После заявления Джорджа Буша о пересмотре итогов Второй мировой войны я впервые услышал: "это вы, историки виноваты"...
И, действительно, обнародование секретных документов о пакте Молотова-Риббентропа, о катыньской трагедии, о массовых депортациях по этническому признаку поначалу вызвало благодарность народов, стремившихся к национальному самоопределению, но с распадом СССР и социалистического лагеря обернулось разжиганием ненависти к русским как предполагаемым виновникам национальных трагедий. Естественной реакцией на это был вопрос: к чему же тогда раскрывать преступления прежних режимов, если они связываются исключительно с русскими?
Проведение параллелей между сталинским Советским Союзом и гитлеровской Германией, сравнение сходных тоталитарных режимов, способное много дать для понимания общества и воздействия идеологии на массы людей, завершается теперь полным отождествлением и призывом к всероссийскому покаянию по германскому образцу. И уже неважно, что основы нацистской и большевистской идеологий были принципиально разными. Во всяком случае, в советских программных документах никому не удалось обнаружить положения о превосходстве славянской расы над всеми остальными, презрении к другим народам и их культурам.
Непредвзятый анализ положительных и отрицательных сторон стратегических военных операций обернулся обвинением в том, что победа над фашистами была одержана лишь ценой несопоставимых жертв, что мы буквально завалили противника трупами своих солдат. И кому тогда нужны даже расчёты зарубежных демографов, доказавших, что фронтовые потери с обеих сторон были примерно равными.
История с солдатскими памятниками напомнила мне о размышлениях американского историка Майкла Дэвиса накануне юбилея высадки союзнических войск в Нормандии. Тогда он призвал всех здравомыслящих людей "Спасти рядового Ивана". Дэвис считал,, что освобождение Европы началось летом 1944-го отнюдь не в Нормандии, а там, где советские партизанские формирования вышли из белорусских лесов и болот и нанесли смелый и внезапный удар в тыл могущественному вермахту. А спустя несколько дней началась операция "Багратион". Американец прямо противопоставил обе масштабные военные акции, начатые практически одновременно. "Но что рядовой американец слышал об операции "Багратион"?" - спрашивал Дэвис. И сам же отвечал: "Июнь 1944-го означал для него высадку на пляжи Нормандии, а не переправу через реку Двина. Однако наступление советских войск летом 1944-го было в несколько раз значительнее, чем операция "Оверлорд" как по масштабам задействованных сил и средств, так и по урону, нанесённому Германии".
Речь не просто о преобладающей роли именно Советской Армии в разгроме фашистской Германии, а о том, что именно СССР заплатил за Победу самую дорогую из всех союзников цену. "В борьбе с фашизмом на каждого погибшего спилберговского "рядового Райана" приходилось примерно 40 русских Иванов... Однако на нынешнем празднике в честь легендарного великого поколения совершенно незаметен советский солдат - тракторист из Самары, артист из Орла, шахтёр из Донецка или выпускница школы из Ленинграда. Всё выглядит так, как будто завоевания великой Америки могут поблёкнуть, если признать ведущую роль Советского Союза в достижении эпохальной Победы прошлого века над фашизмом".
Да, такие суждения немногочисленны. К сожалению, любая веха нашей исторической памяти является для Запада поводом к размышлениям о сугубо конъюнктурных аспектах действующей российской власти и проводимой ею политики. Противодействие проявлению каких бы то ни было имперских амбиций России становится во главу угла и оказывается главной информационно-пропагандистской задачей. При этом собственно научно- исторические наработки могут попросту игнорироваться или же использоваться выборочно и предвзято. В крайнем случае, выдвигается довод о том, что память - частное дело каждой страны. В итоге получается, что война продолжается по-прежнему. Как и в течение всего семидесятисемилетнего периода после её окончания, она рассматривается и оценивается исключительно через призму послевоенного противостояния Запада и нашей страны. И тогда мы вправе задавать вопросы Западу: может ли подобный прагматизм в отношении прошлого являться достойной данью памяти павших за освобождение мира от фашистской угрозы?
Прекратить войну с памятью о войне способен не только честный ответ Запада, но и отношение к прошлому в собственной стране. То, как обсуждался в Думе вопрос о Знамени Победы, то, что случилось с воинским монументом в Химках, или произошедшее в Калининграде, где были выпущены открытки к 9 мая с рекламой ритуальных услуг для ветеранов, как раз и дало основания обвинить нас в амнезии. Спекуляции с историческими фактами, намеренное их искажение или сокрытие в угоду политической конъюнктуре тоже вызывают страдания памяти и оборачиваются против нас. А сколько можно учреждениям, которые созданы государством и обществом для хранения памяти, под разными предлогами прятать документы о войне? Сколько можно дразнить украинских и балтийских историков недоступностью документов о 1939-1940 гг., травмирующей их историческое сознание, и тем самым давать основания для новых выпадов против нас? А разве можно справиться с трудной ситуацией запугивание иностранного посла и забрасыванием каменьями посольства?
Понятно, что в угоду чужим и своим перевёртышам от политики и науки раскрытие беспощадной правды о беспощадной войне не становится. Нам нужна и эта правда, и эта память. А иначе мы все по-прежнему больны и обманываем себя.