оглавление канала
Братья, стоявшие на берегу, с недоверием и удивлением следили за мной. Славка, потянув брата за рукав, спросил:
- Генка, куда это она? Я за ней не полезу. Я слыхал про эту воду, здесь утонуть легче легкого. Глянь, вода совсем ледяная. – Он наклонился, потрогав воду рукой. В его голосе звучал страх.
Старший отмахнулся от него и зло проговорил:
- Полезешь!! Скажу и к волку в пасть полезешь! Живо давай за ней!!! - И первым шагнул в холодную воду.
Младший еще постоял в некотором раздумье. Но, Генка, оглянувшись на него, рявкнул, так, что эхо пошло гулять по округе, и Славка поспешно ступил за братом, морщась и вздрагивая от прикосновения холодной воды, бормоча себе под нос ругательства в мой адрес.
Но, я ничего этого не слышала. Точнее, все звуки из вне носили какой-то призрачный характер. Будто, доносились из-за театральных кулис, после окончания спектакля. Когда ты понимаешь, что пьеса сыграна, и все это тебе уже не интересно, и тебя вовсе не касается.
Я дошла до середины плиты и остановилась. Вода доходила мне чуть выше колен. В сапогах противно хлюпало и пальцы ног начало сводить судорогой. На востоке небо окрасилось в нежно-розовый цвет. А во мне росла волна отчаянья. Не успеть!! Опять, не успеть!! Тенью проскользнуло легкое изумление: «Почему «опять»?». Но, это не нашло отклика в моем разуме, как будто бы, ставшим и не моим вовсе. Задрав голову, я смотрела на нависающую над моей головой серую с голубоватыми прожилками скальную глыбу. От нее исходили волны холода и мощи. Смотреть снизу на этот навес было жутко. Казалось, она вот-вот, чуть качнется вперед и похоронит тебя тут же, на этом месте. И ты станешь частью этого монолита, превратившись в скалу, как два жадных брата. По коже бегали мурашки, и, казалось, волосы начинали шевелиться на голове.
Музыка поменяла ритм, ускоряясь. На моей груди под рубахой что-то начало вибрировать, причиняя легкую покалывающую боль, постепенно переходящую в жжение. Несколько мгновений, и боль стала почти невыносимой. Инстинктивно, одним резким движением, я сдернула бусину со своей шеи, порвав кожаный шнурок. Она закачалась в моей руке, а я поднесла ее почти к самым глазам. От нее исходила легкая вибрация и слабое голубоватое свечение, едва уловимое в предрассветном сумраке. Будто, она подпевала тому неведомому, что звучало в моей голове с каждым мгновением все громче и громче. Зажав шнурок в кулаке, я решительно сделала несколько шагов к серой глыбе, закрывающей небо над головой. В щели между скал вдруг стала едва заметна небольшая лестница. С берега рассмотреть ее было невозможно, только из той точки, где я находилась в данный момент. Я принялась разглядывать ее, придя к выводу, что если это и создано руками человека, то очень, очень давно. Ветер и дождь сделали свое дело, почти разрушив эти ступени. Вторая часть моего сознания, загнанная звучащей музыкой в дальний уголок, ужаснулась мысли, что надо подняться по этим, почти разрушенным временем камням. Но, другая часть моего «я», не раздумывая и не сомневаясь заставила меня шагнуть вперед, и я поставила ногу на самый нижнюю выщербленную ступень. А руки уже цеплялись за ненадежные выступы, подтягивая мое тело вверх.
В последствии, я не могла бы рассказать, даже под страшными пытками, как я карабкалась по этой почти отвесной скале. Музыка заполнила меня всю без остатка, вытесняя из моего сознания все рациональное, что когда-то там было, и оставляя только одно стремление: «Быстрее вверх, как можно быстрее вверх. Иначе, я могу опоздать, не успеть…» Куда опоздать и чего не успеть, я не имела ни малейшего представления. Я карабкалась по неустойчивым, рассыпающимся под моими ногами, ступеням вверх, забыв о том, что я совершенно не умею лазить по скалам.
Когда я достигла вершины этого удивительного природного монумента, небо на востоке полыхало алым пламенем. Вот-вот, из-за горизонта должен был вырваться первый луч солнца. Музыка уже ревела в моей голове торжественным гимном, подчиняя себе остатки моего сопротивляющегося разума.
Наверху обнаружилась плоская площадка, слегка вытянутой овальной формы. По самому длинному диаметру она достигала примерно метров десяти. В поперечнике – метров шесть, не более. Она была усыпана осколками камня, от самых мелких, до размеров с голову человека. Посередине нее, на полу под ногами, я увидела какие-то линии и окружности, и незнакомые мне руны. Упав на колени, я принялась руками, изодранными в кровь после подъема, очищать этот рисунок от битого крошева. Я торопливо разбрасывала камни, не обращая внимания на саднящую боль, беспрестанно оглядывалась, торопясь успеть к тому моменту, когда выглянет первый луч солнца. Наконец, площадка в центре была очищена настолько, что можно было разглядеть рисунок, как будто выжженный в этом монолите, мощным плазменным лучом. Это было невероятно! Но, камень выглядел оплавленным! Ровные края, и дно желобков, были блестящими и гладкими.