Мать говорит дочери: - Каждая твоя выходка - это ещё один седой волос на моей голове! Дочка, кивая в сторону бабушки, парирует: - Я смотрю, ты в юные годы тоже паинькой не была!
Ира пинками заставила себя нажать кнопку автонабора, вызывая номер телефона матери. Их диалог всегда получался долгим и непростым, поэтому обе предпочитали домашний телефон мобильному. Нередко, начавшаяся, как летний, солнечный день беседа, приобретала признаки урагана: гремел гром, сверкала молния и проливался дождь в виде слёз.
Сначала мать, а за ней дочь теряли способность слышать друг друга и каждая кричала, доказывая, что-то своё. Последний аккорд оставался за той, кто первой опускала на рычаг раскалённую трубку. Впрочем, победителей не было - это понимали обе, слегка остыв.
Несколько дней мучались ощущением вины и недосказанности. Но Лариса Николаевна не звонила из гордости:"Я же Мать!" Ирина откладывала звонок, поскольку нельзя было просто сказать:"Привет, мама! Как дела?"
Установленный матерью этикет общения, требовал подтверждения, что Ира невыносимо страдает и признаёт стопроцентную виноватость. В любом случае.
Без этого её мама никак не могла переключиться на дружественную волну. Вот и теперь у Ирины в мгновенье вспотели ладони, в ожидании, каким окажется голос Ларисы Николаевны.
Звонок остался без ответа, что могло указывать на мстительность, а не на отсутствие матери дома. Ирина, вздохнув с облегчением, отправилась на кухню, готовить гарнир к котлетам. Вспомнив важное, крикнула дочери: "Маша, иди сюда, читай заданное стихотворение и запоминай."
Пришлёпала недовольная Машка, то ещё чудо: на руке, сто раз запрещённая, переводная картинка, колготки спущены, задники тапочек загнуты внутрь. "Маша, подтяни колготки! Поправь тапки и немедленно смой эту гадость!" Дочка заныла:"Ну, мам, так все девочки ходят!"
"Со спущенными колготками?" "С временными татушками! Это наше самовыражение!" Макароны потребовали немедленного внимания, и Ира махнула рукой: "Давай, читай стихотворение!" Открыв учебник, Маша забубнила без выражения и вычленения слов: "Славнаяосеньздоровыйядрёный..."
"Ах, мама! Ну, почему у нас с тобой всё так непросто? Я помню, что тебе мудрые пятьдесят семь лет, но и мне, извини, не восемнадцать, а тридцать восемь исполнилось. Пожила, повидала. Я сама мать девятый год!"- это в Ире, привычно, включился бессмысленный, внутренний монолог с матерью.
"Славно какающий сахар лежит..."- на полном серьёзе, уже с выражением, прочитала Машка. "Славно какающий?! Опечатка что ли? Дай мне учебник,"- очнулась Ирина. Поэт, на самом деле, предлагал:"Словно как тающий сахар лежит." И не избежать бы Маше нагоняя, но зазвонил телефон.
Ира, с выражением лица, как у первоклашки, застуканной за поеданием сгущёнки вместо обеда, кинулась на звонок. Лариса Николаевна, только что вернувшаяся с прогулки, была в настроении и хотела знать, как "её девочки."
"Всё хорошо, мама. Маша стихотворение учит. Я помню, что сегодня пятница и до понедельника ещё два дня. Но, знаешь, с её несобранностью, лучше начинать заранее. Сейчас будем ужинать. Я котлет нажарила вкусненьких, макароны с лучком на гарнирчик приготовила,"- перевела тему Ирина.
И очень зря: мать насмешливо хмыкнула и, как обычно не выбирая слов, выдала:"Твой ужин - кефир и скакалка до пота! Попень, как тыква, а ты - макарошки!" "Мама, ты же знаешь, у меня конституция такая. Хорошо тебе говорить до сих пор с сорок восьмым размером!" - обиделась Ира.
"Вот поэтому у тебя сроду мужиков приличных не было! Родила Машу от кого придётся, да и тот замуж не берёт! Другая бы оскорбилась, а ты продолжаешь к нему на тайные свидания бегать!" "С чего ты взяла?! Он к Маше приходит иногда, но и только,"- неуверенно возразила дочь.
"Разведка донесла иное. Забыла, что у меня знакомая в одном подъезде с твоим Николашкой живёт? И главное, матери врёшь! Ни стыда, ни совести..." Ирина вернула телефонную трубку на рычаг и заплакала.
...Лариса с ранних лет отличалась строптивым, вздорным характером. Скажи ей:"Ах, снег какой белый!" И она десять оттенков найдёт, но докажет, что "никакой он не белый." Скорее голубой. Или молочный.
Она из-за своего характера - шпильки и замуж по дурацки вышла. Ирина знала эту историю от покойной бабушки. Вот как обстояло дело.
Лариска на загляденье была - белокурая, голубоглазая, фигурка лёгкая. Мальчишки за ней табуном ходили. В 18 лет сразу двумя кавалерами, с серьёзными намерениями, обзавелась. Паша и Вовчик боролись за сердце капризной девчонки. Лариса про себя уже сделала выбор, но флиртовала и играла с парнями, делая вид, что думает.
Тут отец и мать, из лучших побуждений, ей говорят: "Гони Вовчика и выходи замуж за Пашу. Надёжный, серьёзный. Техникум закончил и в армии отслужил. А Вовчик только на гитаре бренчит и служить из-за больного желудка не взяли. Мать его давеча жаловалась, что ни на одной работе не задерживается, негодник такой!"
Лариса гневливо вспыхнула, но промолчала, а дня через два торжествующе, объявила:"Мама, папа! К свадьбе пора готовиться: мы с Вовчиком заявление подали!" Вот кому, спрашивается нагадила - любила -то Пашу! Свадьбу сыграли - дело не хитрое, а жизнь у молодых не сложилась.
Пол года спустя, Лариска токсикозом мучилась, а он по дискотекам бегал. Разошлись, через четыре года. Уехал куда-то Вовчик и алименты не платил. Ира отца только по свадебным фотографиям родителей помнила: у мамки лицо, словно горчицы наелась.
После развода, Лариса сбагрила дочку дедушке с бабушкой и активно пыталась наладить личную жизнь. Мимо Пашки ходила задрав нос: не признавать же, что её замужество с Вовчиком в грустный анекдот вылилось!
А ведь только его, единственного, и любила всю жизнь потому и осталась в конечном итоге одна. Паша тоже не женился. Жил бездетно с какой-то разведёнкой.
В сорок лет у него онкологию обнаружили. Лариска, как узнала, сама пришла и в любви призналась. Сошлись, да поздно: вскоре Павла не стало, а так дядька хороший был, с Ирой приветливый. Мать долго по нему траур носила и ни один мужчина, ей на дух не нужен стал. Но характер - "всем наперекор" при ней остался.
Так сложилось, она на КПП большого завода всю жизнь работала. И со всеми вечно в контрах была, поэтому близких подруг не имела. Ира остро помнила случай: загорелось ей платье на вечер в техникуме к Новому году купить, а своих денег пока не зарабатывала - студентка.
Мать хорошо получала, дед с бабушкой, ещё здравствующие, помогали деньгами. Вот Ирина и попросила:"Мам, дай денег на платье, я присмотрела в универсаме." Мать зачем-то с ней потащилась. И ведь видела - как игрушка платье на девчонке сидит и продавцы подтверждали, а начала другое сватать - фасонистое, яркое:
"Вот это лучше. Гипюром отделано, пояс бантом завязывается. Дороже, зато шикарное!" Вычурное платье Ире не шло - ни кроем, ни цветом. Пыталась мать переубедить, но та упёрлась:"Или это или никакое!"
Девушка психанула и убежала из магазина. Заночевала у деда с бабушкой, а на другой вечер, вернувшись домой, увидела то платье, о котором мечтала. Оно висело на вешалке, прицепленной к дверце шкафа.
Голубое, с тёмно-синей вышивкой. А радость не заплескалась. Засунула сердито в шкаф и не надела ни разу! Мать потом долго пеняла дочке за вредность, делая вид, что не понимает причины.
На вечер в чём-то привычном сходила и с середины ушла, устав подпирать стену. Никто в лирические моменты не приглашал танцевать, а под быструю мелодию - стеснялась. Она ведь из-за фигуры своей самой не изящной девушкой в группе была и боялась, посреди зала, показаться однокурсникам слонихой в посудной лавке.
Кстати, то, что Ирина называла "конституцией," тоже было излюбленной темой матери. Сама субтильная, с прекрасным метаболизмом, Лариса Николаевна считала, что Ира "такая апатичная толстуха" из-за лени и неправильной еды. А девушка мучного в рот не брала и чай пила несладкий.
Пыталась заниматься спортом, крутила обруч. Верхняя часть тела, особо не нуждавшаяся в коррекции, худела, а ниже талии оставалась грушей. И слишком полные ноги не стройнели. А мать всё разглагольствовала о диетическом питании и отсутствии настроя на похудение.
"Кавалеров нет - замуж не выйдешь. Хоть к карьерному росту стремись!" - предрекала и наставляла дочку Лариса Николаевна. Но Ира во всём разочаровала: женой не стала и в профессии нерасторопной оказалась. Как устроилась после техникума на продовольственный склад, так и трудилась там по сегодняшний день.
Правда, из просто бухгалтера, стала старшим. Мать хохотала:"Старший! А других-то там и нет." Нелепица случилась из-за повышения Ирининого оклада. В отделе кадров посчитали необходимым оправдать это припиской, в трудовой книжке женщины: "Переведена старшим бухгалтером."
Ира не сдержалась и напомнила матери, что та вообще с десятилеткой живёт, КПП охраняя всю жизнь. "Я тебя растила одна. Даже без алиментов. Сверхурочно работала, чтоб тебя в люди вывести, образование дать, а теперь упрёки звучат?!"- возмутилась Лариса и месяц не разговаривала с дочерью.
Наказать думала, а Ирка рада была. Сидела в своей комнате тихой сапой после работы, книжки читала. Потом горе свалилось на них: сначала отец Ларисы Николаевны скоропостижно скончался, за ним мама её умерла. Свою трёхкомнатную квартиру завещали они дочке и внучке - в равных долях.
Ира надеялась после продажи и дележа, малосемейку купить - надоело мать своим мозгом кормить. Но Лариса Николаевна по иному распорядилась. Щедро. Ирина переехала в жильё деда с бабушкой, требующее ремонтного обновления, а мать их двухкомнатную продала.
Приобрела себе скромную по метражу, чистенькую, однокомнатную квартиру на пятом этаже старого дома. Даже без лифта. Остаток денег отдала Ире на ремонт и мебель. И в жизни девушки, уже 27-летней, случился неожиданный счастливый переворот.
С мужчиной из соседнего дома она познакомилась - разведённым, на десять лет старше, но без алиментов, с жильём и приличной работой. Впервые в жизни на неё мужские глаза смотрели восхищённо, впервые ей дарили цветы. Закипел бурный роман.
У Николая имелся лишь один недостаток - он зарёкся отягощать себя брачными узами. Например, Ларису Николаевну это раздражало ужасно. Она не уставала говорить дочери, что значит, он смотрит на неё несерьёзно и в любой момент может бросить.
Ира вспылила:"А что, совсем быть одной - веселее? Мне не 18 лет и в таких отношениях я ничего унизительного для себя не вижу." И тут мать призналась в крамольных надеждах:
"Я, себя притеснив с жильём, надеялась. что ты ум проявишь и, хотя бы на квартиру, приманишь путного мужика, а не страдающего брачной фобией Николашку!" И они, привычно, дулись друг на друга месяца три.
Ирина забеременела через два года от начала знакомства. Николашка (Ларисино "прозвище") радость не выказал, и Ира сначала неприязненно думала про любовника:"Трус и эгоист."
Потом оправдывала:"Хотя кому сейчас нужны детки? Соски, пелёнки, хлопоты. А в итоге - мы с матерью, две колючки!" И всё-таки, рождению дочери очень обрадовалась, Машей назвав. На удивление, Лариса охотно приняла роль бабушки. Не без занудства, помогала, легко тратясь на внучку.
Но проявила недопустимую самостоятельность, приперев Николая требованием расписаться с дочерью. То, что он девочку на себя записал, ерундой назвала. Без обручального кольца запретила порог дома Ирины переступать. И напугала, на всякий случай:
"Парткомов сейчас нет, чтоб таких, как ты прижучить. Но я хорошую ворожею знанию - в момент без мужской силы останешься навсегда!" Поверил Николай или нет, но долгих четыре года ограничивался материальной помощью Ире и на дочку взглянуть не заходил.
Она долго тихо ненавидела мать и общалась вынужденно: помощь с ребёнком была нужна. Но потом, обида развеялась, всё по-прежнему потекло. С Николаем любовь восстановилась на прежних условиях и к дочке у него интерес появился.
Но встречалась с Николаем Ирина тайно, опасаясь острого материнского язычка. Только сегодня узнала, что от такого следопыта, как Лариса Николаевна, шило в мешке не утаишь.
Теперь сидела с тяжёлыми думами у телефона, вспоминая, перебирая прошлое - близкое и далёкое. В реальность женщину вернул звонкий голосок Маши:
"Мам, я съела котлеты, а макароны не буду. Не хочу стать жирдяйкой, как ты!" И тут же, испугавшись, добавила:"Так бабушка говорит." Ну всё, с неё хватит! Дав дочке шлепка и отправив спать, Ира решительно отключила телефон.
Себе приказ отдала: "Живу, как хочу! Нет для меня материнского авторитета." Позвонила Николаю и сообщила, что он, как раньше, может с ночевой к ней приходить, открыто. И началось очень неплохое время без маминого вмешательства и надзора.
Наверное, от внучки, Лариса узнала про перемену в дочери. Не звонила, не приходила. И даже перестала, в свои выходные, баловать Машу развлечениями в виде премьерных мультфильмов в кинотеатре. Машка скучала по ней, а Ира наслаждалась свободой от материнского ига.
Как снег на голову, поступило от соседки Ларисы Николаевны сообщение: "Вашу маму увезли в больницу с инфарктом. Не беспокойтесь, я скорую успела вовремя вызвать."
Ирина помчалась к маме, проклиная себя даже за то, что просто на свет родилась. Больной сделали операцию и какое-то время находилась она в палате интенсивной терапии, ограничивающей посетителей. Ира ни есть, ни спать не могла. Думала, страдала о маме. В голову приходили только тёплые воспоминания.
Вот она, в седьмом классе сломав правую руку на физкультуре, не может хлебать суп левой рукой. Мама берёт ложку и терпеливо кормит её, а потом гладит по голове, как маленькую и приговаривает:"У киски боли, у собачки боли, а у моей Ирочки рука заживи."
А когда у Иры, уже студентки и старосты группы, вытащили в автобусе, кошелёк со стипендией на всех, и она жить не хотела, мама, без единого упрёка, сняла накопления к отпуску. В Питер, как планировали, не поехали, но об инциденте никто не узнал.
Много, много хорошего о маме Ирина вспомнила. Остальное шелухой показалось. Самая лучшая, самая любимая, только б жила! Её услышали. Ларису Николаевну перевели в общую палату, дочь и внучка смогли её навещать. Трудных ночей и дней выпало немерено, но страх потери отступил.
"Ларису Николаевну после выписки, следует в профилакторий местный отправить. Пусть поживёт среди леса, подышит сосновым воздухом. О тратах не беспокойся - путёвку я беру на себя,"- говорил Николай, как-то вечером, и это оказалось лучше любого признания в любви.
Сопроводив непривычно тихую маму в профилакторий, Ира оставлять жизнь в прежнем русле не собиралась. Она надумала убедить Ларису Николаевну (пенсионерку давно!) уйти с работы и переехать к ним с Машкой. "Она за внучкой присмотрит, а мы с Машей - за ней. Жить станем тихо и мирно. А квартиру мамы можно сдавать. Она согласится - минута такая,"- думала женщина.
Действительно, предложение дочери мать встретила без пикировки. Они всё обсудили, гуляя по дорожкам профилактория. Лариса Николаевна посвежела, окрепла и будто переродилась. Ирина на их отношения нарадоваться не могла, а ещё больше выздоровлению мамочки.
Путёвка закончилась. Лариса Николаевна пожелала всё-таки немного дома побыть, пообещав, что с переездом не станет затягивать. Они ежевечерне созванивались. Миновала неделя.
В воскресенье Ирина пришла к матери с самыми серьёзными намерениями - перевезти к себе и обсудить, уже найденную семейную пару - возможных квартирантов. Лариса Николаевна, красившая одновременно брови и волосы, огорошила дочь:
"В понедельник выхожу на работу. Не переживай - стану на пол ставки работать. Смогу чаще видеться с Машей, а то ей не хватает внимания. Не хочу обвинять, но ты, как я тебя, постоянно её воспитываешь, одёргиваешь. А получит пятёрку или посуду вымоет, ты говоришь:"Так должно быть всегда!" Этого мало ребёнку. Нужно обнять, поцеловать, восхититься!"
Лариса Николаевна ушла в ванную - подошло время смывания краски, а растерянная Ирина не знала, что делать. Получается, и переезд отменяется раз она говорит: "Смогу чаще видеться с Машей." Вот всегда всё испортит!
Мать вернулась с уже уложенными, освежёнными волосами, чернобровая и Ира ею невольно залюбовалась. Такая нежность нахлынула! Обняла и услышала необычное откровение:
"Мне, доченька, от себя самой тошно бывает. Будто чёртик внутри с детства сидит и тычет иголкой:"Сделай наоборот! Не уступай! Только твоё слово верное!" Дурацкое замужество, хоть твоим рождением оправдать можно, а остальное - дрова. И, боюсь, чертёнок этот во мне замер, но не угомонился. Съедемся - пожалеешь. Вот Машка - моя последняя песня и петь её мне хочется ласково. В общем, вы там, я здесь."
Поздним вечером, Ире вновь захотелось услышать голос матери. Позвонила: "Мам, всё нормально? Насчёт работы точно решила - не увольняешься? Тогда бы не ложилась поздно."
Ответ был выдан скрипучим голосом:"Разберусь. Мне во вторую смену, с двух до восьми. Лучше расскажи, что на ужин готовила и, как там твой Николаша - в берлоге своей или у вас?"
Сдержав смех, Ирина отрапортовала:"На ужин внучка твоя ела блинчики со сгущёнкой, а я выпила стакан кефира. Маша подтвердит. У Николая на работе заболел дежурный инженер-электрик, он его заменяет. Рада была слышать. Спокойной ночи, мамочка."
Положив трубку, подмигнула Машке: "Ну, что, мы теперь с тобой в сговоре? А блинчиков я всё-таки переела, подташнивает."
P.S. Ларису Николаевну, Лору, я знаю, как облупленную. После инфаркта, случившегося четыре года назад, она присмирела, конечно. Здоровье у неё неплохое, но с работы, наконец, уволилась. Пришлось! Ира одарила её ещё одним внуком - уже мужского пола: не от переедания её в тот вечер тошнило.
Николай переехал к ней (он жил в однокомнатной), и охотно помогает с детьми. Брак остаётся гражданским. Ира машет рукой: "Даже в голову не беру!"
Машка повзрослела, но хулиганистая, как мальчишка. Внешне девочка копия бабушки. Возможно, и характером тоже. Трудные дети, невыносимые родители. Но все любят друг друга. Больше добавить нечего.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина
#семейные отношения #реальные истории, рассказы #воспитание детей #дети и родители