(к началу)
Прыгая по очереди, скорее всего с плеч товарищей, они так же по очереди попадали в руки отца Геннадия.
Он принимал каждого из бойцов, и их встреча с ним начиналась с того, что он ловил ногой и прижимал к земле автомат присевшего после приземления бойца, и переворачивал его, откидывая в сторону. А ногой подальше отшвырнув автомат, начинал вращать вокруг себя нападающего на него бойца, не давая ему сориентироваться.
Он крутился как юла, опять отбрасывал первого бойца и уже ловил второго и опять отбрасывал и опять крутился между ними, как тень.
Поскольку он был в рясе, ног, практически, не было видно и создавалось впечатление, что он просто летает между этими бойцами.
- Господи – произнёс отец Геннадий - если ты всё это видишь сейчас, прошу тебя, отвернись на минутку.
Вот так вращаясь, он успевал не только отражать удары, но еще и достать из их карманов, наручники. А, поскольку, он был человеком честным и всегда возвращал то, что брал, то и в этот раз он вернул все наручники на место. Правда сделал это так, что они попали не в чехлы, а именно туда для чего, в общем-то, предназначались, а точнее на руки и ноги нападающих бойцов, сцепив их мёртвой хваткой.
В это время к отцу Геннадию из толпы, подскочила пара молодых прихожан, мужчин лет по тридцать.
- Что тут у вас, отец Геннадий?
- Мне тут студентов навязали – отшутился он - учу вот!
Только он сцепил троих, как спрыгнули ещё двое.
- Может, договоримся? – улыбнулся отец Геннадий и уложил первого.
Мужчины схватили лежавшие на земле автоматы и направили их прямо на вновь прибывших. Тем ничего не оставалось, как только под силой тяжести аргументов, приставленных прямо к их головам, согласиться со своей судьбой.
- Чем больше сдадим – улыбнулся отец Геннадий - тем лучше!
Он заключил всех бойцов в наручники и сделал это так мастерски, что пятеро омоновцев превратились в длинную “руконожку”, потому что отец Геннадий пристегнул правые руки каждого следующего к правым же ногам впереди сидящего, только поверх левой и всё это переплелось в такую военную косичку.
- Партия, ребята – отец Геннадий защёлкнул последний наручник.
Мужчины быстро разобрали оружие и сбросали все части автоматов, а также рожки и все патроны в откуда-то появившийся пластиковый мешок из под картошки.
.
Давление вооружённых людей в спец. форме на первый взгляд ни на ком совершенно никак не отражалось, но это только на первый взгляд.
Люди стояли за спиной Яна сплошной, почти монолитной стеной и их лица выражали всё, что было у них на сердце. А там было достаточно решения для защиты всего, что было для них дорого и свято.
- Даже если у вас есть документы на то, чтобы арестовать меня или отца Геннадия – твёрдо сказал Ян – хотя вы его и не предъявили, вы не имеете права задерживать этих людей, которые являются всего лишь жителями этого поселка и простыми прихожанами этой часовенки. Вряд ли кто-то давал вам разрешение на арест всех здесь стоящих людей, поэтому, пожалуйста, освободите проход и дайте возможность этим людям выйти за территорию часовенки.
Мужчина в белом костюме что-то прошептал Майорову на ухо и тот подал знак.
Двое стоявших рядом с ним бойцов, отошли от калитки и освободили проход, но никто из прихожан не сделал ни единого шага в сторону калитки. Они молча взялись за руки и встали впритык к Яну.
- Мы никуда не уйдем – послышались женские голоса.
- Мы будем здесь до тех пор – подхватил мужской голос - пока сюда не приедет сам прокурор.
- В противном случае – заговорили все вместе - мы будем… оказывать сопротивление,… чтобы никто не смел,… пройти… на территорию часовенки.
- Это наша часовенка…
- это наш… отец Геннадий,…
- это наш Ян.
В нескрываемом напряжении, Майоров ждал, что вот - вот раздвинет толпа прихожан и вперед выйдут его бравые ребята, ведя перед собой тех виновников, ради которых они сюда приехали. И толпа действительно раздвинулась, но то, что он увидел, его совершенно не обрадовало.
Бравые бойцы, низко склоняясь, шли друг за другом, держа руками ноги впереди идущих. И такая руконожка, выйдя из калитки, медленно прошла мимо Майорова прямо к авто. Следом, с большим пластиковым мешком в руке вышел отец Геннадий.
- Это ваши лучшие как я понимаю – сказал отец Геннадий.
Майоров молча смотрел на него, а у мужчины в белом костюме от злости на губах выступила запенившаяся слюна. Он дрожащей рукой достал из кармана пиджака платок и начал нервно вытирать губы.
- Не стоит больше что-либо предпринимать – продолжил отец Геннадий - потому что такого возврата больше не будет. - Он бросил пластиковый мешок с разобранным оружием к ногам майора. - Сегодня - не ваш день, Майоров.
Майоров жестом приказал ближайшему бойцу забрать мешок, и тот схватил его, но мешок оказался настолько тяжёлым, что ему на помощь подбежал второй боец и только вместе они унесли мешок к машине.
- Оружием не бросаются – Ян, улыбаясь, повернулся к отцу Геннадию - из него стреляют.
- Это они стреляют – парировал отец Геннадий - а я уже далеко не Харлей Дэвидсон.
- То есть – вздохнул Ян – ты хочешь сказать, что я - не ковбой Мальборо?
- Кстати – улыбнулся отец Геннадий - если ты ещё не заметил, других ковбоев здесь нет.
.
От трассы в сторону посёлка повернул эскорт автомобилей и быстро приближался к часовенке. Это были два микроавтобуса и два легковых автомобиля.
- А вот и твои журналисты – улыбнулся отец Геннадий – и как по мне, они совсем не опоздали. Так что не ругай их, если что.
- Шурик, это же не наш метод – улыбнулся Ян в ответ.
- А ты знаешь, похоже – отец Геннадий поправил покосившуюся скуфью. - Вот только, напарник, я не могу допустить не стрельбы не взрывов.
Подъехав на перекресток к часовне, машины и автобусы остановились и из них начали выходить, точнее, выливаться единым потоком люди. Они выходили, выходили, выходили и шли прямо к часовенке.
Ещё не совсем понимая, что происходит, по наитию они, просачивались между вооружёнными бойцами и воротами, и становились плотной стеной между ними.
Казалось, что этому потоку не будет конца, и бойцы были вынуждены отступить назад.
На крышах автобусов поднялись антенны для прямой телетрансляции и, как будто всплыв из глубины этого потока, вдруг, появились телерепортёры районного и областного телевидения с камерами и микрофонами.
Мужчина в белом костюме бросился, если можно было так назвать его ковыляние к автомобилю и, открыв дверь, спрятался за тёмными стёклами, оставив Майорова на растерзание прессы.
К Майорову подбежала молоденькая корреспондент.
- Объясните на основании чего вы здесь находитесь? – прямо и довольно резко спросила она. - Что происходит, и как вы это объясните?
- Мы должны быть здесь - Майоров попробовал закрыть лицо от вездесущих камер - поскольку незаконно занята территория, и мы должны её освободить - но у него ничего не вышло.
- Вы в этом уверены? - изумилась корреспондент. - Какие у вас есть документы?
- У нас приказ свыше – отбивался майор.
- И он у вас при себе имеется – продолжала наседать корреспондент - подписанный прокурором?
- Нет, у нас… - замялся Майоров - нет… у нас... приказ руководства.
- На основании чего тогда вы здесь находитесь? – недоумевая додавливала корреспондент. - Ваш долг защищать людей, а не нападать на безоружных и пленить, только потому, что кто-то где-то не принимает свободное волеизъявление. Вы же российские солдаты!
Под таким напором Майоров отступил на пару шагов.
А другие репортёры уже брали интервью у той части прихожан, которые успели выйти из калитки, почувствовав поддержку. И все наперебой рассказывали о том, с чем им пришлось столкнуться.
- Запомните джентльмены – обратился Ян к Майорову - эту страну погубит коррупция.
Майорову больше не оставалось ничего, как только скомандовать - “По машинам”, что он и сделал.
Бойцы, к тому времени уже успевшие снять наручники, забрались в свои чёрные, как и их незавершённое дело машины и уехали, оставив за собой пыльный столб и неприятное ощущение, которое ещё долго витало в воздухе.
- Да ты – улыбнулся отец Геннадий – просто…
- Человек с бульвара капуцинов – перебил его Ян и, знаешь, горжусь этим.
Они ударили кулак в кулак.
- Свой, брат – сказал, улыбаясь Ян.
- Свой, братишка – улыбнулся в ответ отец Геннадий.
Когда вся пыль осела, от чёрных спецмашин не осталось даже колеи.
- Вот так когда-нибудь всё зло исчезнет – сказал отец Геннадий.
- И ничего не попишешь – добавил Ян - будь ты хоть министр, хоть президент, хоть сам Папа римский.
.
Только большие чёрные спецмашины скрылись за придорожными посадками, как с трассы на дорогу, ведущую к посёлку, съехал легковой автомобиль и, подъехав к часовенке, медленно и аккуратно петляя между расставленными автобусами и машинами, не останавливаясь, проехал прямо в посёлок.
Буквально через несколько минут он остановился у ворот Яна. Двигатель замолк, и из машины вышла Мила - весёлая сестричка Ромы и любимая Внучка Яны.
Она достала из багажника сумку с подарками и закрыв его и машину, оглянулась по сторонам, а после не спеша прошла в калитку и вошла в дом.
Радости Яны не было придела.
Любимая внучка сделала ей такой прекрасный подарок в этот праздничный день, и она решила не просто сделать праздничный обед, а приготовить любимое лакомство любимой внучки. А это было не что иное, как большой, пышный но, поджаристый пирог.
Однако и мила не хотела отставать от бабушки, ведь ей всегда очень нравилось помогать ей на кухне и смотреть, как из-под бабушкиных рук появлялись разные вкусности в виде сочных котлеток или искристого красного борща. А какие она готовила хрустящие пирожки, а большие и вкусные штруделя?!..
Поэтому сегодня Мила настояла, на своём не только присутствии вместе с бабушкой на кухне, но и вместе с ней замесить тесто и помогать ей печь разные вкусняшки.
И, как говорится – под шумок, как-то сам собой и разговор заговорился.
- Бабуль – сказала Мила, подсыпая муки на стол, где они с бабушкой месили тесто – я, вот, всё время думаю…
- О чём это ты так сильно думаешь? – улыбнулась Яна, накладывая половинку теста на другую.
- Думаю о нашей семье – Мила изо всех сил вдавила свой кулак в тесто и сложила его пополам. - О тебе, о дедушке – она ещё раз вдавила кулак в тесто и ещё раз сложила его пополам. - Да, и вообще обо всех, кто был до меня. О своих предках, про наш род.
- Понимаешь, Мила – задумчиво сказала Яна, перестав месить - человек – это только маленькое звено в длинной цепочке поколений.
- Это как? – удивилась Мила и тоже остановилась.
- А вот так – улыбнулась Яна. – Давай своё тесто сюда.
Она взяла у Милы её тесто и примяла к своему.
- Следуя вдоль этой цепочки – продолжила Яна - своим детям и внукам можно передать не только какие-либо материальные ценности, но и бесценный жизненный опыт.
- Ого – удивилась Мила, снимая с рук остатки теста и скатывая его в маленький шарик. – Это получается, что оглядываясь назад, в прошлое и хорошо зная его, можно избежать или, в крайнем случае, учесть ошибки прошлого. - Она вытерла руки, просыпав на них небольшую щепотку муки. - И тогда будет легче познать себя – Мила стряхнула скатавшуюся муку на угол стола - определить свое предназначение и место в жизни, понять собственную ответственность перед семьей.
- Умница – снова улыбнулась Яна и принялась месить большой комок теста, вмяв в него свой кулак. - Есть мудрое выражение: "Где одному не справиться, там род поддержит".
- Я знаю – вздохнула Мила, сметая со стола все остатки муки в ведро для пищевых отходов. - В самые тяжелые минуты жизни именно близкие, родные люди становятся надежной опорой и защитой.
- Всё-то ты понимаешь – Яна вытерла руки и отложила тесто в сторону. - Почитать и уважать предков, хранить память о них раньше было едва ли не священной обязанностью каждого.
- А сейчас – перебила внучка, тщательно моя руки - мало кто знает о своих дальних родственниках, хотя, ты знаешь – она вытерла насухо руки и принялась помогать Яне, растягивать муку по столу – сейчас начинает активно расти интерес к семейным корням.
- Я думаю – сказала Яна – К людям постепенно приходит осознание того, что сохранить свое имя в истории рода, можно лишь отдавая дань уважения предкам, которым каждый обязан жизнью.
- Ага – подтвердила Мила – точно. Сейчас много внимания стали уделять генеалогии – это наука такая о родственных связях.
- Я так думаю – Яна оторвала большой кусок теста, скатала из него колобок и, положив его на стол, начала руками растягивать по столу, придавая ему форму круглой лепёшки – следует любить и уважать людей, рядом с которыми живёшь, почитать старших. А для того, чтобы ценить своих родственников — близких и далеких, родных и приобретённых — лучше знать, кто из них кем нам приходится, откуда пошло то или иное название, где лежат его корни.
- Можно и родословное дерево составить – подхватила Мила – я уже пробовала.
- Правильно – поддержала внучку Яна - родословное дерево очень много значит в нашей жизни, рано или поздно все начинают это понимать. Правда, здесь тоже – палка о двух концах.
- А это почему? – удивилась Мила.
- Понимаешь – Яна мягко прокатала лепёшку скалкой - добрая слава фамилии может сослужить хорошую службу, а дурной поступок одного из предков надолго подпортить семейную репутацию. Поэтому важно знать свои корни, понимать ответственность перед родом, задумываясь о будущем собственных детей и их потомков.
- Ну, это понятно – выдохнула, улыбаясь девушка. – А с чем пирог будет?
- Как с чем? – Яна скинула со стоящей на табуретке у стола корзинки полотенце и Мила увидела полную корзинку малины. – Это дедушка из лесу принёс, вот.
Мила радостно запрыгала и захлопала в ладоши.
- Да ты, прям, как маленькая радуешься – рассмеялась Яна.
- Я – не маленькая – смеялась Мила, продолжая прыгать – просто мне радостно, вот и всё. - Она допрыгала до стула и развалилась на нём. – Бабуль, как хорошо.
Яна взяла пригоршню ягод, ровным и толстым слоем рассыпала по поверхности лепёшки и обильно посыпала ягоды сахаром. После, отодвинула лепёшку с ягодами в сторону и, отщипнув небольшой кусочек теста, принялась раскатывать его в длинную верёвочку.
- Я очень рада – сказала она – что ты всё-таки умеешь радоваться.
- Ты знаешь – серьёзно сказала Мила - В одном прекрасном фильме есть удивительные слова.
- Это какие? – Яна раскатала ещё несколько длинных верёвочек из теста.
- “Мы перестали делать большие хорошие глупости” – сказала Мила.
- Хорошие слова – сказала Яна и на пирог параллельно легли несколько Верёвочек из теста.
- А мне – продолжала Мила - очень хочется добавить – мы разучились радоваться жизни. Ведь так просто, проснувшись утром, даже если небо затянуто тучами, улыбнуться себе самому и порадоваться.
- А чему радоваться-то? – Яна закончила укладывать ряд.
- А, пожалуйста – уверенно сказала Мила. - Во-первых: невзирая на то, что не выспалась – ты проснулась. Значит, ты – жива!
- Ого – удивлённо вырвалось у Яны.
- Во-вторых – Мила заходила по кухне - нужно подниматься, пусть даже в теле ещё чувствуется усталость, готовить завтрак для детей, а нет, так себе. Значит - есть из чего!
- А в третьих? – спросила Яна начав укладывать второй ряд верёвочек из теста, по диагонали к первому.
- В третьих – продолжила Мила - нужно срочно, не смотря на невымытую посуду, собираться и бежать на работу. Значит, она есть! И в четвёртых…
- А есть и в четвёртых? – улыбнулась Яна, заканчивая укладывать второй ряд.
- Есть – твёрдо сказала Мила. - Нужно в обед успеть купить, не смотря на то, что не так много денег, подарок для друга, подруги, мамы, ребёнка… инопланетянина,… значит, есть за что!
- Вы посмотрите, сколько восклицательных знаков собралось, улыбнулась Яна, закончив укладку и, взяв ещё один кусочек теста, принялась раскатывать его.
- И всё это только с утра – Мила подняла вверх указательный палец - и только у вас!
- Так это же – прекрасно – Яна вырезала из теста волнистую полоску и скрутила её в розочку.
- Представляешь, как можно всё вокруг изменить, только дав возможность радости войти в жизнь – продолжала Мила – только некоторые этого боятся и сетуют:- как же так, тогда, ведь, не будет больно, “за бесцельно прожитые годы”.
Да, не будет! И не надо! Годы прошли - боль ушла! Нужно просто отпустить её, и пусть она живёт там, где её ждут и лелеют. А вместо боли на освободившемся месте пусть живёт Радость!
Нужно просто дать своей жизни передышку, несмотря на трудности и огорчения. Научится радоваться самому малому и БОЛЬШОЕ само придёт. И будет БОЛЬШАЯ РАДОСТЬ!
- Да ты – просто умница у меня. – Яна вытерла руки и, обняв Милу, поцеловала её в лоб. – Смотри.
Посредине стола лежал большой пирог, на котором, прячась в переплетении верёвочек из теста, вольготно развалилась в сахарном сиропе малина. А средину пирога, украшала большая роза из того же теста, в лепестках которой прятались маленькие ягодки малины, сок от которых медленно стекал на большие листочки под розой из того же теста.
- Какая красота – восхищённо засмеялась Мила – даже танцевать хочется.
- Мы его сейчас на расстойку поставим – улыбнулась Яна. – А когда он испечётся, мы все вокруг него и станцуем за столом. А сейчас ему нужно подняться пока мы с тобой второй сделаем.
- Второй? – удивилась Мила.
- Конечно. - Яна аккуратно водрузила пирог на противень и поставила его на деревянную подставку у плиты.
- А когда ты была молодая – спросила Мила - ты ходила на дискотеки?
- Это когда? – Яна скатала второй колобок и положила его на стол.
- Ну, в ваши, в восьмидесятые.
- Можно сказать - ходила. – Яна начала растягивать ещё две лепёшки.
- Слушай, бабуль – Мила присела на стул к столу. - А говорят, что тогда была такая классная группа, сейчас не помню названия, помню только, что кто-то рассказывал, что там был какой-то серебряный, что ли, и она была вообще такая крутая!
- Ну, была, наверное. – Яна закончила формировать лепёшки. – С чем второй пирог делаем?
- А с чем можно? – Мила проглотила слюну. - Ты ее слушала?
- Слушала – сказала Яна. – Можно с картошкой и мясом, хочешь?
- Хочу – захлопала в ладоши Мила.
- Тогда доставай из холодильника кастрюлю. – Яна достала из ящика стола большую ложку.
- А кого-нибудь знаешь из тех, кто там играл? - Мила поставила на стол кастрюлю с варёной картошкой и мясом.
- Ну, кого? – Яна наложила на лепёшку толстый слой толчёной картошки с кусочками мяса. - Кого-то знаю, наверно. – Второй лепёшкой накрыла первую и скрепила края, склеив их и сплетя косичку по кругу пирога.
- Ну, а кого? – Мил забрала кастрюлю и вернула её в холодильник.
- Ну, один – Яна раскатала из теста и вырезала несколько больших листочков – вот, скоро с работы придет. – У Милы округлились глаза и она села на стул возле стола. - А второй – Яна наложила листочки поверх пирога - будет тебя сегодня пирогами кормить.
Мила сидела, широко раскрыв рот и ещё не совсем осознавала, что же она сейчас услышала, но внутри неё уже активно прорастал сильный и яркий плод гордости за своих предков, за свой, пока совсем ей не известный, но уже такой родной и близкий её и только её РОД…
***
Как не странно, но в конце текста женщина увидела многоточие.
Сколько она не листала, но продолжения не было и чувство сожаления и какой-то непонятной грусти, вдруг, охватило её. Ей так не хотелось, чтобы всё заканчивалось, и она, как отец Геннадий хотела продолжения. Но, ей не оставалось ничего другого, как закрыть папку, что она и сделала. И сделала это очень нежно и аккуратно, как будто боялась встряхнуть рукопись, чтобы не перепутать страницы или, не дай Бог, рассыпать буквы, так хорошо сложившиеся в слова, которые в свою очередь, сложились в искренние предложения, абзацы и главы из которых и состояла вся рукопись.
Женщина аккуратно завязала ленточки, поднялась из-за стола и, так же аккуратно поставила папку на место.
У входа она почему-то остановилась и, оглянувшись, оглядела комнату, как будто прощаясь с ней и вышла.
Тогда она ещё не знала, что в эту комнату она больше никогда не войдёт.
(продолжение)
(к началу)