Знание о нашем начале не может оставлять нас равнодушными, но оно всё время от нас ускользает. Сама Библия по-разному рассказывает нам об этом начале в нескольких повествованиях, которые не во всем совместимы друг с другом. Так что давайте здесь говорить о "наших началах", поскольку эти начала многообразны, а исток — один.
"Один", как Бог Один. Разница не только в различии между единственным и множественным числом, ибо "наши истоки" означает то же самое, что и "наши начала". Слово "исток" незаменимо, так как оно означает "источник" и вследствие этого предполагает некие отношения: отношения между источником и тем, что из него происходит, проистекает. В то время как "начало" только открывает некоторую череду. То, что происходит из источника, не властно над источником. Бог — наш источник.
Ребенок задает вопросы о своем происхождении. Человечество тоже. Автор 2-й и 3-й глав Книги Бытия отвечает на них. Он не уходит от них, как если бы в них было что-то запретное. Но он знает, каков истинный запрет: запрет говорить всё. Очевидно, что никто никогда не скажет всего, но говорить об этом максимум возможного — значит уже уходить от истины.
Так же и читатель, который пытается узнать, что хотел сказать автор Книги Бытия, должен принять во внимание то, о чем он хотел не говорить. Приписывать автору то, чего он не хотел говорить, — явная бессмыслица. Но мы должны быть чувствительны к тем граням, которых он придерживался, когда хотел "не говорить". Мы должны, не прибегая к взлому, проникнуть в сообщение, которое преподносит нам собственную манеру речи: манеру сдержанную — так сказать, молчаливую.
Было бы абсурдом говорить, что труд был возложен на первого мужчину (и на его потомков) в качестве наказания за его грех. Такое прочтение неприемлемо. Произрастив "всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи" (Быт 2. 9), Бог берет человека и помещает в саду Едемском, чтобы тот возделывал и хранил его (Быт 2. 15). Поскольку "пар поднимался с земли и орошал всё лицо земли" (Быт 2. 6), можно предположить, что Адам был избавлен от наиболее тяжелой части данного ему задания: вода поднималась сама собой. Но было бы бессмысленно заполнять здесь пустую ячейку в тексте. Важно не то, много или мало он должен был делать, и не то, трудно это было или нет. Нужно было просто сказать, что человек должен был работать. Что же до его второй миссии — "хранить" сад, — то мы узнаём только то, что он ее не исполнил, коль скоро он дал "хитрому" змею (Быт 3. 1) приблизиться к своей жене.
Когда перечисляются последствия первого греха (Быт 3. 8-24), подчеркивается, что земля будет не особо щедрой. Она "проклята", она будет непрестанно произращать "терния и волчцы" (то есть шипы и колючки), а человек закончит свою жизнь тем, что возвратится в прах, из которого он был взят. Состояние трудов описывается как борьба против земли, которая будет производить на свет то, из чего можно делать хлеб, только если человек будет возделывать ее изо дня в день в поте лица своего. Шипы и колючки появляются с того момента, как прекращаются усилия человека. Эта жестокая борьба не гарантирует человеку ничего, кроме продолжения его жизни изо дня в день, — жизни не бесконечной, но не имеющей иного конца, кроме возвращения в прах. В конце повседневных трудов — смерть. Образ, представленный так, оказывается более точным и более сложным, чем один лишь образ труда.
Слово "смерть" не фигурирует в той фразе, которую произносит Бог, но реальность смерти вырисовывается на протяжении описания всех этих тягот, "доколе не возвратишься в землю". Это возвращение — возвращение в начало: круговорот из земли в землю. Можно утверждать, что у труда бывают и другие судьбы. Но автор изобразил здесь просто труд, каким он его видел в бытии почти всех людей. Вероятно, он описывал скорее участь других, чем свою собственную!
В более позднюю эпоху другой библейский автор Когелет (или Екклесиаст) видит намного дальше конкретного положения бедных крестьян. Он распространяет на все сферы человеческой деятельности схему аннулирования планов и плодов труда посредством вечного возвращения к началу, что является законом смерти. Он воздыхает даже о писательском труде, хотя сам он — великий поэт: "Составлять много книг — конца не будет, и много читать — утомительно для тела" (Еккл 12. 12). Он заставляет Соломона говорить, что в его собственной мудрости нет никакой пользы, поскольку она его научила, прежде всего, тому, что замыслы человеческие ни к чему не приводят. Она едва позволяет ему избежать раздувания своих амбиций и учит не пренебрегать тем, что исчезнет.
Ничто по-настоящему не передается. Согласно Соломону Когелета, старания великих оборачиваются не большими достижениями, чем труды самых убогих. Когелет приводит человека обратно к его отправной точке.
Иной, согласно Быт 3. 16, представляется судьба женщины, о которой Когелет не говорит ничего! Прежде чем приступить к этому отрывку, следует напомнить, что 3-я глава Книги Бытия — это еще не вся Библия. Так, 31-я глава Книги Притчей Соломоновых дивится плодам труда — даже больше, чем самим трудам, — "женщины с характером"4". Ее муж предоставляет ей принимать решения о приобретении поля и виноградника, и мы видим ее во главе того или иного начинания, обеспечивающего будущее благосостояние семьи, тем временем как муж ее восседает среди знатных.
Ничего подобного не могло быть у первой женщины, и автор описывает прежде всего обычную женскую долю такой, какой он ее видел. В то время как стандартная формула благословения начинается с обещания "умножить", Бог говорит женщине: "...Умножу скорбь твою в беременности твоей". Здесь еще раз напоминается в первую очередь о доле самых бедных: роды не только в их болезненности, но и в их повторяемости, те трудности и опасности, которые с ними связаны, те неудачи, которыми они оборачиваются.
Современный человек будет думать о том, какими средствами это облегчить, но также и о пределах этих средств и об испытаниях, которые снова им сопутствуют. Тем временем именно женщина несет будущее, именно в связи с ее потомством говорится об этом будущем.
Действительно, Бог сотворил ее для человека как "помощника, который бы соответствовал ему", или "подходил ему" (Быт 2. 18). Грех повредил ее первозданное состояние: ее влечение к мужчине и ее желание иметь ребенка делают ее зависимой от мужа, который над нею "будет господствовать" (Быт 3. 16). С выходом из первого сада новый порядок, новый уклад определенно оказывается не лишенным непорядка, разлада.
Однако именно потомство женщины вернет изначальное положение, а кроме того, женщина приобретает имя: Ева — "Живущая". "Семя" женщины (Быт 3. 15), жалимое змеем в пяту, размозжит ему голову. Речь идет, вероятно, не о том, что эта победа будет происходить в каждом поколении, но о том, что однажды произойдет. С точки зрения Когелета, история не играет никакой роли. Но Когелет не говорит всего. Автор Быт 3. 16 говорит об этом больше, хотя тоже не говорит всего. С его точки зрения, то, что люди могут произвести трудами своих рук или своего ума, — пустяки. Только на ожидании одного ребенка зиждется надежда всего человечества.
Любви и Мира, братья и сестры!
Храни Вас Господь!
Подписывайтесь на наш Telegram-канал, чтобы увидеть больше!