Специально для «Лилит» разговор с ней ведёт Марина Бойкова, Москва.
(Начало ЗДЕСЬ).
Ваш десятилетний сын Никита – Тараторкин?
Нет, он Ратников.
Вы единственная продолжательница династии?
Нет. Правда, мой брат Филипп – не актер, он историк, декан факультета и директор архива в РГГУ. Очень им горжусь! У него двое сыновей. Старший Федор – будущий ученый муж, умный-умный! Учится в Сеченовском университете на факультете биоинженерии и биоинформатики. А вот второй мой племянник, Михаил, пошел в актеры. Он учится у Льва Додина. Уехал в Петербург, в родной и любимый город своего деда. Домашний мальчик будет жить в общежитии – но счастлив бесконечно.
Брат старше вас на восемь с половиной лет – обычно дети с такой разницей в возрасте не особенно дружат…
Это не про нас! Детство у нас с Филиппом было потрясающее. Я отличалась очень задиристым нравом, но брат, надо отдать ему должное, ни разу всерьез не дал мне сдачи. Помню, он лежал на кровати на животе, я прыгнула ему на спину, схватила за волосы и резко потянула на себя. Вырываясь, Филипп кинул в меня тапком, а попал в мой горшок, у которого отбил ручку. Я злорадно сказала:
«Ха! Ты думаешь, ты мне сделал плохо? Ты родителям сделал плохо!» (Смеется)
Такая я была нехорошая девчонка. Но вообще у нас были и остаются очень теплые отношения.
С Филиппом, как и с папой, невозможно поссориться. Брат серьезно поучаствовал в моем развитии и образовании. Сохранилась запись, на которой я, четырехлетка, еще не выговаривая нескольких букв, читаю стихотворение Ломоносова про каких-то там «платонов» и «невтонов». Готовил меня к этому выступлению и делал запись – брат. Он вообще много записывал на магнитофон, как я пою песни, как читаю стихи… Мы с Филиппом издавали журнал «БараБулька». «Бара» был он, а «Булька» – я, или наоборот, точно уже не помню. Мы фотографировали, сами проявляли и печатали снимки, писали забавные случаи из жизни нашей семьи, рисовали – и получалось что-то вроде стенгазеты. Брат был ее главным редактором, а я – его заместителем. А еще Филипп водил меня в школу, когда папа не мог.
Отец водил вас в школу – находил на это время?
И встречал тоже! Когда мы с Филиппом готовили вечера памяти папы, экспозиции в разных музеях, проходили по датам всю папину жизнь, то просто поражались: когда он успевал с нами общаться? У нас никогда не было ощущения, что мы лишены папиного внимания – наоборот, нам казалось, что он всегда был с нами. Папа отводил меня в школу и встречал после уроков. И ни разу не опоздал! Более того, если нас вдруг отпускали на 10–15 минут раньше, папа был единственным из родителей, кто приходил заранее и ждал.
Он был безупречен во всем: в общении, в поступках, в работе, безупречен даже в своем повседневном стиле одежды! Мама часто говорила:
«Юра, мне даже противно, что ты такой идеальный! Нельзя быть таким идеальным!» (Смеется).
Близкие звали папу Юрой… При этом он этой идеальностью не кичился. Более того, для него это не было идеальностью. Папа имел к себе такие гамбургские счета по многим пунктам, он так жестко к себе относился, никакого спуску себе не давал, никаких поблажек ни в чем. Если он что-то делал, то делал идеально. Если стриг кусты в саду – это был Версаль! Конечно, папа не мог быть постоянно с детьми, но то время, которое он с нами проводил, оказывалось настолько насыщенным, настолько по-настоящему отданным нам, что у нас с братом абсолютно не было ощущения какой-то брошенности.
Вы сказали, что любимый город Георгия Георгиевича – Ленинград, Петербург. И все-таки ради работы он переехал в Москву…
Мне даже страшно представить, насколько тяжелым и трудным был для него этот переезд. В каком-то телевизионном интервью папа говорил, что если бы у него было хоть немножко свободного времени, то он, несомненно, использовал бы его на выяснение отношений с городом. С Москвой. Настолько он был не московский. Им и остался… Когда я приезжаю в Питер, – наверное, это что-то на уровне генов, – у меня появляется ощущение, что я из какой-то ссылки вернулась домой. Я себя там чувствую… до конца собой, там мне невероятно комфортно!
Несколько лет назад я снималась в Петербурге. А папа туда приехал, кажется, по делам фестиваля «Золотая маска», президентом которого он был. И его увидел актер Юра Колокольников, вместе с которым я снималась. И Юра мне рассказывал:
«Ань, представляешь, еду я со смены по Троицкому мосту – и вижу: по нему в черном плаще идет Тараторкин. И это такая гармония человека и города! Так это было круто, так красиво!»
Помните свой последний разговор с отцом?
Знаете, с папой замечательно было всегда… молчать. И в последние его дни это молчание было содержательнее и глубже любых многочасовых разговоров. Я запомнила, как в каком-то интервью замечательно о папе сказала Чулпан Хаматова:
«Рядом с Тараторкиным чувствуешь, что все будет хорошо».
И вот это ощущение оставалось до самых последних мгновений, и оно, безусловно, рождалось от его присутствия. Вообще рядом с папой становилось все ясным, понятным и простым. Я начинала задавать вопрос – и мне тут же приходил в голову ответ! Или одним коротким словом папа умел меня натолкнуть на собственные размышления, вывести на правильное решение. Вот уже четыре года папы нет с нами, и я до сих пор не могу это принять, с этим смириться. Но одновременно меня не покидает ощущение, что он… никуда не ушел, он со мной.
Понравилось? Подпишись на наш канал! Предыдущая часть ЗДЕСЬ
(с) "Лилит" * Источник фото: kino-teatr.ru
