Непогоду ни один прогноз, а я их просмотрела не меньше десяти на разных сайтах, не обещал. Иначе отложили бы поездку на базу отдыха моей мечты до лучших времён. Выехали из дома, когда ласково светило солнышко, был штиль. Красота да и только! И почти 250 км - примерно половину нашего маршрута - мы наслаждались видами природы, весёлыми постройками населённых пунктов и их забавными жителями-человечками.
Но вдруг, непонятно за какие такие грехи, прямо посередине пути кто-то могущественный и всесильный неожиданно высыпал на дорогу месячную норму осадков, сопровождая эту неистовую снеговую массу порывами ветра в 20 м/с. Ни разу не подводив, наша вольксвагенушка джетта отказалась пробираться сквозь снежную бурю: рычала, брыкалась, пыталась повернуть обратно.
Но мы не сдавались! Медленно, но верно, местами на ощупь, продвигались к намеченной цели. До которой оставалось всего каких-то 230 км. дороги с препятствиями в виде непреодолимых снежных заносов, непрекращавшегося, лупившего непроглядной то косой, то вертикальной, то горизонтальной стеной снега. Наши отчаянные попытки хоть сколько-нибудь проехать вперёд стоили нам огромных моральных и физических затраченных сил. Терпение было на исходе. Нервы сдавали. И наше прибытие на место назначения казалось уже несбывшейся мечтой.
Но, как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. Наша ласточка сделала ещё пару раз рывок вперёд и отказалась наотрез пробираться дальше. Её сил в 106 л/с даже вместе с нашей (в 90 кг. мужа и в 57 кг. моих) не хватило, чтобы преодолеть почти метровый занос высотой и протяженностью около полутора километров. Решили вернуться. Но снегопад был такой силы, что обратный путь тоже хорошо замело. Сначала стали копать, но, когда муж прошёл вперёд и разведал обстановку, вернувшись, печально констатировал, что копать смысла нет - такие заносы повсюду. Оставалось ждать технику, которая сможет расчистить дорогу. Звонили в разные службы. Обещали пробить путь ближе к утру, а нам советовали позаботиться о ночлеге. Уже темнело. Вьюга набирала обороты. Мы стали вспоминать, где видели последний раз человеческое жилище. Но в памяти ничего не всплывало.
Вдруг сквозь буран, чуть поодаль от обочины, мы разглядели слабое свечение,похожее на свет в окошке. Нам ничего не оставалось, как пойти и проверить. Чем ближе мы подходили, тем всё отчётливее вырисовывался деревянный дом, почему-то только один. Но каково же было наше удивление, когда мы поняли, что дом - это сторожка... при кладбище. Стало немного жутковато. Деваться было некуда, и мы постучали.
Дверь отворил высокий, крепко сложенный, седовласый, с длинной густой бородой пожилой мужчина. Он как будто даже не удивился нашему приходу, не спросил, зачем пожаловали. А с порога, как долго загулявшихся ребятишек, стал загонять в дом:
-Метель нынче разгулялась... Ишь воет окаянная! А вы не стойте, не стойте! В избу проходите! Одёжку, обувку на печку кидайте, пусть пообсохнут. Тапки наденьте, да к столу садитесь.
Скоро чай поспеет, самовар уже закипает.
Мы с мужем переглянулись, но задерживаться в столь необычном месте как-то совсем желания не было:
-Спасибо за приглашение! Но не хотим вас утруждать. Нам бы только узнать, как добраться до ближайшего населённого пункта. Дороги нет, буран переждать где-то надо.
-Вота выдумки! До ближайшего села километров 11 будет. Дорога просёлочная через лес. Напрямую в такую погоду не доберётесь, пропадёте. Оставайтесь здесь. Один я живу. Гости редки в моём доме. Сторонятся этого места по глупости людской. А зря. Живых бояться надо. Забрели ко мне, так оставайтесь значит. И вы силы укрепите, и мне, старику, радость будет. Картошечка с грибами на подходе, самовар созрел. А утром бульдозер, даст Бог, пройдёт, тогда и в путь тронетесь. За машину не переживайте. Выхожу часто, присмотрю.
Во мне ещё тлела надежда на побег из этого места (я готова была сутками пробираться сквозь лес, через буран, в темноте, только бы не оставаться ночью на кладбище). Но, глядя на мужа,подмигнувшего мне и уже с энтузиазмом расстёгивавшего пуховик, была затушена без права даже на самую маленькую искру. Пришлось смириться и последовать указаниям гостеприимного хозяина. Ощущение происходящего было нереальным.
Муж разговорился с дедушкой. Дед Семён оказался очень милым. От него самого, от слов, движений, от того, что его окружало веяло непередаваемой добротой и заботой. Рядом с ним было как в детстве: спокойно и безопасно. Все мои предрассудки по поводу "необычного места" куда-то исчезли. И я просто позволила себе наконец-то расслабиться. Мужчины сходили в машину и забрали кое-какие продукты, заготовленные на базу отдыха.
Из печки дед Семён достал шкворчащую в чугунке картошечку с грибами. От одного запаха можно было сойти с ума! Нарезал хрустящие солёные огурчики, сальцо с чесночком. В довершении трапезы угостились ароматным чаем прямо из самовара. И полилась беседа...
-Как вы тут один живёте, дед Семён? Да ещё в таком месте.
-Не один я. Семья моя здесь. Жена... Доченька...
Жизнь вон какая штука... Ты планируешь одно, а на деле выходит, как Ему угодно (и поднял указательный палец вверх).
Жил я с Любашей своей дружно. Как говорят, дух мужа и жены един должен быть, тогда счастье будет. А если супруги в разные стороны глядят, ничего ладного из их союза не выйдет: будут несчастны сами, сделают несчастными деток своих. А у нас с Любушкой не только дух единый был, мы и мыслями сроднилися, и внешне как брат и сестра были. Когда возвращались с работы: я с завода, Любушка из детского садика, заходили каждый в свой магазин по-близости и приносили домой одни и те же продукты. А когда звонить собирались друг другу - на том конце провода приходилось слушать короткие гудки от того, что одновременно начинали набирать номер: я её, она мой. Для поездок тоже выбирали один и тот же маршрут. Ни разу не поссорились, потому что спорить не о чем было.
А как Олюшка наша родилась, да через 2 года Серёженька следом, так наша чаша семейной жизни полной стала. Со временем на дом накопили, переехали. Так и прожили мы с Любашей 23 года как один день...
Пока не сходил я однажды на встречу с одноклассниками. Не хотел я идти, но Любаша настояла. Немолодые, говорит, уже, неизвестно, кому сколько осталось, когда ещё соберётесь, сходи, мол, развейся. Рубашку мне новую купила, в парикмахерскую отправила.
Встретились. Я и представить не мог, что впервые за 30 лет снова увижу Татьяну - свою первую любовь... Праздник шёл своим чередом. Посидели за столом, включили музыку. И тут подходит ко мне Татьяна, танцевать зовёт. Не стал отказывать, ну и пошёл. А она всё ближе прижимается, в глаза заглядывает, взгляд мой пытается поймать. Не придал значения, думал по-дружески. Песня закончилась, каждый на своё место вернулся. Снова застолье продолжилось. Вовка, друг мой школьный, в разводе давно, к Верочке Иванцовой подсел, на ушко ей что-то шептать стал, та покраснела, заливаться смехом стала. Когда-то у них симпатия друг к другу была. Вчетвером после школы пропадали: Вовка, Верочка, я и Таня. Как-то незаметно и у меня возник образ из прошлого: любовь моя к однокласснице. Заглушил тут же видение как сумел.
Остальные ребята веселятся, истории из жизни рассказывают, воспоминаниями делятся. Опять танцевать пошли. Татьяна рядом оказалась, за руку взяла и на улицу потащила.
" Я, говорит, признаться тебе хочу. Не смогла я, Сёма, забыть тебя. Люблю всю свою жизнь и мучаюсь очень. Для меня красивее и дороже скромных неброских полевых цветов, которые ты на каждую нашу встречу приносил, на свете нету. За жизнью твоей слежу. Знаю, что жену любишь, деток у тебя двое. А я ведь замуж так и не вышла. Однолюбка получается. И ничего поделать с собой не могу. Быстро я тогда поняла, что дурой была, на Петькины деньги рассчитывала. Твои чистые чувства ко мне растоптала, когда с ним встречаться стала. Но после школы расстались мы, уж больно мелочным Пётр оказался, безмолвной рабыней меня рядом с собой хотел видеть. Из всех мужиков, встречавшихся когда-либо на моём пути, ты единственный, кого можно назвать настоящим мужчиной: надёжным, заботливым, смелым, ответственным. Знаю, что и остался таким. Встречу одноклассников я организовала, чтобы повод был тебя увидеть и признаться. Скажу тебе сегодня всё, душу освобожу. И будь, что будет.
Всё равно уезжаю навсегда в Германию и больше тебя, Сёмочка, не увижу. Бизнес у меня там небольшой. Здесь меня больше ничего не держит. Видишь, оно как бывает, деньги есть, выгляжу на 35 с небольшим, а жизнь без любви опостылела. Мёрзну я, Семён, без любви, очерствела совсем душа моя. Эх, нельзя всё вернуть назад... Ты прости меня, что высказала тебе тут всё. Спасибо, что выговориться дал. Может, думаю, легче станет. Ты, Сёмушка, не бери в голову. Иди к ребятам."
А я стою, как вкопанный, уставился на свои ботинки, с места сдвинуться не могу. Сказать не знаю что. Разве можно на человека вот так взять и вывалить своё откровение длиною в целую жизнь. Татьяна докурила сигарету, похлопала по-приятельски меня по плечу и ушла к одноклассникам.
Остался я один на один с её правдой... И вдруг нахлынуло, прорвались воспоминания былой несложившейся любви - чистой, непорочной, - безвозвратно утрамбованные в самый дальний, глухой угол памяти; напрочь заколоченные толстенными досками небытия; завешанные непроницаемой, плотной пеленой забвения. Всплыло всё...
Вот она - тоненькая маленькая девочка с огромными голубыми глазами - впервые робко переступает порог 1 класса. Торжественная линейка закончилась. Все ребята зашли в кабинет, кроме Тани. У её отца заглохла машина, пришлось опоздать. Таня выбрала место рядом со мной. Мы так и просидели с ней до 10 класса. Я списывал у неё русский язык, а она у меня математику.
В 10 классе ей на день рождения Пётр подарил золотое колечко с маленьким камешком, как оказалось, бриллиантом. С тех пор такого рода значимые подарки Татьяне от Петра стали постоянными. И однажды Таня просто не села со мной за одну парту. Наши с ней прогулки ещё какое-то время продолжались, но недолго. Петька потребовал прекратить её общение со мной. И она прекратила.
А я переживал. Как дурак каждый вечер ждал её возле подъезда с букетом полевых цветов. Татьяна возвращалась с розами под руку с Петром. И я убегал... Бежал во весь свой дух, куда угодно, пока не падал почти замертво. Уговаривал Таню вернуться, бил Петьку. Но ничего не мог исправить. Кое-как закончил 10 класс и сразу уехал учиться подальше от Тани, от Петьки - от себя, в Сибирь. Окунулся с головой в учебу. Потом армия.
Образ девочки с огромными голубыми глазами уже не вызывал нестерпимую боль в сердце. После армии вернулся домой. Устроился на завод. Слышал, что Таня куда-то переехала, и её уже давно никто не видел.
Как-то на заводе устроили концерт по поводу 23 февраля. Перед рабочими выступали детишки из детского садика, а сопровождала их молоденькая и очень симпатичная воспитательница. Это была моя Любушка. Она мне сразу приглянулась. И уже в тот же вечер я ждал её возле ворот детского сада.
И вдруг, как молнией ударило, вспотел весь с головы до пят. "Любаша! У меня есть моя Любаша!". Приказывал себе выкинуть из головы давние дела, Татьяну. Но в тот момент, я был себе не хозяин. Не слушалось меня ни сердце, ни разум.
Люба - она же своя, родная, пахнет домом, детьми. Татьяна - какая-то другая, неземная, к ней подходить то страшно: прическа необычная; лицо, не тронуто морщинами; яркий маникюр, стройное тело, платье модное, каблуки высокие.
Так и сидел, перебирал образы: Люба, Таня; Таня, Люба. Пока не прибежали одноклассницы и не уволокли меня за собой в зал.
Веселье шло полным ходом. Одноклассники, охмелевшие от напитков, от радости встречи, танцевали, пели, смеялись.
И я тоже поддался всеобщему настрою. Отпустил терзавшие меня мысли. Решил ни о чём серьёзном не думать. Расслабился, и ничего, кроме веселья, меня больше не занимало. Не было только что случившегося разговора, не было угрызений совести перед Любашей. Остался только всеобщий задор искренне радовавшихся мужчин и женщин, ставших на мгновение снова мальчишками и девчонками.
Вечер закончился. Все разошлись. Татьяна ушла раньше, незаметно для всех.
Дома меня ждала Любаша. Без меня не ложилась. Обнял её крепко и заснул. Проснулся, а Любаша уже на работу убежала, оставив меня одного с медленно, но явственно всплывающими воспоминаниями вчерашнего вечера.
Уже не помню, когда именно я шагнул в пропасть: в день признания Татьяны или на следующее утро.
Но то, что произошло потом, разрушило всю мою жизнь.
Я стал искать себе оправдания, чтобы ещё раз увидеть Татьяну. Успокаивался тем, что она вечером уедет насовсем, и, если с ней встретиться перед отъездом, то это ничего не изменит в моей жизни.
Как очумелый я выскочил из дома. Узнать, где остановилась Таня, не составило труда. Помню, как нетерпеливо долбил кулаками дверь. Татьяна открыла. А мне напрочь снесло голову. Накинулся на неё, и весь мир выключился. Это безумие продолжалось 4 года.
Целый год я ещё мучил Любашу и своих детей внезапными уходами, резкой сменой настроения, беспричинным молчанием, появившейся злостью. Я понимал, что виноват, но это сумасбродство было неуправляемым, ничего не мог с ним поделать. Не нашёл в себе силы всё прекратить. Слабаком оказался. Оставлял свою родную Любашу, кровиночек своих, Олюшку и Серёжку, и шёл пропадать во грехе с Татьяной. Не уехала никуда Таня. Моталась в Германию раз в месяц. Через год я бросил Любашу и детей. Просто собрал вещи и сказал, что больше не приду. Дальше три года я обманывал себя, что смогу начать новую жизнь с Татьяной, смогу забыть жену и детей.
С завода уволился, стал немного вникать в бизнес Татьяны. Она перечисляла какие-то деньги Любе на воспитание моих детей, говорила, что сумма намного больше несуществующих алиментов. Ни разу Любаша не обратилась за помощью, не упрекнула, не устыдила. Этим я глушил свои чувства ответственности за брошенную семью. Мы с Таней стали много ездить по её делам . Я мало что в них понимал, но довольствовался тем, что был всё время рядом с ней. Я вычеркнул для себя жизнь с Любашей и детьми. Удивлялся, как легко можно всё изменить.
Изменить пришлось многое, почти всё. Моя мать, родственники не хотели меня знать. Друзья перестали общаться. Но у меня была Таня. Красивое тело, беззаботная жизнь - затмили разум.
Прозрение случилось мгновенно. Впервые за 3 года звонила мать. Раздававшиеся звонки обливали сердце ледяным душем. Сказать, что я испугался - ничего не сказать. Но я взял трубку. Вспоминаю стальной голос мамы:
-Любы больше нет. Похороны в среду.
В это время мы были в Москве. Таня готовила завтрак. Я подошёл, сказал, что еду домой. Таня хотела поехать со мной, но я отказал.
Пока добирался, вспоминал до мельчайших подробностей нашу счастливую жизнь с Любашей... Вот я её только увидел, вот вдыхаю её запах волос, вот она совсем ещё девчонка в свадебном платье укрывается от меня фатой и звонко хохочет, вот она заболела и я не отхожу от неё ни на шаг, вот я ищу зимой арбуз, когда мы ждали Олюшку, вот выбираем имя для Серёжи, вот у неё сломался каблук на сапоге и я несу её на руках, вот она треплет мои волосы, вот она губами касается моего лба, чтобы определить ни жар ли у меня, вот заглядываю в её лучистые солнечные глаза, вот мы вместе, вместе, вместе...
Подхожу к нашему дому и не узнаю. Стены обшарпаны, калитка слетела с петель и болтается, ужасно скрипя, местами в заборе зияют дыры, кое-где вместо окон желтеют старые листы фанеры. Не поверил глазам, думал адресом ошибся. Не ошибся. Что я увидел внутри дома, вспоминать не хочу. В доме никого не было. Соседи услышали шум и выглянули посмотреть, кого принесло. Узнали меня, пригласили войти и поведали страшное, непоправимое.
Любаша не смогла справиться с моим предательством и стала искать утешение в спиртном. Сначала выпивала по чуть-чуть, потом стало уже заметно всем в округе. Ничьи уговоры Любушка не слушала, видно всё решила для себя. В дом стала приглашать таких же горемык, как она сама. Не захотела и не смогла Любушка жить без меня. Ушла за 3 года. А самое ужасное, что к такой же жизни пристрастилась и дочка моя, Олюшка. Сначала с мамкой и её товарищами пила, потом свою компанию нашла, побираться стала. Сынок мой, Серёжа, избежал той участи только потому, что в армии был.
На похороны Любушки не пошёл, не стал ещё больнее всем делать. Сам помянул. Уже после побывал на могилке.
Олюшку нашёл, в больницу отвёз. Татьяна помогла устроить дочку в частную хорошую клинику. Да сбежала Олюшка оттуда в первую же ночь. Дружки её какую-то дрянь ей дали, от которой Олюшка пережила Любушку всего на 17 дней. Обрели покой теперь мои Любушка и Олюшка вот на этом самом кладбище.
Вина моя перед семьёй неискупима. Татьяна поняла,что я к ней не вернусь и переехала навсегда в Германию. Сын мой, Серёжа, женился. Скоро внук родится. Не простил он меня. Но стал заглядывать, когда навещает здесь Любушку и Олюшку.
Не уберёг я девочек своих, поддался искушению. Нет мне прощения. Уже хорошо, что жить разрешили при кладбище. Сторожем числюсь. Теперь я всегда рядом, теперь никуда не уйду. Серёжу не тороплю, может когда-нибудь он разрешит себе простить меня. Позволит быть мне отцом, а внуку дедом. Большего и не прошу для себя. Молюсь каждый день за свою семью, прощение прошу в надежде, что может быть на том свете мы наконец сможем быть все вместе.
Закончил исповедь дед Семён. Ветер утих. Воцарилась тишина. Только потрескивали в печке дрова.
-Ложитесь уже. Постель готова. А я пойду Олюшке и Любушке спокойной ночи пожелаю. Да машину вашу гляну, - скомандовал дед Семён и вышел.
Мы с мужем под впечатлением от услышанного молча пошли в кровать. Вернулся дед Семён, полез на лежанку за печкой. Муж захрапел. А я проревела всю ночь, пока не уснула.
Открыли глаза, уже было светло.
Деда Семёна не было, но на столе лежала записка: "Доброе утро! Ушёл в село. Завтрак на столе. Дверь захлопните. Счастливого пути! Берегите друг друга!".
Мы позавтракали. Вышли из сторожки. По протоптанной дорожке нашли ухоженные могилки Любушки и Олюшки. Мысленно попросили простить деда Семёна. И тронулись в путь. Дорога была открыта.