Святитель Григорий Богослов: "Из пишущих письма... одни пишут длиннее надлежащего, а другие слишком коротко; но и те и другие грешат в мере, подобно стреляющим в цель, из которых одни не докидывают стрелы до цели, а другие перекидывают ее за цель, в обоих же случаях равно не попадают в цель, хотя ошибка происходит от противоположных причин. Мерой для письма служит необходимость. Не надобно писать длинного письма, когда предметов немного; не надобно и сокращать его, когда предметов много. Поэтому, что же? Нужно ли мудрость мерить персидской верстой или детскими локтями и писать так несовершенно, чтобы походило это не на письмо, а на полуденные тени или на черты, положенные одна на другую, которых длины совпадают, и более мысленно представляются, нежели действительно оказываются различенными в одних из своих пределов, и в собственном смысле, можно сказать, суть подобие подобий? Чтобы соблюсти меру, необходимо избегать несоразмерности в том и другом. Вот что знаю касательно краткости; а в рассуждении ясности известно то, что надобно, насколько возможно, избегать слога книжного, а более приближаться к слогу разговорному. Короче же сказать, то письмо совершенно и прекрасно, которое может угодить и неученому, и ученому, – первому тем, что приспособлено к понятиям простонародным, а другому тем, что выше простонародного, потому что одинаково не занимательны – и разгаданная загадка, и письмо, требующее толкования. Третья принадлежность писем – приятность. А ее соблюдем, если будем писать не вовсе сухо и жестко, не без украшений, не без искусства, и, как говорится, не дочиста острижено, то есть когда письмо не лишено мыслей, пословиц, изречений, также острот и замысловатых выражений, потому что всем этим речи сообщается усладительность. Однако же и этих украшений не следует употреблять в излишестве. Без них письмо грубо, а при их излишестве – надуто. Ими надобно пользоваться в такой же мере, в какой – красными нитями в тканях. Допускаем иносказания, но не в большом числе, и притом взятые не с позорных предметов; а противопоставления, соответственность речений и равномерность членов речи предоставляем софистам. Если же где и употребим, то будем ее делать как бы играя, но не намеренно. А концом письма будет то, что слышал я от одного краснобая об орле. Когда птицы спорили о царской власти и другие явились в собрание в разных убранствах, тогда в орле всего прекраснее было то, что он не думал быть красивым. То же самое должно всего более наблюдать в письмах, то есть чтобы письмо не имело излишних украшений и всего более приближалось к естественности".