Люди разменивают квартиры, в поисках лучшего или вынуждено. Но вот так, из перспективного района города, переехать в захудалый дальний райончик, чуть ли не на окраину - это ж какие должны быть причины? Да ещё сменить изолированные комнаты на проходные, а балкон - лоджию на... без балконное существование!
И ладно бы, хоть окна во двор выходили и этаж был повыше. Нет, согласились на дорогу под окнами с неумолкающим транспортным гулом и на второй этаж. На первом - кулинария с тараканами и муравьями. Ну, не иначе у новых жильцов соображение напрочь отсутствовало!
Так толковали жители второго подъезда панельного, пятиэтажного дома, когда в одну из квартир, заехала большая, странноватая семья. Глава семейства был немолод - вот-вот шестьдесят. Его супруге подходит к пятидесяти, но тоже - седина, морщинки.
Они столь пристально рассмотрены были, поскольку являлись родителями не только девочки 16 лет, но и шестимесячных близнецов. Впрочем, оказалось, что мужчина девчонке не отец, а отчим. Может, этим такая смелость - родить "на старости лет" объяснялась?
Но странное дело: с близнецами, Машей и Мишей, прямо - таки принуждали заниматься старшую дочь Эллу. Обрывочно стало известно, что, закончив девятый класс, она стала помощницей родившей матери.
Никакого продолжения учёбы, молодых гулянок или, хотя бы, работы. Стирала детское бельишко, вывешивая во дворе на верёвку, подолгу выгуливала малышню, вместо себя - с кавалером. Прямо бессовестно даже!
Матери детей, Валентине Васильевне, конечно, тоже хватало забот, но это её выбор - родить незадолго до пенсии! С Эллой она разговаривала, не зло, но через губу. Будто дочка сотворила нечто ужасное - ей простили, но не забыли проступок. А отчим не только к падчерице, но и к Маше с Мишей был равнодушен.
Судя по внешности и простоватой манере разговора Алексей Иванович, папаша ребятишек, был выходцем из деревни. Недавно выйдя на пенсию, он продолжал работать - сапожником в обувной мастерской.
Валентина Васильевна, имея музыкальное образование, руководила хором во Дворце пионеров и школьников. Худощавая, плоскогрудая она не выглядела, как женщина недавно выносившая и родившая малышей.
"Грудью-то ребятню кормите?" - не удержавшись, спросила Петровна, непосредственная соседка семьи (квартиры через стену) у Валентины Васильевны. Та смутилась:
"У меня с этим сразу возникли проблемы, но на детскую кухню не ходим: по старинке кормим - жиденькой манной кашей на коровьем молоке. Да и уже прикорм ввели."
Вроде объяснила, и лезть в чужую жизнь некрасиво, но неугомонная Петровна интереса к соседям не теряла, наверное потому, что куковала одна и особо заняться ей было нечем.
По нескольку раз а неделю заглядывала "по соседски," с жадным любопытством, то за солью, то за луковицей ("Суп варю. Хватилась, а лук закончился!"). Сама примечала: у старшенькой глазки заплаканы, и она только, что детвору искупала, а не мать. На кухонном столе варенье, две чайные чашки - похоже папаня с маманей только вдвоём чаёвничали.
Петровне давали то, что просила, теснили к двери и она уходила к себе, сердито думая:"Староверы, не иначе! Или в секте, какой состоят. Вот потому-то и не позволяют Эллке модничать, хотя бы с девчонками - ровесницами водить компанию и запрещают учиться! В опеку что ли сходить?"
Туда - сюда, близнецам исполнился год, и их старшая сестра всё же пошла доучиваться в школу рабочей молодёжи. Это выходило не слишком обременительно: один день в неделю, в среду. В остальные деньки девушка была "совершенно свободна" и нянчилась с близнецами.
Валентина Васильевна, к этому времени, перешла в методисты с графиком работы с девяти до пяти. Встал вопрос, с кем оставлять Машу и Мишу по средам - с яслями выходило затруднение. Обратились к Петровне. Она охотно согласилась помочь.
Не только из доброты и возможности заработать копеечку. Её мучила догадка одна, а это был случай приблизиться к прояснению некоторых обстоятельств из жизни соседей.
В первую же среду, оставшись с Машей и Мишей, Евдокия Петровна решилась на поиск свидетельств о рождении близнецов. Непорядочно, но что делать, если любопытство жжёт сильнее пчелы?
Семейные документы без труда обнаружились в ящике комода, но ещё больше Петровну запутали. В графе мать значилась Валентина Васильевна. Дети, как и она, носили фамилию Алексея Ивановича и его отчество, но в графе отец, стоял прочерк.
"Это что ж выходит, Валька, в сорок девять лет, детей нагуляла?!" - обалдела ушлая соседка. Не верилось, но объясняло почему к близнецам у всех довольно прохладное отношение. Нежданное появление приняли - куда деваться, а полюбить не сумели. А то, что Иваныч при жене остался, не смотря на измену, можно объяснить возрастом: не захотел перемен.
Память подсказала Петровне примеры, когда возрастные женщины, забеременев, из-за путанных изменений в организме, запоздало обращались в женскую консультацию и вынужденно рожали.
Всё складывалось, кроме одного - почему к старшей дочери прямо-таки "монастырское" отношение? Или мать боится, что та с неё дурной пример возьмёт и лишнее с парнями себе позволит?
Снедаемая желанием разобраться, Петровна с осторожностью, начала выспрашивать у Эллы что, да как - была такая возможность по средам, когда девушка возвращалась из ШРМ. Элла врать не умела или семейный секрет давил на неё слишком сильно, не в один день, но раскрыла его Евдокии Петровне.
По типажу Элла была из тех девочек, кто в ранней юности выглядит невероятно маняще и привлекательно. Их так и хочется ущипнуть за тугую щёчку, погладить по слегка округлому плечику, коснуться шелковистых волос.
Позже, детская округлость лиц, с ярким румянцем, распахнутая наивность глаз, приобретают простоватый вид ("Буфетный,"- как говорит одна моя приятельница. Примечание автора), и такие девочки переходят в разряд самых обыкновенных.
Именно в период своей юной (почти детской) манкости, Элла случайно познакомилась с Леонидом. Девочка покупала мороженое и продавщица затруднилась со сдачей. "Приплюсуйте к моим четырём эскимо,"- откликнулся стоящий за Эллой мужчина.
Продавцу было всё равно, а девчонке приятно. От мороженицы отошли вместе и разговорились, хотя Элла очень стеснялась. Мужчина, назвавшийся Леонидом (без всякого отчества) сказал, что он архитектор и его сыну шестнадцать лет.
Тебе, наверное, столько же?"- предположил "Лёня." Кивнула, хотя даже до пятнадцати, ей оставался чуть ли не год. Из - за тающего мороженого, Леонид с девочкой распрощался, назначив самое настоящее свидание - на лодочной станции, в ближайшее воскресенье.
Леонид был красив, благоухал приятным запахом одеколона и не показался девочке "слишком старым." Не то, что её отчим, впрочем, неплохой человек. Внимание взрослого мужчины льстило и щекотало - новая встреча произошла.
Леонид пришёл на свиданье с конфетами, покатал Эллу на лодке и протянув десять рублей, сказал:"Купи себе, что захочешь сама. У меня дочки нет и я пока не знаю, что любят такие милые Лолиты, как ты."
"Вам имя моё не нравится?"-огорчилась Элла. Леонид рассмеялась и поцеловал её в щёку:"Какая ты прелестная глупышка, Эллочка."Их первые встречи проходили совершенно невинно. Он ждал девочку в укромном месте на мотоцикле "Ява," чтоб увезти из обыденной жизни в сказку.
Например, в городок по соседству - всего в тридцати километрах. Там, оставив мотоцикл, они свободно гуляли, катались в парке на каруселях, ходили в кино и обедали в столовой. А потом, в этом же городке, откуда-то взялась квартира, в которую Элла и Леонид стали приходить после прогулки.
Там случился их первый настоящий поцелуй и всё остальное. Леонид клялся в любви и обещал жениться, когда девочке исполнится 18 лет. "Всего два года ожидания, Эллочка!" Она помалкивала, что почти четыре.
Мужчина ей объяснил почему об их отношениях никто знать не должен: ему грозит серьёзное уголовное наказание за любовь с юной прелестницей. И это ещё больше подогревало чувства девушки: как он из-за неё рискует!
Всё закончилось поздней осенью. Наверное, потому, что погода к катанию на мотоцикле не располагала, а главное - Элла "превратилась" в будущую маму Миши и Маши. Виноват был один неосторожный случай.
Леонид перетрусив, как шкодливый мальчишка, умолял Эллу молчать и сделать аборт.
"Ты пойди в поликлинику и наедине поплачься врачу, что дружила с приезжим мальчиком и вот так получилось. И никому не говори обо мне, если любишь. Мы на время расстанемся, запоминай мой адрес - когда исполнится восемнадцать, придёшь. Я немедленно разведусь с женой, а на тебе женюсь," - с горячим убеждением внушал мужчина.
В поликлинике Элле сразу сказали:"Такие вопросы могут решаться только в присутствии твоей мамы." Она затянула с признанием и Валентина Васильевна, сама догадавшись, едва не лишилась сознания. Ужас, позор, мерзавка. Других слов она с этого момента не знала.
Немедленно забрала из школы дочкины документы и отправила негодницу в деревню - к родне мужа. Там Элла, через пень колоду девятый класс закончила. А скоротечные роды случились в районном отделении роддома. Рождение сразу двоих малышей радостью не стало.
У Валентины Васильевны уже всё было схвачено и задуманное прошло, как по маслу. Элла написала отказ от детей, женщина их приняла "на себя," с согласия мужа. При этом записаться в отцы Алексей Иванович отказался. Отчество "Алексеевичи" новорожденные получили для избежания болтовни.
Про Леонида Элла молчала, как партизан. Да и мать от неё быстро отстала, сама безумно огласки боясь. Девушка с "братом и сестрой" ещё пожила в деревне, какое- то время, пока Валентина Петровна хлопотала о срочном обмене в дальний, старый район города.
Качество квартиры не имело значения, лишь бы оказаться подальше от тех, кто знал их семью. Ей пришлось даже из филармонии уволиться, и в хормейстеры пойти во Дворец пионеров. Декретный отпуск не оформляла, временно выбрав вечерний график работы.
И Алексей Иванович, весьма недовольный, вместо Дома быта, сидел теперь в небольшой мастерской на сдельной оплате. Добрую симпатию к Элле, сменило презрение. Нежданное "материнство" жены, мужчина принял лишь потому, что любил всей простой, заскорузлой душой Валентину Васильевну.
Вот так переворошила глупая Элла жизнь семьи, а больше всего - свою. По бумажкам матерью Миши и Маши была Валентина Васильевна, но материнский воз, во многом лёг на плечи девушки. Она и грудью кормила ребяток - молока было, хоть залейся. Но мамой себя не чувствовала - просто, какие-то дети, требующие бесконечной заботы.
Всё расстелилось, как скатерть, а Петровна не знала, что и сказать. Зная Эллу, злого слова для неё не нашла и, без просьбы, дала обещание помалкивать об услышанном.
Теперь Евдокия Петровна, сама не испытавшая ни замужества, ни материнства, сочувствовала новым жильцам. Прежде всего, Элле. Она так рассуждала:
"Материнского слова рядом не оказалось, вот и попала в руки подлеца девчонка. А Валентина не доверяя, держит дочь в строгости и вынуждает крест свой по полной чувствовать. Правильно или нет - кто ж знает!"
И даже порадовалась, что ей не никогда не придётся такие проблемы решать.
Элла, получив школьный аттестат, устроилась сортировщицей в цех Роспечати. Правда, перед этим произошло событие, выбившее из неё последние крупицы наивности. Совсем чуть-чуть несовершеннолетняя, она отправилась по адресу, когда-то указанному Леонидом.
Естественно, он там не жил никогда! А может, и звали его не Леонид, и никаким архитектором мужчина не был. "Он меня просто использовал,"- очень по взрослому, наконец, осознала Элла и поплакала на плече у Петровны, доверившись.
Быть сортировщицей, так называемой "почты" для киоскёров, Элле нравилось. По накладным набирала в тугие пачки газеты, журналы, паковала в коробки канцелярию и мелкую галантерею. "Почту" по киоскам два раза в день развозили водители Роспечати.
Один из них, Всеволод, не упускал возможности пошутить с Эллой, сказать что-то приятное. Парень уже отслужил в армии, невеста его не дождалась и скромного вида девушка ему очень нравилась.
Предложил встречаться, но выходило крайне неудобно: мать категорически запретила дочери прогулки после девяти вечера, сказав, что не откроет дверь. Это неожиданно восхитило парня, и он сделал Элле предложение, решив, что из неё получится верная жена. Она была рада убежать, куда угодно, из домашнего "монастыря."
Петровна обеспокоилась:"А как ты оправдаешься перед мужем в первую брачную ночь?" Элла, криво усмехнувшись, сказала:"По совету мамы я уже сказала ему, что на меня в подростковом возрасте напал какой-то негодяй. В общем-то, это правда. Всеволоду было неприятно, а потом он меня пожалел."
Расписались без всякого торжества: так "захотела" Элла, которой Валентина Васильевна бросила неприятное:"В твоём случае, белое платье невесты, нонсенс." Молодые зажили у свекрови.
По субботам Элла, как штык, приходила в бывший родной дом и занималась с Машей и Мишей. Водила их в парк, в кукольный театр. Ребятишкам уж исполнилось по три годика. Эллу они считали сестрой.
Неугомонная Евдокия Петровна советовала молодой супруге, жить своей жизнью, оставив Валентине Васильевне выбранное ею материнство. Но Элла отвечала:"Мама грозилась открыть нашу тайну Севе, если я совсем отстранюсь от воспитания детей."
Не прошло года, как случилась большая беда: Валентина Васильевна попала под машину и погибла. Евдокия Петровна говорила соседям: "Страх-то какой! Только на днях толковали о чём-то с сердечной, а сегодня иду - крышка гроба у двери стоит."
Проводить женщину в последний путь, пришли коллеги. Все очень сочувствовали Алексею Ивановичу, на руках которого осталось двое малых детей. Он хмурился и молчал.
Но вот в квартире остались лишь он (дети спали), да Элла с мужем и свекровью. Петровна тихонько мыла посуду на кухне, когда услышала наливающийся неприятностью разговор.
Зачинщиком стал Алексей Иванович. Он прямо спросил у падчерицы:"Что станешь делать с детьми? Сама понимаешь, мне не до них. Да и жизнь в городе без Валентины, мне не нужна. В деревню подамся, к родне. Будь готова."
Свекровь, мать Всеволода, вознегодовала:"Как это - вам не до детей?! Вы ж им отец, а уж потом Элла - сестра!" Слово за слово, вокруг, да около. Не выдержав напряжения, Элла воскликнула:"Мои это дети, мои! Я родила Мишу и Машу."
"От напавшего на тебя?!"- поразился Всеволод. "От человека, которого, как мне казалось, любила. Не было нападения." Это признание решило судьбу молодой семьи.
Всеволод сам подал на развод. Бездетных супругов развели быстро. Элла вернулась к близнецам. Алексей Иванович, как предупреждал, вскоре уехал к родне навсегда.
Осуждать ни отчима, ни бывшего мужа, Элла не посчитала возможным - её чаша. Оформила над детьми опеку, в качестве сестры. Из Роспечати не ушла, а вот Всеволод вскоре уволился. Ей стало легче.
Верная Евдокия Петровна теперь больше у Эллы находилась, чем у себя. Ребятишки стали называть её "бабушка," умиляя до слёз. Ровесница Алексея Ивановича, она ободряла Эллу:"Ничего, дочка. Проживём. Может, ещё замуж выдам тебя за хорошего человека. И Михаила с Марией вырастим."
Время шло быстро. Близнецы десятилетними стали. Однажды, идя с ними из книжного магазина, Элла увидела Леонида. Слегка обрюзгший, но франтоватый, он вышел из автомобиля. Не поняла, как и зачем, оказалась рядом.
Впилась глазами в когда-то дорогое лицо. Миша и Маша стояли рядом. "Женщина, вы что-то хотели?" - Леонид без интереса глянул на ту, которой сломал судьбу. Он Эллу не то, чтобы не узнал - давняя интрижка с юной девушкой, совершенно выветрилась из его памяти.
"Извините, я обозналась!" - сказав так, пошла быстрым шагом прочь, сжимая ладошки Маши и Миши. А дома, усадив их перед собой, нашла слова для признанья, что она им не сестра, а мама.
Маша надулась, собираясь заплакать. А Мишка с криком:"Мамочка, как хорошо, что ты не умерла!" бросился к Элле на шею. Петровна, в сторонке. утирала глаза.
Сын вскоре, без всякой просьбы, стал называть Эллу мамой. Если случалось писать записку, с объяснением, куда пошёл, обращался: "Мамочка - золотая пряничка..." Далее шёл текст. А Маша отдалилась резко и навсегда.
Много позже, уже замужняя, она называла брата мягкотелым "толстовцем," говоря:"Лучше бы "эту" сбила машина, а не нашу мать!"
Да, Маша предпочла считать матерью Валентину Васильевну, хотя руки Эллы с раннего детства знала. Они не трепетали от нежности, когда она прикасались к детям, но и не обижали. Валентина Васильевна относилась к внукам (ведь именно ими приходились ей Маша и Миша на самом деле) ненамного теплее.
Михаил, имея жену и ребёнка, живёт по соседству с мамой и "бабушкой" - Евдокией Петровной, в квартире последней. Обеих женщин он опекает. Петровна совсем старенькая стала - в чём только душа держится, но обещает дожить до ста лет.
В жизни Эллы больше не случилось любви, но это уверенная в себе, зрелая женщина, по своему очень счастливая. Сына и внука она обожает, ладит с невесткой, а Маше предоставляет право иметь своё мнение. Евдокия Петровна родной для неё человек.
Есть ли мораль в этой правдивой истории? Например, что не следует спешить жить и быть чрезмерно доверчивой? Мне ею хотелось сказать, что решившись на какой-то очень важный поступок, следует разыскать в себе "кнопку Любви" и нажать. У Валентины Васильевны, её мужа, да и у Маши это не получилось. А Элла, Евдокия Петровна и Михаил смогли.
Благодарю за прочтение. пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина
#семейные отношения #реальные истории. рассказы #воспитание детей #пожилой возраст, старость #любовь и отношения