Найти в Дзене

31. "Под снежными шапками, где греются ели" или моя служба в армии

Под снежными шапками,где греются ели. Пермский край у реки Чусовой, место моей службы. Фото из архива Надежды Морозовой.
Под снежными шапками,где греются ели. Пермский край у реки Чусовой, место моей службы. Фото из архива Надежды Морозовой.

Долгая дорога в солдаты

Когда я сразу после школы поступал в институт, в нашем потоке более девяноста процентов были мальчики, уже отслужившие в армии. Среди них популярна была армейская песня под гитару:

«Под снежными шапками, где греются ели,

Тепло им в сибирский сердитый мороз.

А мне вот, солдату, на этой неделе

Письмо почтальон не принес.

За тихой рекою играет гармошка,

Но мне это всё, друзья, ни к чему.

А я всё стою, смотрю у окошка,

Письмо долгожданное жду.

А вечер субботний. Согласно уставу

Положено петь нам, танцевать и играть.

Ах, если бы можно любимых заставить

Нам письма почаще писать!»

Под Пермью, куда меня завез армейский поезд, эта песня была так же широко известна. Но вместо «сибирский», мы пели «уральский» мороз. Видимо, так было по всему Советскому Союзу в воинских частях, только менялись в песне названия мест службы. И смысл этой песни, глубина задушевной мелодии дошли до меня, когда я оказался в военном городке.

Во все века проводы в Армию – целый ритуал. Рекрутский набор ввел Пётр Первый. Обычно с 20 дворов выделялся один человек в возрасте 20 - 35 лет. Каково было родне отрывать от семьи рекрута, который уже не вернётся в родные края никогда. У некоторых дома оставались жёны, дети. В 1762 году Пётр Третий установил срок службы 25 лет. Но и тогда возврат кормильца в свой дом был маловероятен. В сельских общинах, во владельческих поселениях часто допускались злоупотребления, нарушались законы при отборе парней, что вызывало недовольство населения и даже бунт. Так, известен случай из 19 века, как в Жиздринском уезде убили помещика, вёзшего рекрута из Хвастовичей на сборный пункт, хотя по закону он освобождался от службы.

При Николае Первом солдат служил 20 лет, а потом до самой смерти считался находящимся в запасе. При Александре Втором, в 1874 году, реформа Милютина покончила с рекрутским набором и ввела всеобщую, всесословную воинскую повинность на шесть лет в сухопутных войсках, на семь лет на флоте.

Но при царе традиционно пели на проводах:

«Последний нонешний денёчек

Гуляю с вами я, друзья,

А завтра рано – чуть светочек --

Заплачет вся моя семья» …

С первых лет советской власти в народе закрепилась новая песня Демьяна Бедного: «Как родная меня мать провожала, как тут вся моя семья набежала…». На проводах в Армию старшего брата Ивана наша мать пела и ту, и другую песню, и, конечно, заливалась горькими слезами, помня свою безрадостную жизнь всей первой половины 20 века со своим ранним сиротством, с голодухой 30-х годов, с немецкой оккупацией….

Меня провожали ребята из комнаты Караваевского общежития, в которой мы дружно жили целый год. Потом поезд с костромскими новобранцами повез нас на восток страны. Несколько дней задержались на Волге в Энгельсе, ожидая на сборном пункте «покупателей» из воинских гарнизонов. Я попал в команду с ребятами из Костромы, Москвы, Украины, Поволжья, Средней Азии. Нас доставили на очередной сборный пункт, в Кунгур.

В Кунгуре нас отвели в баню, всех наголо остригли, переодели в солдатскую форму и развезли по воинским частям Ракетных войск стратегического назначения. Перед призывом нам советовали, чтобы одевались скромнее, всё равно гражданскую одежду отберут. Но после бани каждому выдали кусок белой материи для подворотничков и для посылки с одеждой. Я увернул костюм тканью, обшил и отправил посылкой на домашний адрес. Как этот костюм пригодился, когда я вернулся через три года из армии! Хотя он и стал тесноват и по росту не подходил, но ещё целый год его носил, пока на учебной практике на втором курсе не заработал на новый.

Военный городок

Большую группу ребят определили в роту охраны. Полтора месяца мы находились в «карантине». Изучали воинские Уставы, знакомились с задачами, стоящими перед полком, со структурой Вооружённых Сил, с удовольствием учились владеть оружием, занимались строевой подготовкой.

Строевой муштры как таковой не было. Только первые дня три – четыре старшина роты любил войти в спальное помещение ближе к полночи, когда всех уже сморил сладкий сон, и гаркнуть: «Рота, подъём!» При этом зажигал спичку, и мы должны были, пока не погасла спичка, то есть, в течение 45 секунд, успеть одеться и стать в строй. Если кто-то замешкался с портянками или выглядел в строю не по форме, команда повторялась. Но на наше счастье однажды старшина обжёг пальцы и тренировки с подъёмом прекратились.

К нарядам с оружием нас пока не привлекали. Мы привыкали к уборке казармы, драили унитазы, расчищали снег на улице. Самое любимое занятие в этот период – ожидание команды на построение в столовую. Вот тут опозданий не было. И хоть не привычна была армейская пища, но поглощалась она с небывалыми скоростью и аппетитом. Не везло высокорослым и упитанным сослуживцам. Тогда они норовили набить карманы хлебом. Из-за этого часто доставалось Виктору Коклюшкину, москвичу, ростом 188 см, 2 см не хватало, чтобы он мог получать дополнительный паёк. И командир роты капитан Аристов всё грозился зашить ему карманы брюк. Меня устраивало бесхитростное солдатское меню, тем более, с моим ростом 164 см и весом 55,5 кг после студенческой жизни на стипендию 29 рублей. И за полтора месяца «карантина» я прибавил до 62 кг. Кстати, этот вес не изменялся в течение всей моей жизни.

Дивизия с гарнизоном в Бершети только что вступила в строй. На территории нашего полка ещё видны были свежие следы строительных работ. Военный городок разделялся на жилую и боевую зоны, огороженные по периметру колючей проволокой.

Центром жилой зоны являлся огромный плац с бетонным покрытием, вокруг которого располагались помещения штаба, санчасти, узла связи, учебные классы, бытовые и хозяйственные сооружения. В центральной двухэтажной казарме на первом этаже находилась наша рота и хозвзвод, вверху – боевые группы. Таким образом, в нашей войсковой части №57341, состоящей из 300 военнослужащих срочной службы и 150 офицеров всё было предусмотрено для автономной жизни и воинской службы.

Боевые позиции с двумя пусковыми столами, с ангарами, замаскированными дерниной, где прятались ракеты и тягачи, где на командном пункте круглосуточно дежурили посменно офицеры, начинались с пункта пропуска и караульного помещения с въездными воротами в полукилометре от жилой зоны.

Рота в названии писалась со сложной аббревиатурой: «Рота ЭТЗиМ» или «Рота электротехнических заграждений и минирования». В задачу роты входила караульная служба, наряды в столовую, дневальная служба в казарме, контроль работы электротехнических средств охраны, монтаж металлической сетки электрозаграждения по периметру расположения полка.

На посту в казарме - дневальный по роте ефрейтор Кирьянов
На посту в казарме - дневальный по роте ефрейтор Кирьянов

По офицерскому составу было заметно, что ракетные войска ещё находятся в стадии формирования. Командиры с чисто ракетной специализацией стали появляться только к концу службы. Как легенда прикрытия военнослужащие носили эмблемы танковых войск, но офицеры набирались и из артиллерии, и из пехоты, и из авиации. Запомнился замполит майор Корольков, которому довелось служить в Уральском военном округе под командованием Жукова. Из участников войны в полку был только командир нашей роты капитан Аристов, который дослуживал последние месяцы, чтобы выйти в отставку с майорской должности. Его заменил офицер штаба капитан Колбин, грамотный командир, по-отечески относившийся к подчинённым.

Командир нашего, Первого, взвода лейтенант Анатолий Васильев был всего на один год старше нас, только что окончил военное училище. И хотя чувствовалось, что у него слабоват общегражданский уровень знаний, но он искренне пытался передать нам свой непростой послевоенный жизненный опыт и всё, что он освоил в военном училище. И мы рады были поздравить своего взводного, когда раньше срока ему присвоили звание старшего лейтенанта.

Ленинская комната роты. На стенде - портрет Бережного и посвящённые его подвигу стихи. Сержант Егоренков получает медаль "Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне.
Ленинская комната роты. На стенде - портрет Бережного и посвящённые его подвигу стихи. Сержант Егоренков получает медаль "Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне.

Проблема младших командиров решалась на местах. Из шести командиров отделений только двое окончили полковую школу сержантов. Это были братья Фетисовы, Саша и Толя. Им повезло не расставаться друг с другом до конца службы. Других командиров отделений подбирали из наиболее грамотных и способных солдат. Так, у Виктора Коклюшкина, при его большой худобе, чувствовалась военная выправка, он играючи осваивал строевую подготовку. Вместе с тем он блистал высоким уровнем знаний, хорошо ориентировался в молодёжной среде. Поэтому через год был назначен старшиной роты. Узбек Узаков был степенным, рассудительным парнем, у которого за плечами техникум. Сергеев, с мужицкой хваткой и жизненной закалкой, ко времени призыва в армию был уже женат. Малышев прибыл к нам на сержантскую должность дослуживать, когда бросил по собственному желанию военное училище. Ну, и я, призванный в армию со второго курса института. Вот и вся «обойма» младших командиров роты.

Армейский быт

В светлой, уютной казарме было все необходимое для цивилизованного – если можно так сказать – образа жизни. Блестящие чистые полы, которые ежедневно дневальная смена полировала полотёрами с мастикой, соответствовали заправленным «по струнке» кроватям. На вешалках строго подогнанными рядами размещались шинели. В покрытых свежей эмалью решётках оружейной комнаты и дверях кабинетов отражались лучи солнца или света плафонов. Санузел представлял собой две комнаты, облицованные керамической плиткой, с самым современным оборудованием умывальников и туалета. Для многих, прибывших в армию из села, это было большой неожиданностью.

Напротив, через коридор, находились бытовка и сушилка. В бытовке можно было всё найти для ремонта одежды, замены подворотничков, чистки обуви или металлических деталей одежды. Тут же стоял стол с утюгом для глажения одежды. В суровые уральские зимы, в дождливую погоду летом нас выручала сушилка. Здесь на полу были установлены несколько рядов чугунных регистров, подключённых к системе отопления, на которых мы после смены или полевых работ раскладывали промокшую одежду или сами грелись, покуривая и «травя» всякие небылицы.

Как правило, шесть дней недели нас старались полнее загрузить или учёбой, или общеполковой работой, но воскресенье предоставлялось в «личное пользование». И тогда разбредались группами по интересам, по землячеству, или пропадали в просторной Ленинской комнате с богатым набором подписных изданий газет и журналов, слушали радио или писали письма.

Стены Ленинской комнаты были заставлены богато расписанными стендами на разную тематику. Там нашёл отражение боевой путь в Великой Отечественной войне подразделения, имя которого присвоено нашей роте, рассказывалось о боевых и трудовых подвигах советского народа.

Один из стендов был посвящён бывшему сослуживцу нашей роты сержанту Бережному. Он демобилизовался, когда мы были ещё в «карантине». Через некоторое время приходит сообщение, что он погиб в пути домой. Оказалось, что на одной из станций ребёнок попал на железнодорожное полотно. Бережной выхватил ребёнка из-под паровоза, но сам спастись не успел. За проявленный подвиг Бережной был навечно занесён в списки нашей роты, во втором взводе была постоянно заправлена его кровать, на вечерней проверке полка всегда называлось его имя.

Прошёл год службы. После очередного приказа Министра Обороны о демобилизации стали разъезжаться «старики». Нас, четверых человек, назначили командирами отделений с присвоением звания младший сержант. Одновременно почему-то ребята решили меня избрать комсомольским секретарём роты.

Разнообразнее и интереснее стало проходить время. Летом я мог позволить выйти за периметр городка, в лес, собирать гербарий уральской растительности или просто полакомиться малиной, которой в лесу было обилие. Появилось много армейских друзей, и не только в нашей роте…

Но об этом я расскажу в другой раз.