Маленькая стрелка часов подбиралась к девятке. Конец месяца вышел загруженным, и Дима засиделся на работе. Но было воскресенье, и он уговорил себя поехать домой. Аккуратно сложив документы в шкаф, он встал и огляделся. Еще пара человек продолжала работать. Дима выключил компьютер и настольную лампу и пошел по затемненному офису к лифту.
На улице потеплело, снег очередным слоем покрывал асфальт. Воздух был влажен и пах сухими листьями. Дима расправил плечи, сделал глубокий вдох, а затем освободил легкие от офисной пыли.
Купленная полгода назад, одиноко стоящая Ауди ждала его на парковке. Машина прогрелась, и Дима, включив радио, покинул стоянку.
Вечерние улицы были свободны, и он ехал не останавливаясь. Тающие снежинки размазывали по стеклу оранжевый свет фонарей. А Дима никак не мог избавить голову от суетливых мыслей и хоть чуточку расслабиться. Впереди его ожидали напряженные недели, отчеты и подведение итогов уходящего года занимали в ней почти все место. Ещё немного оставалось на думы о репетиторе для старшей дочери, о взносах в секцию сына и о планировании отпуска в феврале.
Дима сделал радио громче, в надежде, что музыка его отвлечет. Но её скоро сменил веселый треп ведущих. Они болтали о том же, о чем и его коллеги за обедом. Поэтому он, как обычно за обедом, просто стал смотреть по сторонам.
Ноябрьскую черноту постепенно закрашивали белые полосы. И посветлевшие тротуары напомнили ему о былых прогулках с супругой. Они любили с ней пройтись перед сном, зимним вечером, по свежему снегу. Но это было давно. А сейчас Дима включил дворники, и две черные лапки быстро скинули скопившиеся капли на асфальт.
Ряд фонарей впереди обрывался, уступая место ночной темноте. Дима выезжал из города и уже придавливал ногой педаль газа, когда увидел на обочине силуэт. Кто-то голосовал. Дима мгновение колебался, но съехал на обочину, подумав, что может хоть попутчик отвлечет его от дел.
Дверь открылась и в салон заглянула девушка, с улыбающимся, немного мальчишечьим лицом.
- Вам куда? - спросил Дима.
Девушка не ответила, а как-то странно уставилась на Диму, старательно разглядывая. А потом громко засмеялась, и спросила в ответ:
- Димка, ты?!
- Я, - немного помедлив ответил он.
- Это же я, Катька! Не узнал?
- Катька?
Дима вопрошал словно сам к себе, одновременно пробуя воскресить в памяти всех знакомых Кать. Но их было много, а портреты не могли обрести четкостью.
- Десятый и одиннадцатый год. Наша компания: Мишка, Юлька, Юра, Денис, Вика, - последовала подсказка.
Дима мысленно отлистал свою книгу жизни на десять лет назад и стряхнул пыль со старых страниц. Катька. Да, конечно. Неугомонный и неуемно общительный человек, пацанка без комплексов, волосы не ниже плеч и всегда улыбка.
- Да, помню.
Катька удовлетворившись ответом села в машину.
- Прекрасно. Мне до «Город N»
- Хорошо. Это по пути. Поехали.
Машина вернулась на пустую дорогу и рванула вперед.
- Есть сигарета? – спросила Катя.
- Я давно бросил.
- Да? Чудно. А был такой заядлый курильщик.
Они немного помолчали.
- Ну рассказывай, как жизнь? – не стала долго терпеть Катя
- Да, неплохо. А как у тебя?
- Оууу. У меня замечательно. Вот приезжала к друзьям на день рождения. Три дня отмечали. Так загулялась и пропустила последний автобус. Но вышло даже к лучшему. Я тебя, кстати, часто вспоминала, особенно раньше.
- Да? Неужели. И почему?
- Как почему? Ты же был для нас тогда, как Мэнсон. В хорошем смысле. Мы смотрели на тебя и слушали, открыв рот, особенно девчонки. Такой бунтарь, да ещё симпатичный и красиво говорит. Все эти умные слова, протест против всего, что только можно. Как было не влюбиться.
- Трудно поверить, что это про меня, - смущенно ответил Дима.
- Да ладно. Аж покраснел.
Катя по-дружески ткнуло его кулаком в плечо и захихикала.
- Да и было у тебя и с Викой и Юлей, можешь не отнекиваться. Я знаю. Мы же слушались тебя во всем. И сами были рады.
Дима смутно помнил то время, но все равно ещё больше залился краской.
- А наш секс помнишь? Ночь, рядом здание полиции, и мы накуренные, - продолжала Катя.
- Конечно, - соврал Дима.
Катя догадалась, но не изменилась в лице.
- Сейчас смущаешься. А тогда говорил, что в акте любви нет ничего сакрального. Не нужно относиться к этому серьезно. Приятное удовлетворение нужд, как прием пищи, не более.
Дима и не знал, что на это ответить и только молча смотрел на дорогу. А Катя смотрела на него и всё говорила, и говорила.
- Вавилон должен быть разрушен, твердил ты и делал, что взбредет в голову. А мы шли за тобой. И было весело, чудить и воспринимать наши чудачества, как борьбу с капитализмом и западными ценностями. Я до сих пор не могу сдержать смех, когда об этом вспоминаю: как вы с Юрой примеряли женскую одежду, а потом ходили так по торговому центру; как с Мишкой раскрасили в радужные цвета машину того быдлана, который нахамил Вике, а потом оказался депутатом. Или моё любимое, как халтурили на светской тусовке, подменили французское вино на дешевое из ближайшего продуктового и разносили гостям. Они так смаковали его. А мы выпили настоящее той же ночью, на крыше гостиницы.
Дима хмыкнул. Он давно уже забыл себя таким. Это больше походило на фильм, просмотренный в детстве. Кадры из того времени всплывали в памяти, но казались выдумкой, чьей-то дикой фантазией. Все это было, но не с ним. А он только смотрел со стороны.
Впереди над верхушками лесам поднималось оранжевое зарево городских огней. До «Города N» оставалось не больше десяти минут:
- Тебя где лучше высадить?
- На площади или у стадиона, как тебе удобней.
Дима впервые за время пути повернулся к Кати и посмотрел на нее. Она так по-детски улыбалась, на её приятном лице не было ни черточки напряженности. В её глазах, мимике, жестах было так много жизни. Они не виделись десять лет, а она как будто осталось той двадцатилетней девчонкой.
- А ты все такая же, - сказал, улыбнувшись, Дима и стал искать место, чтобы остановиться.
- А ты изменился. Я все думала о том, каким ты стал. Даже узнавала у общих знакомых. Но они не знали. Я представляла, что ты, как и хотел уехал в Тибет и ходишь кору вокруг Кайласа. Или может быть на пляжах под Кингстоном. А теперь на тебе дорогой шмот и под жопой новая Ауди. Не думай, я тебя не осуждаю. Просто. Забавная штука – жизнь!
Её улыбка стала чуть грустной. Машина остановилась.
- Рада была встретиться. Ну счастливо.
Катя закрыла за собой дверь и снова покинула Димину жизнь.
Дима подъехал к дому, открыл ворота и загнал машину во двор. Все уже спали. И он очень тихо разделся и прошел в ванную. Умылся, почистил зубы и посмотрел в зеркало. И впервые заметил, что видит в нём не себя. Точнее уже не того, кем он считал себя долгие годы. Тот Дима, медленно и безвозвратно исчез, растворился в той жизни, в которой ему больше не было места. Нынешний Дима бросил его, безжалостно расстался. Старый друг был теперь неуместен. Это была необходимая плата за комфорт и успех. Дима о ней не жалел.
И тут же подумал. Не обман ли это все. Может, и не было бунтаря. А Димка хитро замаскировался и притворялся не тем, кто он есть. Обманывал окружающих, приятно удовлетворяя нужды. И лишь с годами показал истинной лицо. Но он же верил во все эти идеи, считал себя анархистом, жаждал тотальной свободы, и был уверен, что никогда не откажется от своих взглядов. Это он презирал офисных работников и порядок, отвергал любую власть над собой и высмеивал людей, покупающих люксовые вещи. И это он курил всегда и везде, экспериментировал с кислотой и травами и рандомно миксовал алкоголь. А теперь?
Дима не чувствовал себя несчастным, но и счастливым назвать не мог. Он застрял в этой точке неспособный честно себе ответить ни на один вопрос. Предал ли он себя, и Вавилон победил? Или он сам и был Вавилон?