Ребенка вырвало 13 раз, а скорая все не ехала. Сынишка начал бледнеть и закатывать глаза…
Когда муж во второй раз позвонил в скорую помощь, оказалось, что нам ее все еще не назначили.
Через 20 минут приехала бригада – пожилой врач, в синей жилетке с фонариком на голове и медсестра. Врача Алёшка не испугался. Он больше походил на спасателя, чем на доктора. Честно говоря, впервые видела, чтобы светили фонариком. Молоденькие девочки-врачи из «неотложки», с длинным маникюром, в горло светят телефоном. Причем руки они еще как-то обрабатывают, а телефон – нет. Всегда так и подмывает спросить, разве можно к больному ребенку с такими длинными ногтями, и с телефоном? Всё-таки врачи старшего поколения – в «большей степени» врачи.
– Дома останетесь или с нами поедете? – спросил доктор после осмотра и принялся заполнять бумажки.
– А что можно дома вылечить? – спросил муж.
– У него энтеровирус. Он «лечится» водой и сорбентом. Пьет ребенок плохо, здесь только капельницы помогут. Собирайтесь.
Поднялась метель, поэтому ехали медленно. В одиннадцать вечера нас приняли, и только в два часа ночи поставили первую капельницу.
Здесь же мы лежали с дочерью в 2018 году. Тогда отделение интоксикации 8-й больницы Челябинска произвело на меня удручающее впечатление. Было грязно, пыльно, стоял неприятный запах, ремонта не было, наверное, уже лет 20. Тогда мне сказали, что в палатах мамы должны убирать сами – показали ведра и тряпки, подписанные для каждой палаты.
В этот раз было чисто, но все так же без ремонта, те же бледно-кофейные стены. Правда чистые.
Дежурная медсестра – инвалид. Одна сторона спины немного выше другой. Все люди по-разному воспринимают свою болезнь – кто-то становится агрессивным, а кто-то свою боль превращает в нежность и доброту. Никогда я не встречала такой доброй медсестры. А пришлось побывать и в питерских и в московских больницах. Медсестра приносила воду в бутылочках, все время подходила и проверяла капельницу. Когда она была рядом, сразу хотелось спать, внутри все успокаивалось. Но, поспасть мне не удалось. Три капельницы: каждая по два часа, ребенка рвало периодически. В общем, я немного подремала, но так и не заснула ни разу.
Утром мне самой стало плохо. Симптомы те же, что и у ребенка.
Рядом со мной лежала Оля, молоденькая девочка с сынишкой Сашей (11 месяцев). Ее ребенка едва спасли. Они приехали из Златоуста. Там Саше поставили капельницу от обезвоживания, во время которой у малыша начались судороги. Он уже начал синеть. Позвали врача, та с ребенком на руках побежала в отделение реанимации.
– Спасли, – говорит Оля и плачет. – Тут хорошо, тепло. В нашей больнице ветер в палатах гуляет.
Я смотрю на пластиковые окна нашей палаты, заклеенные малярной лентой, которые нельзя открыть для проветривания, – и молчу… Жалко её. Маленькому Саше не дают спать, он устал от больниц и от людей. Оля включает ему с телефона «Солнце Монако» Люси Чеботиной.
– Он у меня хорошо спит под музыку. Когда дома прибираюсь, слушаю что-нибудь, а он сам засыпает.
Но ребенок плачет.
– Оль, у него скорее всего, животик болит, – говорю ей. – Видишь, надулся. Прижми его к себе и покачай. Саша от Люси Чеботиной устал уже.
Она возражает, но потом берет на руки ребенка и качает. Я сама всегда так же качала и носила своих ребят на руках. Для ребенка это просто необходимо. Саша пригрелся как котенок, и спит.
Но долго поспать ему не дают.
– Девчонки, есть так хочется! Можно я пошуршу вкусняшками? – спрашивает Альбина. Они приехали с дочкой Кариной на «скорой» дня два назад. У Карины (полненькая кудрявая девочка лет пяти-шести) начались резкие боли в животе.
– Мы с тобой больше не будем пироженки есть, хорошо? – говорит Альбина дочери. – Будем есть яблоки и пить кефир.
Девочка в знак согласия кивает головой.
– Мама, давай порисуем, – просит малышка.
– Подожди, я сначала фильм посмотрю. Хочешь со мной? Или можешь сама порисовать.
– Я хочу с тобой порисовать, – не унимается девочка.
– Ну, хорошо, – Альбина садится кушать «вкусняшки», читает что-то с телефона. Карина пристраивается рядом рисовать и тоже что-то жуёт.
Когда ночью моему Алёшке было плохо, девочка поднимала голову и смотрела на него с сожалением и тревогой. И я подумала, какие же всё-таки дети чувствительные – всё понимают и за всех переживают.
Мне становилось всё хуже. Я попросила у врачей помощи – таблетку или какой-нибудь сорбент. Мне сказали, что ни того, ни другого для взрослых не предусмотрено. И предложили кому-нибудь приехать заменить меня. А заменить меня было некому, потому что дома средняя дочка болела. Всего у нас трое детей.
Не осталось ничего другого, как собрать сына, который уже чувствовал себя получше, и даже повеселел, – и ехать домой. Я еле доползла до такси. Пристегнуть ребенка сил не было – таксист помог. Дома, когда я засыпала, в голове крутилась Люся Чеботина и мысль о том, что испытания вырывают нас из повседневности, чтобы пересмотреть жизнь. Это как сигнал об опасности, в особенности, что касается детей. Они в постоянной опасности, даже если находятся рядом с родителями, которые их любят. И современные музыка и фильмы не подходят для биоритмов маленького ребенка. Ребенку нужны биоритмы маминого сердца, чтобы она была рядом, обнимать её, дышать с ней вместе. Для нас это и много, и мало, но для ребенка – это всё.