменькин сынок. Я давно жил отдельно и неплохо зарабатывал. Просто жизнь разделилась на две половины – «до» и «после», а больше мне ничего не хотелось, да и сейчас не хочется.
Я встретил его на улице, он попросил сигарету. Молодой парень невнятной внешности, длинноволосый и похожий на хиппи – таких сейчас пруд пруди. Я хотел было отделаться от разговора, но он не отставал и чего-то спрашивал, меся вместе со мной кроссовками слякотную снежно-водяную кашу, уворачиваясь от проезжающих мимо машин, которые не собирались снижать скорость и так и норовили окатить грязью с головы до ног. Мне казалось, мы дойдем до развилки – и разойдемся навсегда. Не может же он знать, куда я спешу и зачем мне это надо. В конце концов, куда-то надо и ему! Но он все спрашивал и спрашивал, говорил и говорил. Я отвечал что-то вежливое и невнятное, думая о маме.
- Меня зовут Дэн, - сказал он.
- Это из тусовки или никнейм? – спросил я. – Денис, Даниил или как там будет правильно?
- Просто Дэн, - ответил он снова. – Я не русский, у меня всего намешано. Не требуй паспорта, пожалуйста – потом ты поймешь все и сам. Дело в том, что у меня отпуск, мне нечем заняться и я хотел бы тебя покатать. Просто покатать по миру.
- Простите, но Вы – аферист! – сказал я. – Такие вещи не предлагают прохожим. До свидания.
И ускорил шаг, а он не стал меня догонять.
На следующий день я встретил его в метро. Отвел глаза и сделал вид, что не узнал. А через неделю он уже звонил в мою дверь: оказывается, я затопил квартиру снизу. Которую он и снимал. Эту чертову трубу прорвало, когда я спал, и мы прыгали с инструментами по колено в воде, пытаясь перекрыть стояк, потом вызывали сантехника, потом бегали с тряпками и тазами, и мне пришлось угостить его кофе, потому что вывозились и устали мы оба. Но на этом было пора прощаться.
- Я повезу тебя по миру, даже если ты этого не хочешь. Даже если ты убьешь меня, - сказал Дэн. – Есть вещи, от которых не уйти. Ты можешь послать меня подальше, но побежишь искать, воя от боли по-волчьи, сквозь города и время. Пока бегаешь и ищешь – постареешь. Может, мы пропустим этот дерьмовый шаг и отправимся прямо сейчас?
- Я никуда не поеду. У меня работа, и нет денег ни на какие приключения. Отстаньте, допивайте свой кофе и уходите – твердо сказал я.
- Мне не нужны твои деньги, - ответил он. – Ты принесешь мне три вещи: смелось, радость и любовь. И принесешь оттуда, куда мы отправимся.
- И куда это, интересно, мы отправимся в пандемию? – спросил я. – Без загранпаспорта, куара, да еще и посреди зимы? Ну уж нет!
- Чтобы встречать рассвет в горах, человеку не нужно загранпаспорта и теплого лета. Мы поедем, куда я скажу.
- Ты что, экстремал? Йог, кришнаит, веган? А может, какой-нибудь извращенец? Прости, но я не играю в такие игры, - отрезал я.
Не помню, что он болтал и мне впаривал, но мы – поехали. В Москву, Тулу, Воронеж, Сочи, и просто по лесам и каким-то диким деревенькам с полуразвалившейся платформой для электричек. Мы ели и спали, иногда на гостиничных шелковых простынях, а иногда в палатке. Что-то фотографировали, где-то гуляли и даже покупали сувенирные магнитики. Дэн оказался вовсе не йогом и веганом, был вполне охоч до хорошего вина, музыки и флирта с девушками, впивался белоснежными зубами в сочный шашлык, болтал с дальнобойщиками, задумчиво потягивал пиво в придорожных мотелях. В нем не было ничего сверхъестественного. А деньги на кредитке не заканчивались никогда, он их даже не считал.
- Вах, смотри, какой хороший! – прогнусавил какой-то кавказец, и на плечо мне опустилось что-то тяжелое. Я обернулся.
На меня посадили птицу: когда-то величественную, но теперь у нее был явно больной вид.
- 400 рублей кадр, на твой телефон! – продолжал гнусавить противный тип.
И тут меня прорвало.
Вся боль, все накопившиеся за последний год беды, вся ненависть выплеснулась наружу, и в глазах побелело. Да, именно побелело, а не почернело – словно гигантское, раскаленное солнце стало размером со все небо. Я не помню, как и куда бил. Как на крик прибежали молодчики, и моей ярости хватило уложить и их. Как я молотил кулаками и ногами, какой-то частью оставшегося разума понимая: мне не жить. И местная мафия, и купленная ею же милиция не потерпят такого беспредела. Я бил и бил, пока мог бить. Очнулся я лишь сидящим на земле. Губа распухла и кровоточила, был вывихнут один палец и ужасно болело все тело. А на плече опять сидела хищная птица – облезлая, исхудавшая, но с глазами цвета расплавленного янтаря.
И тут вернулся Дэн, несущий два кофе в бумажных стаканчиках. Он протянул мне руку, ничего не спрашивая. Лишь сказал:
- Ты ж моя девочка. Ну ничего, ничего. Ты будешь охотиться и нормально питаться. Ты окрепнешь сама, ты не больна, с тобой просто плохо обращались… Ты ж моя маленькая…
- Девочка? – ошалело спросил я. – И прекрати, наконец, сюсюкать! Где, черт побери, ты был пять минут назад? Ты видишь, один валяется, остальные убежали, нам пора сматывать!
- Не торопись, мы успеваем. Давай назовем ее Смелость? Неплохое имя для сокола…
И мы пошли. Степенно прихлебывая кофе. Никого и ничего не таясь. Посадили Смелость в спортивную сумку и двинулись в сторону электрички.
Уже через час я валялся на спальнике и курил, глядя в белобрысое, мятно-холодное мартовское небо, еще не раскаленное от южной жары.
- Не рыпайся, - сказал Дэн. – Мазь должна впитаться, иначе загадишь мне все. Штаны зашьешь сам, у меня есть дело поважнее. – Он пилил перочинным ножиком кожаные путы на лапах сокола.
- Но почему ты не помог? - я был все еще зол.
- Потому, что это твоя история. Если бы она была наша общая – то конечно, был бы рядом. Ты должен был принести Смелость – ты ее принес. Теперь ты должен принести мне радость.
- Радость – это что, еще одна зверюшка? – съязвил я.
- Нет. Смелость это смелость, а радость – это радость. Я не даю одинаковых заданий. Смелость ты обрел. Просто найди радость в мире, и принеси ее мне.
Дэн закончил возиться с птицей, и она, встрепенувшись, пестрой тенью исчезла в лесу. Но уже на следующий день, когда мы решили отдохнуть в Сочи, она сидела на балконных перилах маленькой гостиницы, стоило нам лишь выйти покурить после незамысловатого, но сытного столовского завтрака. Смелость хорошела как-то неестественно быстро: ее бока округлились, а облезлые перья, под которыми просвечивала розовая кожа, отрастали буквально на глазах. Увидев меня, маленький сокол вскарабкался на плечо моей кожаной куртки и блаженно прижался к шее.
- У тебя там навигатор, что ли? Ты зачем за нами шляешься? – спросил я в шутку. – Извини, дорогуша, но в Питер ты не поедешь. Я не хочу превращать квартиру в вольер, кормить тебя лабораторными мышами и целыми днями выгребать птичье дерьмо.
- Это твоя смелость, так что привыкай, - ответил Дэн. – Скорей всего, она сама будет прилетать и улетать, когда захочет. Думаю, вы договоритесь.
- Вообще-то я принес ее тебе, ты и забирай! – сказал я. – Мы так не договаривались.
Птица скосила голову и… Конечно, соколы не умеют строить рожи, но такого насмешливого взгляда я еще не видел.
А про радость мы больше не говорили. Я ломал голову, как бы решить этот чертов ребус, но подраться или вляпаться в еще что-то экстремальное мне больше не довелось.
Мы перешли границу и попали в Абхазию. И по поводу радости: она надолго ушла из этих мест. Со времен войны прошли десятилетия, но тут и там стояли разбомбленные дома, а на крыше какого-то вокзала вырос лес из молоденьких березок. Тут и там висели обрывки каких-то советских плакатов, слепыми бойницами глазели в небо выбитые окна. Люди жили, и даже – жили неплохо. Когда нет курортного сезона, все города словно обнажаются: сувенирные лавки и кафе давно демонтированы, и без них спокойно можно разглядеть улицы и дома. Красивым здесь было лишь море.
В одну из ночей Дэн заявился ко мне в номер и сел на кровать. Я проснулся в липком, холодном поту: мне опять снилась мама и кажется, я снова плакал.
Колыхалась штора, шумел ветер, и лицо моего друга вдруг сделалось зловещим и уродливым.
- Отдай мне свое детство! – зашипел он. – Просто отдай!
Мне хотелось закричать, открыть рот или хотя бы пошевелиться. «Как я тебе его отдам, интересно?» - хотелось сказать, но губы не слушались. Все ясно, подумал я. Сумасшедший гипнотизер, экстрасенсишка-сектант, сбежавший из дурдома псих… Он что-то со мной сделает – и ему ничего не будет!
И тут на меня нахлынули воспоминания. Лето мы проводили у бабушки. У меня был кореш, Колька Кузьмин. Мы строили шалаши в овраге, бились на деревянных мечах и лазили по огородам, воруя соседские яблоки. Ласковые бабушкины руки никогда не покоились на коленях: они вечно месили тесто для пирожков, собирали ароматную малину в берестяной туесок, стирали белье заскорузлыми пальцами. Немилосердно шпарило солнце и гудели оводы, но нас с Колькой иногда отпускали на речку.
- Не отдам! – заорал я из последних сил, и сел на кровати. Подскочил, нашарил выключатель и зажмурился от яркого света. На моей постели по-прежнему сидел чудаковатый хиппи – совершенно спокойный и вовсе не оскаленный. Волосы собраны в хвост, маленькая бородка, голубые джинсы и невероятных размеров огромный свитер в каких-то цветных полосках.
- Ты принес мне радость, - сказал он.
- Убирайся! И не смей меня больше так пугать! – закричал я.
- Ты принес мне радость, потому что меня обрадовал. Когда человек не хочет расставаться со своим детством, у него не все потеряно.
Я сердился несколько дней. Названивал каким-то знакомым, чтобы они выслали денег на обратный билет. Мне не хотелось больше тянуть эту бодягу и путешествовать по сомнительным местечкам. Но знакомые не брали трубку или обещали перезвонить попозже. Странно, но я не чувствовал ярости. Я бродил по улочкам приморского городка, совершенно не заботясь, где шляется этот ненормальный. Несколько раз видел Смелость и даже радовался, когда птичий силуэт показывался в окне. Соколиха садилась мне на руку и жмурилась, как настоящая кошка. Я нежно гладил пестрые перышки, она срывалась бесшумной летучей тенью и опять исчезала в небе. С Дэном мы больше не виделись: ни в гостинице, ни на улице, ни в магазине. Каким-то образом у меня до сих пор не кончились сигареты, а за еду и койку было заплачено на неделю вперед.
Я сидел на пляже и бросал камушки в воду, когда он подошел ко мне со спины. Накануне я немного подгулял: меня зазвали в свой номер командировочные из Сургута. Они пели армейские песни, обсуждали «баб» и рассказывали несмешные анекдоты, но коньяк был хорош. И его было, пожалуй, даже слишком много, и теперь я маялся жуткой головной болью.
Он не здоровался, не извинялся, просто протянул мне свою банковскую карту и сказал:
- Пин-код 5864. Тебе хватит не только на дорогу до Питера, но и пожить на первое время. Ты не мог бы дать мне сигарету?
Я дал. Мы покурили молча, глядя на гребни бегущих валов, но – не друг на друга. Затем Дэн встал и вошел в море – не снимая кроссовок, вот ведь чудак.
А когда я спохватился, он уже шагал по волнам – все дальше и дальше, пока не превратился в крохотную точку и не исчез из вида. Я кричал и сорвал голос до хрипа, умоляя его вернуться, но из-за ветра слова были не слышны.
ЭПИЛОГ
Я принес Ему любовь. Всю любовь своего сердца, на всю оставшуюся жизнь. Когда я понял, кем был Дэн, понял и каким я был идиотом. И как протупил и не попросил воскресить маму. Но даже это меня почему-то не опечалило, я словно впал в какой-то ступор.
Выйдя из самолета, я сел на маршрутку, потом на метро и доехал до дома. Моя мама умерла от ковида больше года назад. К ней не пускали, но у нее было все самое лучшее – и врачи, и уход, и аппаратура. Я приплачивал кому только мог, но ее не спасли.
Я не заходил в ее комнату уже несколько месяцев. И вообще неохотно заходил: мне не хотелось даже пошевелить ее халат на спинке стула, ведь когда-то его повесили туда мамины руки. Но теперь я открыл балкон и принялся пылесосить. Я решил снова учиться жить. Конечно, «долго и счастливо» больше не получится, но надо доскрипеть мой век хоть как-то.
И тут зазвонил телефон: это был мой босс. Ну как босс? Знакомый компьютерщик, иногда подкидывающий мне работенку.
- Ты вернулся, Саша? – спросил он. – Мне ужасно стыдно, я все понимаю, но тут такое дело… Моему знакомому нужен тестировщик и наладчик в Вологду. Но – не насовсем. Он открывает филиалы в разных городах, и ему требуется человек, которого ничего «не держит», понимаешь? Ну жены там всякие, дети, собаки-кошки. Чтобы взял – и поехал туда, а потом поехал сюда, и так – пока только сможешь. Платят достойно, но у меня Машенька, сам понимаешь…
Я понимал и согласился, даже не обсуждая деталей. И тут услышал стук в оконное стекло. Обернувшись, я увидел птичьи глаза цвета расплавленного янтаря.
(С) Анна Курц, 14.02.22