Резкий стук сотрясает оконное стекло.
– Кто здесь? – испуганно натягиваю на бёдра края свободной футболки. Чувствую себя подстреленным зайцем, который продолжает дёргать лапами в попытке упрыгать. Совершенно больным на голову подстреленным зайцем, потому что на такой высоте ветер часто раскачивает кроны.
Вот и последствия стресса подъехали, шарахаюсь каждого шороха.
Только кое-как себя успокаиваю и тут же цепенею повторно. Стук повторяется, да такой, что вновь вибрирует стекло. А ветра ведь не было...
Кинувшись к окну, едва не сношу попавшийся под ноги пуфик. Чертыхаюсь, сердито спихивая помеху с пути. Одним движением раздвигаю шторы...
Темно. И ветра никакого.
Нахмурившись, распахиваю окно, выглядываю во двор и даже задираю голову наверх – никого! Лишь одинокая песня сверчка висит в душных сумерках.
Мистика! – проносится в голове.
– Ты б ещё на небе среди звёзд поискала, Морозова! На дереве я.
– Кир?! – потрясённо всматриваюсь в размытый сумерками силуэт, обнимающий ствол старого каштана. – Как ты сюда забрался?
– Прилетел на крыльях любви, – грубо выплёвывает Лис. – Ручками вскарабкался, не тормози.
Справившись с первым испугом, натужно выдыхаю и мысленно считаю до пяти, чтобы не взвыть на весь район.
– Кир, слезай, это уже даже не смешно, – одёргиваю футболку одеревеневшими руками, надеясь, что на таком расстоянии не видно, как меня колотит.
– Сначала выйди. Поговорим.
Душный воздух ложится на виски и лоб испариной. Парит: и погода, и ситуация, заставляя дрожать от раздражения.
– Поговорили уже. Ничего нового я тебе не скажу.
– Морозова, мне плевать. Не спустишься – я буду ночевать на этой ветке и ты у меня глаз не сомкнёшь, каштанов много. Проверим, что крепче: моё упрямство или твои нервы?
Я тихо вздыхаю, чтобы разбить сдавивший горло ком, но паническая мысль, что Лис вконец спятил и с него станется выполнить угрозу, только накручивает подкатывающую истерику.
– Хватит! – подаюсь вперёд, намереваясь высказать, как меня достал этот бесконечный шантаж, которому не видно ни конца, ни края, но не успеваю. В плечо мне прилетает метко брошенный снаряд.
– Вывалишься, идиотка! А я уже привык к тебе. Полина, правда... Я хочу быть с тобой.
Первое о чём я думаю, едва возвращается способность дышать – Боже, пусть наши пути больше никогда не пересекутся! Не знаю, какую игру Лис опять затеял, но быть его марионеткой я совершенно точно не намерена. С меня хватит.
– Кир, серьёзно, слезай. Я всё равно не выйду.
– Выйдешь. Ты слишком явно за меня переживаешь.
И ведь сама не пойму, почему так отчаянно паникую. Как-то же влез он на самую верхушку, в самом деле. Так и слезет.
– Послушай, выйду я или нет, ничего не изменится.
Я напугана, взбешена и... снова напугана, но если продолжу потакать его прихотям, то опять загоню себя в кабалу. Правда, в голове ни одной толковой идеи, кроме как метнуться за телефоном и передать Кирилла в руки приехавшей на вызов бригады санитаров. Нет Лиса, нет проблем.
– Чудо, не зли меня. Чем больше ты упираешься, тем больше я тебя хочу.
Вот именно! Хочет. Зарубку над кроватью. Только не получит.
– Привет комарам! Я спать.
Я надеюсь, что выгляжу не слишком бледной, когда хватаюсь за ручку, чтобы закрыть окно.
– Ты красивая, знаешь?
Замолчи, прошу тебя...
– Ты мне снишься... Постоянно снишься. Я скоро свихнусь.
– Эй! – раздаётся вдруг с соседнего балкона. – Лисицин, это ты? Опять за своё, ирод?! Йося, он меня преследует! Йося, да оторвись ты от того футбола! У тебя жену искушают!
Я холодею. Разом отринув смятение, сжимаю подоконник пальцами и, устремив взгляд на заткнувшегося Лиса, чувствую, как к горлу подкатывает истеричный смешок.
Это финиш.
С балкона Изольды Геральдовны доносится какое-то шебуршание, затем глухой перестук стекла. Хоть бы весь дом не всполошила, так верещать.
Чувствую, влетит нам от отца. Обоим влетит.
Из всех выпавших на нашу долю возможностей опозориться, судьба выбрала самую нелепую. И самую неловкую. Сейчас бы проснуться и просто не знать, что будет дальше.
– Не надо, Изольда Герольдовна! Я всё понял, – вдруг подаёт голос Лис, и с дрогнувшей ветки срывается пару каштанов. – Я отстану. Честно! Хоть это будет непросто... Чёрт!
– Вот тебе, паразит! Я может и хорошо сохранилась, да не про твою честь.
Я ахаю, зажимая рот руками, при виде летящей в него пустой бутылки – тяжёлой даже на вид.
– Ишь чего удумал?! Молоко на губах не обсохло, а он к порядочным дамам в окна заглядывает!
Глухой стук стекла теряется в натужном треске веток и дроби посыпавшихся на асфальт каштанов.
Меня словно швырнуло в ледяной сугроб, ну или столкнули вслед за матюгнувшимся Киром – ощущения примерно схожие. Усилием воли прогоняю оцепенение и бросаюсь к двери: сперва межкомнатной, затем входной.
По лестнице сбегаю на ватных ногах. Колени ходят ходуном. Практически сразу – между четвёртым и третьим этажами – теряю тапок. На ходу сбрасываю второй и дальше бегу босиком.
Холод ступенек усыпан невидимым мусором: крошки, камни ещё неизвестно что жутко омерзительное – скрипит под ногами и колет ступни. Такие мелочи сейчас не стоят внимания, потому что где-то там внизу Кир. И если он не свернул себе шею, то я это непременно исправлю. Но сначала удостоверюсь, что он в порядке.
Однако стоит мне увидеть его сидящим на поребрике, все скопившиеся за время бега планы испаряются. Секунду – вторую потрясённо разглядываю отряхивающегося от листвы Лисицина, в особенности его скулы и подбородок кое-где перепачканные бурыми разводами.
Время будто бы растягивается как жвачка, прилипшая к пятке где-то на уровне первого этажа, затем резко сжимается до точки, когда я падаю на колени и принимаюсь взволнованно ощупывать его лицо.
– Тебя не тошнит? Головой сильно ударился? Может, скорую? Кости целы? Сколько пальцев видишь? – не в силах остановиться трещу как ленточный пулемёт.
– Чудо, не паникуй. Я же не упал, а спустился. Просто с небольшим ускорением, – беспечно улыбается Кир, запрокидывая голову. Я медленно выдыхаю и прислоняюсь взмокшим лбом к его подбородку, чувствуя, как сердце зверски колотится где-то у горла. – Я же говорил, что ты выйдешь. Выбежала всё-таки. Босиком... Радуешь меня. Моя девочка.