Он поднялся с колен, и тут же стоявшая невдалеке собака побежала и стала рядом с матерью, а с другой стороны подтянулся Лёша, он отошёл от таза с нарезанными яблоками, из которого таскал ломтики яблок, и тоже стал рядом.
– Вот это охрана, – засмеялся Роман.
– Зря смеешься, ты теперь и шага не сделаешь на улицу пока я не разрешу, – ответила мать и добавила, – Тео, свой.
И пес, потеряв к Роману всякий интерес, пошёл в сторону будки.
– Он у нас только зимой в доме, а всё лето во дворе, ему здесь больше нравится. Хорошо хоть Алешка поумнел, а то ведь все лето в прошлом году так и сидел у него в будке. Роман с благодарностью глянул в след Тео и потрепал Алёшку по выгоревшим на солнце рыжим вихрам, они разрядили то напряжение, что он испытывал целый день.
– Бери таз да пойдём в дом, я варенье поставлю варить, и тебя накормлю, – проговорила мать и добавила, – а я уже думала, что так и умру, не дождавшись тебя, где ты был все эти годы, рассказывай.
– На Севере, в небольшом городке. Работал по специальности, сначала просто электриком, затем, закончив университет, старшим энергетиком. Там успокоился, поумнел, но не до конца, – усмехнулся он, – сошёлся с женщиной. Но так и не смог на ней жениться. Жили гражданским браком, я не хотел законного, а она не настаивала, Детей она иметь не могла, да и я не особенно хотел. А восемь месяцев назад она скоропостижно умерла. И тогда со мной произошло что-то невероятное. Я, лежа в постели по ночам, вспоминал всю свою жизнь, чуть ли не каждый день. И находил в ней только отрицательное. Я перестал общаться с людьми, перестал улыбаться, мне помогли её родственники, которым сообщили, что она умерла, и у неё осталось квартира. И, когда меня оттуда выставили, я решил, что пора возвращаться домой, к семье.
– И правильно решил, – поощрительно сказала мать.
– Знал, что нет мне прощения, но по-другому уже не мог. Мне нужно покаяться перед вами, что я сегодня и сделаю, когда появится Маша.
– О, у нас к вечеру народу соберется очень много: она её муж Слава, дочь Светлана, её муж Виктор. Для покаяния слишком большая аудитория. лучше мы только с Машей тебя выслушаем, но завтра утром, когда все ещё спать будут. А пока вот тебе ковшик, иди-ка Теодору в миску суп с мясом налей, пусть привыкает, да Лёшу с собой возьми, на всякий случай .
Вернувшись, на кухню Роман сказал:
– Я почти месяц в райцентре прожил, не стал вас беспокоить, хотел сначала на работу устроиться, но, увы, так и не получилось. А теперь мне нужно быстрее квартиру купить, чтобы вас не стеснять. А потом, возможно, вернуться и на Север, если работу не найду, но уже вахтой, у нас многие так работают. Мама, а сейчас говори, чем тебе помочь.
–Ты мне на кухне занавеску бы снял с окна, я ее стирать планировала, а к вечеру она уже высохла бы, мы бы ее и повесили назад. А часа через три можешь с Лёшей начать поливать грядки, он тебе покажет с чего начать и чем заканчивать, он у нас по поливу главный. А до полива сходите втроём на прогулку, нам некогда, а Тео любит на просторе побегать.
–Так он может от меня убежать.
– Нет, он от Лёши никуда не отойдет, он же нянька.
Закончив с занавеской, Роман позвал Лёшу и Тео и они пошли на прогулку. На улице не было ни души, он медленно шел, а малыш с собакой то убегали далеко вперёд, то возвращались опять к нему. Они и привели его на окраину села. Стоя на взгорке, Роман смотрел на темнеющий вдалеке лес, на знакомый изгиб реки, на берегу которой испокон веку развилась детвора, и он когда-то тоже. А Лёше потянул его к реке.
– Нам бабушка на этот счёт ничего не говорила, – но мальчик с такой надеждой посмотрел на него, что Роман пошёл у него на поводу.
И через несколько минут, быстро раздевшись, Лёша уже побежал в воду. Роман увидел, что недалеко от них сидели двое странных детей: мальчик в шортах и растянутой майке на вырост и девочка в выцветшем платьице. Они, почему-то не купались.
Алёшу все знали, а пёс с удовольствием плавал за палкой, которую кидал в реку какой-то подросток. А бабушки и мамы, пришедшие с детьми с удивлением смотрели на Романа, но не пытались подойти к нему, все внимания уделяя своим детям. Роман даже не смотрел ни на кого, только на Лёшу, боясь, как бы с ним чего не случилось, ведь они пришли сюда без спросу.
Вдруг он увидел, как со стороны села к речке спускается женщина, седьмое чувство подсказало ему, что это Тоня. Чем ближе она подходила, тем отчетливее он понимал, что встреча с Тоней неизбежна, село это тебе не город, здесь все на виду. Но вот именно здесь, на речке, он не хотел с ней встречаться, слишком много было любопытных. А когда она подошла ближе, он увидел красивую женщину, так мало похожую на прежнюю Тоню, но хорошо узнаваемую: тот же мягкий взгляд, тот же жест рукой, отбрасывающий назад мешающие пряди волос, также точёная фигурка. Казалось время не тронуло её, но он увидел, что в её глазах была затаенная печаль, было видно, что тяготы жизни не миновали её. Она увидела Лёшу и стала оглядываться, Роман понял – она испугалась, думая, что мальчик пришёл один. Тогда он встал и пошёл к берегу, где Лёша играл с остальными ребятами, взяв его за руку он заставил его ещё раз залезть в воду, чтобы смыть песок и, не глядя на Тоню, они пошли домой.
– Интересно узнала ли она меня, – думал он, он сам был готов к этой встрече, потому и узнал, –она меня не видела столько лет, но спрашивать об этом я буду позже, когда мы встретимся наедине.
И он представил, как обнимет Тоню и тихонько скажет:
– Я до сих пор тебя люблю, люблю также, как когда-то в молодости.
Эта любовь уже сейчас выползла из каких-то тайников его души, в которых хранилась до сей поры. Ему захотелось вернуться и сказать ей:
– Вот он я, старый, седой, никому не нужный, совсем-совсем одинокий. Ты примешь меня такого, ты поймёшь меня?
А сам себе повторял:
– Вряд ли, ведь я сам с собой не в ладу, а тут ещё она, Тоня. Куда меня несёт, опоздал я с углями на базар.
Рядом шёл Лёша и что-то ему говорил, очнувшись от своего наваждения, Роман услышал, как тот говорит:
– Эх,Тео и даст нам бабушка по шее, ведь давно поливать пора. посмотри солнышко как низко, уж скоро и спрячется.
– Неужели мы так долго гуляли, – подумал Романа и заторопился.
– Вы где были, – сердито встретила их бабушка, – я уже волноваться начала.
– Ох, и не заметили, как время пролетело. Но я сейчас быстро полью, только покажите где шланг.
– Лёша показывай, я пойду ужин готовить.
Лёша знал всё: где и с какой грядки начать, сколько воды налить, в какую сторону шланг положить. Роман, доверяя Алексею, успел еще и занавеску повесить. Уже начало темнеть, когда они всё закончили. Они убрали шланг в сарай и направились в дом. Тео поднял голову и радостно застучал хвостом.
– Ужина ждёт, подумал Роман, и приятная усталость от непривычной для него работы превратилась вдруг в ленивое чувство удовлетворения тем, что он Роман, как когда-то в детстве, сделал дело, после которого отец всегда шутливо говорил:
– А теперь гуляй смело.
И тогда, в детстве, он сломя голову бежал к Степану, и вместе с ним они вливались в компанию сверстников, гуляя допоздна, а потом они с Тоней возвращались домой вдвоём, ведь только они жили в этом краю села.
– В те далекие годы я был самым счастливым…
Его воспоминания прервала собака, радостно завизжав, это вернулось с работы семейство сестры, с которым ему предстояло познакомиться. Лёша уже убежал, а Роман шёл медленно, готовясь принять удар негативного к тебе отношения со стороны родственников. Он зашёл на кухню.
– Вот он, вот он, дядя гость! – торжественно объявил Лёша, видно забыв, как его зовут.
Сидящие за столом развернулись в его сторону, в их взглядах сквозило только любопытство. И лишь Маша, недовольно хмыкнув, сказала внуку:
– Не дядя, а дед, – а потом подошла к нему и произнесла, обнимая, – ну здравствуй, непутёвый братец, он виновато улыбнулся и ответил на её объятия.
Она представила ему всю свою семью:
– Я, в отличие от тебя, за эти годы и дочь родила, и уже внука воспитываю, ему на днях три года исполнится.
Дальше они заговорили о своей работе, Роман понял, что в селе есть животноводческий комплекс, где они все и работают.
А утром его подняла мать:
– Вставай, Маша уже кофе сделала.
Они сидели втроём на кухне, за окном моросил небольшой дождик, мокрые листья деревьев словно плакали, и капли-слёзы, на долю секунды падая на них, тут же стекали на землю. И влажные листочки очищались от летней пыли и ярко блестели изумрудно-зеленым цветом.
– Давай-ка братец, сначала я расскажу тебе о нашей жизни без тебя, а потом уж ты исповедоваться начнёшь, у нас в запасе полтора часа, успеем. Мы оплакивали тогда не только отца, но и переживали за тебя, не зная, что ты можешь выкинуть, времена тогда, сам знаешь, беспокойные были. А твоя обида на Тоню переросла в семейный скандал. Но ты, уехав, так и не узнал истины. Жених твоей Тони оказался не так прост, как нам казалось. он был из тех, кто тогда держал в страхе весь район. Мы боялись, что ты начнёшь ему мстить и дело кончится плохо, но ты пошёл другим путём и мы с мамой успокоились. А Тоню отец так насилком и отдал замуж за этого, можно сказать, старика. Как потом рассказывала Тоня, отец задолжал ему большую сумму денег, но тот, позарившись на красавицу Тоню, простил ему долг. Свадьба была пышная, народ весь было городской, незнакомый, все соседи попрятались по домам. Я была подружкой невесты, больше никого в селе не нашлось, в ЗАГСе я не была, молодая еще была, поэтому за меня там был кто-то другой.
– Все отец предусмотрел, но не думал, что его Бог сразу и накажет, года через два умер он от рака, – добавила мать, – Тоня теперь с матерью живет.
– Но на свадьбе я всё время была рядом с Тоней, не отходила от неё ни на шаг. Я представить себе не могла, как она останется один на один с чужим взрослым, совершенно незнакомым дядькой, которого она увидела только за 3 дня до свадьбы. Но то, что учудил её отец, всё же свершилось. Тоня переехала в областной центр, но ненадолго, года через полтора её мать сообщила нам, что ее мужа убили и Тоня осталась вдовой. А вскоре она вернулась в село, поступила в медучилище в районе, и, закончив, снова вернулась в село. Сейчас она работает у нас фельдшером.
А мать горестно добавила:
– С тех пор и живёт она затворницей, много мужиков к ней сватались, да только всем она отказывала, видно тебя ждала, дурака, но ты же гордый, обиженный, за столько лет не мог даже сообщить, что с тобой всё в порядке.
– Неужели тебе не жаль было мать, ведь она всё здоровье потеряла в ожидании тебя, нервничала, переживала, считая, что обидела тебя зря. А я считаю, что это ты во всём нас обидел, это каким же бессердечным надо быть, чтобы молчать 20 лет, – голос Маши дрожал от негодования.