Иной раз случается, что один и тот же исторический термин в различных странах имеет разные толкования. К примеру, у "испанского стыда" во многих европейских языках значение более или менее схожее. А вот "испанская ярость" может трактоваться в куда более широких пределах.
В России "испанскую ярость" больше знают как один из романов о вымышленном капитане Алатристе, действие которого происходит в 1624 году. Но тут мы имеем дело с не совсем корректным переводом (оригинальное название романа "Солнце Бреды"). И настоящая "испанская ярость", по мнению большинства европейцев (и испанцев тоже), случилась в 1576 году. Собственно, так назвали жестокое разорение Антверпена.
Сами голландцы под испанской яростью подразумевают жестокие грабежи целого ряда городов, произошедших с 1572 по 1579 года. И сложно сказать, как тут поступить историку. Скорее всего признать правоту голландцев и при этом отметить, что все же самым страшным событием в череде этих трагедий были бесчинства в Антверпене. И что результаты этого испанского проступка имели весьма долгоиграющие последствия.
В описываемый период в Нидерландах бушевала так называемая Восьмидесятилетняя война или, как ее чаще именуют в отечественной историографии, Нидерландская буржуазная революция 1568-1648 годов. Большинство вспомнит Шарля де Костера с его бессмертным Уленшпигелем и упомянет о всенародном подъеме, о непримиримой борьбе фламандцев с испанскими захватчиками… И окажется правым. За одной поправкой – всенародной ненависти к испанцам, по сути, и не существовало.
В ту пору, когда все сознание людей было исключительно религиозным (иного мировоззрения попросту не знали), среди христиан тоже не наблюдалось монолитности. И религиозные тонкости часто приводили к серьезным противостояниям, что хорошо прослеживалось в Нидерландах. Против испанцев изначально восставал протестантский север, а католический юг относился к чужакам если не дружелюбно, то вполне лояльно и бунтовать не собирался. Тем более, что мировая экономическая обстановка позволяла успешно богатеть, наживаясь на суконной торговле с Англией. Центром же этой торговли считался богатейший город округи – Антверпен.
Тут снова стоит оговориться и напомнить, что армии той поры (в том числе и испанские) не страдали однородностью. И с одной и той же стороны воевали и испанские вояки, и какой-нибудь гордый шваб – такой космополитизм никого не пугал. Но подобные армии все же не могли считаться идеальными – как ни крути, а различие в воспитании и моральных принципах сказывались.
В Антверпене в ту пору тоже стояли смешанные части, подчинявшиеся в общем и целом испанскому королю Филиппу. Испанской частью гарнизона командовал Санчо д'Авила и Даза. Немецкие и валлонские отряды слушались графа Отто IV ван Эберштейна. Как первые, так и вторые получали деньги от испанского монарха и совершенно одинаково страдали от задержек выплат – тогда это считалось обыкновенной практикой и воспринималось где-то рядом с трудностями бивуачной жизни.
В таких случаях бывало, что солдаты, уставшие от отсутствия выплат жалования, просто терпели – рано или поздно проблема решалась. Но они вполне могли по всеобщему решению скинуть прежнего командира и выбрать нового, с которым уже выходили из кризиса. И чаще всего действовали по простому шаблону – злые и голодные грабили город, в котором и стояли гарнизоном. Или кого по соседству. Правда, на грабеж могли отправиться и с прежним начсоставом. Особенно если тот, учуяв назревающее недовольство, сам решал начать разбой – если нельзя бунт победить, то имеет смысл его возглавить.
Король Филипп не восторгался грабежом городов – как ни крути, а они считались его собственностью. И потому старался платить жалование регулярно. Но то денег не хватало, то с переводами возникали сложности – после объявления Испании банкротом (долгие войны отрицательно сказываются на экономике в общем и состоянии казны в частности), многие европейские банкиры отказывались иметь с ней дело до поры, пока испанский монарх не предъявит гарантии и не пойдет на компромисс с банкирами.
В итоге Филипп II требуемую сумму-то набрал, но налом и в Испании. Откуда деньги пришлось везти к войскам морем. По дороге корабли с активами попали в шторм, от которого попытались укрыться в британских портах. Где их по приказу Елизаветы I попросту конфисковали. Так что испанские части, не имея ни жалования, ни отдыха, но постоянно воюя против с бунтовщиками, изрядно отощали. И принялись грабить небольшие города. Но скудноватая добыча никак не решала вопросов дебиторской задолженности Мадрида. Требовался трофей подороже.
Д'Авила рассудил, что имеет смысл пощипать подчиненный ему Антверпен. Эберштейн выступал резко против. А пока продолжался спор, немец все доложил Антверпенскому губернатору. Тот впустил валлонские части маркиза Гавре (не сильно надежные) и организовал местное ополчение для самозащиты. Д'Авила же заручился поддержкой соседних испанских частей и затеял штурм немецкого гарнизона. Валлонцы думали недолго и решили, что принять участив грабеже выгоднее, чем препятствовать ему.
Испанцев первое время набралось не так и много – примерно 5,5 тысяч человек. Но то были самые боеспособные части в мире и что-либо им противопоставить горстка немцев и неумелое ополчение не могли в принципе. В итоге голландский сброд разметали, а немцев побили – Эберштейн утонул в реке при отступлении. Пока шла война, подходили другие испанские отряды, часть из которых собиралась не грабить, а защищать город. Но, услышав залпы, направленные в сторону земляков, не раздумывая ввязывались в драку, форсируя водные переправы без подготовки и штурмуя укрепления без всякого на то потребного оборудования. Опытность испанцев нивелировала недостатки их оснащения. А неумелость голландского ополчения сводила на нет выгоду их позиций.
В итоге грабеж длился трое суток, во время которого погибло порядка 17000 горожан – цифра запредельная даже по тем людоедским временам. Антверпен пришел в упадок, да так и не смог вернуть былого величия. Английские купцы, осознав риски, переориентировали сделки на Амстердам. Что по итогу и позволило позднее ему разбогатеть и стать столицей. Но главное последствие оказалось иным и ранее никак не прогнозируемым.
Все нидерландские провинции решили прекратить распри на религиозной почве и объединились против испанской короны – даже те, что до той поры оставались лояльными к Испании. И тут уж империи попомнили и несговорчивость Филиппа, и жестокость Альбы, учредившего в недавнем прошлом "Кровавый совет" ("Совет проблем", по факту являвшийся трибуналом). Испанское мародерство как общепринятая практика все же продолжалось в провинциях, но теперь те не собирались мириться. И довольно скоро Испания потеряла то, чего добилась за десять предыдущих лет. С течением времени динамика ее поражения глобально так и не поменялась.
Внимание! Тут можно поддержать наш канал: https://boosty.to/battlez