Евгений Останькович
По паспорту его величали Максом Емельяновичем. Но многие посетители райкомовской библиотеки и парткабинетов приклеили ему иное - «Маркс». Не за бороду – в то время носить бороду партработникам было категорически нерекомендовано. Макс был ходячей энциклопедией по истории большевизма. Его широко посаженные глаза светились умом и мудростью. Партактив гордился своим «Марксом». Он был участником штурма «Зимнего дворца», сыграл большую роль в событиях на революционном черноморском флоте, потом оказался на Ставрополье, откуда, за троцкизм был отправлен в места столь отдаленные.
Уцелел и вернулся. Это уже был не прежний лидер и потому возглавил парткабинет райкома. Многим и здесь помог по части теории. Сколько, например, докладов и рефератов написал Никнику – так звали за глаза Николая Николаевича, главу районного комитета партии. Макс любил охоту, считался лучшим зайцеведом, так как всегда возвращался с богатым трофеем…
* * *
«Развенчание Маркса» началось в год заячьего небывалого «урожая». То и дело по райцентру расползались все новые и новые слухи о необыкновенных охотничьих трофеях. Обывателям, кто никогда не брал ружье в руки, казалось, что стоит выйти за село к ближайшему леску, так там длинноухие зверюшки бегают под ногами, как куры на птичьем дворе.
Заячья тема расползалась не только по кухням и рынкам. Однажды вползла она и в кабинет первого секретаря. И вот тогда Никник на производственном совещании вдруг сказал:
- Макс! Твоя жена, небось, года на два зайчатины насолила.
Макс засмеялся:
- Да у меня в этом году не было ни одного выходного. Впору солить тараканов.
- Будет у тебя выходной, – успокоил Никник, – только при условии – меня ты на охоту тоже возьмешь.
Никто тогда не понял смысла слова «тоже». Понял потом Макс, когда вопрос коснулся экипировки секретаря. Пришлось отдать ему свою Тулку и прочую амуницию охотника. А самому довольствоваться одностволкой, взятой «напрокат» у соседа.
* * *
Решили охотиться по длинной, и судя по чистому снегу, нетронутой балке. «Газик» угнали далеко вперед, а сами пошли. Николай Николаевич избрал путь по самому дну балки, а Макс по правому ее склону, чуть позади секретаря.
Было много солнца и снега. Через полчаса пришлось расстегнуть секретарю полушубок, Максу – телогрейку. Пот вытекал из под шапок и заливал глаза. Зайцев не было. Все четче в головах простукивала мысль, что день потеряли зря. Ни одного следа, но ружья держали наизготовку. И только Макс хотел сказать шефу, что надо менять маршрут, как увидел зайца. Косоглазый, будто не обращая внимания на Николая Николаевича, буквально скользил на снегу чуть позади его в метрах двадцати. Макс инстинктивно вскинул к нему свою одностволку, но, глядя через мушку ружья, понял – стрелять нельзя. За ушами косоглазого просматривался полушубок шефа. А, вот Никник стрелять мог, он был значительно ниже Макса и оружейный заряд даже в случае промаха не достал бы охотника.
Азарт есть азарт! Все еще глядя через мушку, Макс что есть мочи заорал, позабыв про все на свете.
- Никник! Заяц! Заяц справа.
Реакция секретаря была мгновенной. Он выпалил сразу из двух стволов куда-то вперед, почти в небо. Словом, как держал ружье на изготовке, так и выстрелил.
Заяц прыгнул вперед, будто вслед за зарядами, потом проскочил у ног секретаря и скрылся за гребнем балки с ее противоположной стороны. И в это время Макс выстрелить не мог. Зайца теперь закрывал секретарь. Видимо, от отдачи двух стволов Никник вначале сел, потом упал на спину и дрожащими пальцами доставал патроны из патронажа. Но зайца и хвост простыл.
Подойдя с улыбкой к горе-охотнику, Макс встретил свирепое лицо шефа. Он с ненавистью смотрел на него.
- Ты что?! По человечески не мог сказать, спокойно. Зайчик, мол, справа…
И что это за кличка такая - Никник! Кто ее придумал?
Макс понял, что стыд секретаря, за нелепость случившегося, подавили в нем чувство юмора. А еще, наверное, Николай Николаевич испугался, что Макс завтра же расскажет обо всем сослуживцам. Потом узнает весь район и не посмеется, а позлорадствует…
Так уж лучше молчать, не злить шефа.
Но этого делать не пришлось. Никник бросил ружье Макса в снег, скинул патронаж и, не попрощавшись, повернулся спиной к Максу, широко зашагал к «Газику».
Догонять шефа, просить у него прощение (за что?) Макс не стал. Он пошел в обратную сторону скорее пораженный, чем удивленный поведением Никника. То и дело он задавал вопрос: «Может сгоряча, в азарте он выматерился. Это засело в ушах у шефа. Вроде нет!». Да и материнка привычна для шефа. Иногда на узких совещаниях он сам пользовался ею.
- Сегодня – завтра остынет – подумал Макс,- сам извинится.
Но прошло несколько дней – ничего не случилось. Шеф его не вызывал. А через неделю зашел заворг райкома и спросил, когда Макс собирается уходить на пенсию. Ведь ему уже стукнуло шестьдесят.
* * *
Шестьдесят! Только в этот свой «юбилей» теоретик «Маркс», как звали его в районе, понял главное, что «царская охота», это не штурм «Зимнего», не опасности и не страшный быт в партизанском отряде, не гибель черноморской эскадры. Хуже ее ничего быть не может и в десять раз опаснее.