В октябре 1973 года в газете "Красная звезда" вышла статья полковника В.Нагорного "Младший лейтенант из батальона Синцова".
Полковник В. Нагорный
Газета «Красная звезда»
2 октября 1973 г., вторник
МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ
ИЗ БАТАЛЬОНА СИНЦОВА
«…Вошедший был ростом мал, худ и очень молод, На петлицах надетой поверх ватника шинели было всего-навсего по одному кубарю.
«Младший лейтенант, а начальник штаба батальона? Что-то маловато звание для должности!» - подумал Синцов, поднимаясь навстречу своей будущей правой руке. В батальон шли вдвоем… Синцов наддал шагу и, поравнявшись с Ильиным, спросил:
- Какую должность занимали до начальника штаба?
Ответ был неожиданным.
- Писарь батальона, - сказал Ильин».
Константин СИМОНОВ.
«СОЛДАТАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ».
Вероятно, каждый, читая симоновскую трилогию о Великой Отечественной войне, мог предположить, что прототипами ее героев стали реальные, крещенные огнем люди. Недавно я встретился с полковником Иваном Ивановичем Исаковым, командовавшим под Сталинградом стрелковым батальоном в прославленной 13-й гвардейской дивизии генерала Родимцева. В пору подготовки Константином Симоновым романа «Солдатами не рождаются» ему довелось многократно встречаться с писателем, рассказывать о своих боевых друзьях.
- Ильин, выведенный в трилогии, _ сказал Исаков, - образ, несомненно, собирательный. Однако в нем я легко узнаю начальника штаба своего батальона - Михаила Ильина. И дело не в сходстве фамилий, а в людских судьбах. Кстати, Михаил Иванович Ильин жив-здоров, по-прежнему служит в армии…
Через несколько дней я был в Белоруссии. Минск встретил яркими красками ранней мягкой осени. Отыскать Ильина, - хотя было совершенно точно известно, что он занимает большую должность в штабе, - оказалось совсем нелегко. В войсках округа шла напряженная учеба, и его рабочим местом стали неохватные просторы учебного центра. И все-таки встреча состоялась…
Поднявшийся из-за стола человек был среднего роста, крепок и уже не молод.
- Полковник Ильин, - назвал он себя.
Позже при мигающем свете оплывшей свечки мы проговорили едва ли не всю ночь. И вот что, пожалуй, прежде всего показалось мне примечательным: Ильин заметно оживлялся, обнаруживая способности рассказчика, когда говорил не о себе, а о других. Совершенно вскользь, да и то потому, что пришлось «к слову», заметил, что в сталинградских боях дважды награждался - медалью «За отвагу» и орденом Красного Знамени. Зато был восторженно щедр на характеристики тех, с кем воевал бок о бок: «Исаков… Отчаянно храбрый офицер. И, между прочим, вероятно, благодаря ему в первую очередь я стал кадровым военным…»
Да, до призыва в армию Ильин окончил педагогический техникум и не мыслил себя никем иным, кроме как сельским учителем. 22 июня 1941 года где-то около семи утра он увидел в опаленной ржи первого гитлеровца и сделал свой первый выстрел в начавшейся войне. Потом небольшую группу солдат, которая во главе с помкомвзвода Ильиным заслонила от фашистов деревню, накрыли мины. Одному совсем молодому бойцу осколок разорвал шею, и из раны толчком плеснулась тяжелая кровь. Бинтуя враз побелевшего парня, Ильин понял, что произошла не случайная и нелепая перепалка на границе, а нечто большее и страшное, чему не суждено скоро кончиться…
А потом ожесточились бои и люди, и волею судьбы и всяческих ситуаций, которые зарождались в штабных картах, Ильина бросало по фронтам. В штаб батальона Исакова он попал под Харьковом на «теплое» место писаря.
В ночь на 23 февраля, когда прижимистые старшины уже заготовили праздничную «наркомовскую норму», старший лейтенант Исаков заканчивал последние приготовления возглавляемой им группы, которой предписывалось любой ценой взять «языка».
- Разрешите мне с вами? - скорее настоятельно потребовал, чем попросил Михаил Ильин.
Писарь, добровольно рвущийся в рискованный поиск за вражеский передний край, - этого в батальоне не бывало…
Погода тогда выдалась чудесная: ледяной ветер гнал поземку, будто вгоняя в черноту ночи острый сухой снег. Объект поиска был уже совсем близок, когда кто-то напоролся на искусно замаскированную сигнализацию. И тотчас заметались осветительные ракеты, мерзлую темноту раскроили багровые пулевые трассы.
По приказу старшего лейтенанта Исакова разведчики стали отходить к проходу в минном поле. Самому командиру не повезло: одна ракета, не успев догореть, упала ему на спину. Он знал, как жадно шарят сейчас глазами вражеские автоматчики по освещенному ракетами полю. Стоило хоть малость шевельнуться, и наверняка не одна очередь ударила бы сюда. А жаркое пламя ракеты, легко, как автогеном, прошив ватник, уже впилось в тело. Стало нестерпимо больно. Однако худшее случилось потом.
Когда снова навалилась темнота, Исаков потерял ориентировку и наткнулся на проволочное заграждение. Несколько попыток отыскать проход не увенчались успехом. «Конец!» - пронеслось в мозгу. Старший лейтенант догадывался, что его люди уже наверняка на «ничейной», что ждать откуда-то помощи бессмысленно. И тут он услышал осторожное, с придыханием: «Исаков… Исаков…» К нему подползал Ильин.
После войны полковник Исаков вспомнит: «Никто из нашей разведгруппы не обратил внимания на то, что меня нет, и только он бросился искать, рискуя попасть в руки врагу, хотя, получив команду на отход, мог этого не делать, и его никогда ни в чем не упрекнули бы. С тех пор я всегда брал его в разведку и был благодарен случаю, который открыл мне Ильина».
Под Сталинградом Михаил Ильин стал младшим лейтенантом и начальником штаба батальона. Война разметала фронтовых друзей, и случилось так, что только девятнадцать лет спустя после последней встречи им удалось найти друг друга письмами. Передо мной одно из них. Ильин торопился рассказать: «В конце войны - бывает же такое чудо - вновь попадаю в 13-ю гвардейскую дивизию, в наш родной полк, в твой батальон на должность начальника штаба. Правда, ведь редкое совпадение?..
В 1949 году поступил в академию им. Фрунзе и успешно ее окончил. Служил в Забайкалье, сейчас Белоруссия».
И еще строчки: «Прочитал роман «Солдатами не рождаются»… Я, безусловно, далек от мысли, что Симонов хотел описать или вывести именно нас. Не велики фигуры. Ильин в этом произведении образ, конечно собирательный, литературный. Но во многих героях я свободно узнаю наших - Нину Гладкую, Иванникова, Карпенко, Сокура…»
Иван Иванович Исаков, перебирая уже пожелтевшие, но бережно хранимые листки, комментирует: «Такой же чувствуется, и остался прямой, открытый, принципиальный. Между прочим, повидав искалеченных войной людей, он как-то проговорился, что после победы уйдет из армии и станет врачом. Я же всегда верил в него, как человека истинно военного».
Ильин остался в кадрах. Там, в Белоруссии, я спросил у него, не привелось ли ему позже, после академии, встречаться с однополчанами. Он ответил, что доводилось, в том числе однажды с генералом Родимцевым.
- Правда, при несколько любопытных обстоятельствах, - уточнил Михаил Иванович.
В 1953 году после окончания Военной академии имени М.В. Фрунзе Ильин получил назначение в Восточно-Сибирский военный округ, где в ту пору помощником командующего войсками был генерал-лейтенант Александр Ильич Родимцев. Работа офицера в штабе округа захватила.
Как-то он был привлечен в качестве проверяющего огневой подготовки в одной части. Стреляли пулеметчики неважно, и подразделению назревала общая двойка. Никакие просьбы командира сделать определенные поблажки Ильина не тронули. Тогда командир отправил «вверх» жалобу, в которой факты были подтасованы столь умело, что опровергнуть ее оказалось делом чрезвычайно трудным.
Ильина вызвали к Родимцеву с объяснениями. Генералу каким-то образом стало известно, что «въедливый» офицер - сталинградец. Встретил он вошедшего довольно холодно, но, указав глазами на стул, предложил сесть и спросил:
- Воевали под Сталинградом? В какой дивизии?
- В вашей, тринадцатой.
Родимцев заходил по кабинету, раздумчиво повторяя:
- Ильин… Ильин… Напомните!
И Ильин напомнил. Об одном тяжелом бое, когда лично от комдива получил приказ закрепиться на отвоеванном у противника «горячем» участке. О том, как, будучи раненным, в медсанбате получил орден Красного Знамени.
Мог бы рассказать и о том, как в другой раз, ожидая операцию в медсанбате, встретился с ординарцем Исакова - рядовым Богуславским, и тот доверительно сообщил о записке медицинскому начальнику от «самого». В записке значилось: «К вам поступил раненый Ильин. По возможности в госпиталь его не отправляйте. Родимцев». Попасть в госпиталь означало наверняка угодить впоследствии в другую часть. А Родимцев ценил своих людей.
Мог рассказать Ильин об этом, но смолчал: посчитал - нескромно. И без того проговорили, вспомнив Сталинград, не один час. Под конец Родимцев протянул лист бумаги:
- Прочтите вот это.
Обвинения в адрес Ильина были тяжелые. Он поднялся и твердо сказал:
За собой я вины не вижу. Поверьте, все было иначе.
Родимцев пристально на него посмотрел:
- Молодой вы еще штабист, зеленый. Вот едва и не поплатились.
Забрал рапорт-жалобу и в левом верхнем углу размашисто написал: «Результаты проверки утверждаю».
…Рано утром, еще не серело за окном, полковник Ильин поднялся, зажег крохотный свечной огарок. В мокрые от дождя стекла туго напирал ветер. Ильин торопился куда-то в поле. Я знал, что там его ждут дела и люди.
Ознакомившись с этим материалом, Константин Михайлович Симонов сообщил следующее:
«Кода Иван Иванович Исаков рассказал мне о своей службе комбатом в Сталинграде и в предшествующий период войны, то он очень живо и с большой симпатией описал своего начальника штаба Ильина, выдвинувшегося из писарей. Рассказывал некоторые подробности своих разговоров с ним, некоторые детали его жизни. Видимо, они были очень душевно близки там, на войне, и много говорили между собой.
Этот рассказ был отправной точкой для того, чтобы я написал в романе именно такого Ильина, каким он написан. Хотя, конечно, в этом образе сошлись многие мои воспоминания о встречах с молодыми двадцати - двадцати двух - двадцатичетырехлетними командирами батальонов, а иногда даже полков.
Фамилию Ильина я оставил сознательно. Так же как в свое время сознательно оставил в «Живых и мертвых» подлинную фамилию Хорошева. Когда я начинал писать книгу, Исаков знал, что Ильин жив и где-то служит, но не знал - где. Мне показалось, что если оставить этому собирательному герою подлинную фамилию того человека, рассказ о котором и дал мне первый толчок к созданию этого образа, - может быть, он откликнется и найдется…»
…Время дорисовало портрет Ильина.