Уже светало. Киев медленно пробуждался после ленивой апрельской ночи.
Звуки были приглушёнными, и можно было подумать, что это тишина.
На самом деле в центре города почти не бывает абсолютной тишины – первые трамваи, скрежет лопаты дворника об асфальт.
На дворе стоял апрель 1990 после перестроечного года, когда товары повседневного
спроса были в тотальном дефиците. Очереди никого не удивляли, а даже наоборот, говорили о том, что «дают» что-то хорошее.
Талонная система не
удовлетворяла всех запросов
горожан, поэтому свадьбы, похороны, крестины превращались для людей в настоящую головную боль.
Для того, чтобы накрыть приличный стол, нужно было иметь недюжинные связи в торговле или быть
счастливчиком, который в нужное время отыскивал нужную очередь.
Нечасто, но в розничную сеть «выбрасывали» дефицитный товар. Люди каким-то шестым чувством узнавали, где, что и когда будут продавать и тут же создавали очередь.
Она, как отдельный организм, жила своими неписаными законами, где устанавливались правила: «больше одной пары в руки не давать» или «тридцать пятым будете».
В то время очень дефицитным
товаром был торт «Киевский».
Он представлял собой кулинарный шедевр.
Верх был покрыт вкуснейшим
кремом, украшен чудесными узорами, а самый нижний слой состоял из
марципаново-белковой подсушенной массы. Всё это чудо упаковывалось в круглую коробку, похожую на шляпную.
В масштабах большого города тортов выпускалось ничтожно
мало, а до магазинов доезжали и вовсе единицы – они уходили из-под полы ещё в кондитерской мастерской.
На центральной улице
Киева этим утром, не смотря на ранний час, уже змеилась очередь.
Местных жителей она ничуть не удивляла, ведь все знали, что в кондитерском магазине опять
продают «Киевские».
Здесь, девятнадцатым по счёту, стоял Павел Решетников, студент медицинского института.
Среди однокурсников он слыл
везунчиком и пронырой.
Ему было поручено купить и
доставить в студенческое
общежитие торт «Киевский» по случаю успешной сдачи экзамена по анатомии.
Ребята собрали деньги и
торжественно вручили парню,
наказав, напоследок, без торта не возвращаться.
Неподалёку от кондитерского
магазина располагалась блочнаяпятиэтажка, жители которой привыкли
видеть утреннюю очередь.
Местные старухи даже
извлекали из этого выгоду, разглядывая людей и обсуждая интересные экземпляры.
– Смотри, Никитична, вона та девочка на твою Ленку похожа!
– А что тебе моя Ленка? За своими смотри, вчерася твой зять опять у пивнушки околачивался! –парировала Никитична.
Но тут её взгляд потерял гневный вид и сменился на подозрительный. Глаза превратились в щелочки, а голос приобрёл змеиный оттенок:
– Оооой, глякося, куда это Марья Ильинична
направилася с коробкой?
А как сдала в последнее время, жуть!
Одни глаза остались. Видать, диабет у ней.
... Марья Ильинична Коваленко – фигура в этом доме колоритная, жила со дня его основания.
Отработав всю жизнь мастером машиностроительного цеха на заводе, она несколько лет назад ушла назаслуженный отдых.
Так сложилась жизнь, что она рано овдовела, детей так и не нажила.
По молодости лет она частенько несла общественную нагрузку – собирала жильцов на субботники, следила за чистотой подъезда.
Оказавшись на пенсии, Марья
Ильинична в полной мере ощутила своё одиночество. В число активистов она уже не входила, поясница часто давала о себе знать.
Бывало, она нянчилась с соседскими детьми в период, когда не ездила летом на дачу.
Хотя, дачей это убогое
строение было можно назвать с большой натяжкой. Это был обычный сарайчик, сколоченный за 3 бутылки водки дворником Петровичем.
Абрикосы, сливы, черешня были неплохим подспорьем к её невеликому доходу.
Особых подруг у Марьи Ильиничны не водилось, так, приятельница Зина Кравченко с завода.
С Никитичной и Васильевной, старыми сплетницами, основной темой разговоров
которых было высокое давление, да кто во что вырядился, общалась постольку-поскольку.
А когда она завела себе кота Тишку, отношения и вовсе расстроились. Бабки полагали, что животным в городской квартире делать нечего.
При удобном случае Марии Ильиничне тут же, как бы вскользь, делали замечание о том, что кот нарушает общественный порядок своими гортанными песнями.
Но Марья Ильинична не обращала на них внимание. Перед глазами явственно представал тот день, когда она обнаружила у
мусорного бачка тощего и больного котёнка.
Она особо не раздумывала – брать его или не брать, посчитав его «братом по несчастью». Никому она была не нужна, стареющая женщина.
Так же, как и этот бедняга ни одной живой душе был не нужен.
Быстро привязавшись к нему, она всю свою нерастраченную
любовь направила на своего
Тишку.
Он
казался ей несусветным красавцем.
На самом деле кот был удивительно уродлив: лапы коротковаты, спина длинная, уши настороженно прижаты к голове.
Во взгляде угадывалось немедленное желание вцепиться кому-нибудь в ногу.
Походка у него была приземистой, что придавало Тишке сходство с вараном.
Любимым трюком зверюги был внезапный прыжок с полки для шапок на голову пришедшим.
Если, не дай бог,
кто-то говорил Марье
Ильиничне, что её кот
недостаточно красив, она тут же обрывала с наглецом всяческие контакты.
В свою очередь и знакомые не ожидали от
спокойной Марьи Ильиничны такого
маниакального пристрастия к
кому-то живому.
Одержимая женщина могла с
утра поехать на рыбный рынок за лакомствами для любимца.
Васильевна с Никитичной частенько крутили пальцем у виска, указывая взглядом на соседку:
– Вчера её "красавец" всю ночь рулады выводил, а голос-то утробный и до чего ж противный!
Сказала Марье Ильиничне, чтоб она лучше за ним бачила. И что? Она мне посоветовала брому попить, раз нервы не к чёрту!
Откуда им было знать, что котяра самый настоящий лекарь для своей хозяйки?
Он всегда прикладывался
пенсионерке к больной пояснице.
Ей действительно становилось легче от этого.
Он фантастическим образом угадывал, где и что у неё болит, и лечил это место.
В один из скучных вечеров Тишка занемог.
Отказался от еды и лежал на одном месте, хмуро наблюдая за хозяйкой.
Даже искусственная мышка, безошибочное средство для
подъёма Тишкиного настроения, не радовала его. Утром сомнений в том, что кот болен, не осталось – он отказался от еды.
Марья Ильинична собрала беднягу в ветеринарную
лечебницу, чтобы узнать, чем лечить кота и что с ним? Но, врач, осмотрев его, вынес неутешительный вердикт: у Тишки неизлечимое заболевание кишечника (проблемы случались и раньше, но симптоматически). Видно, сказалось полуголодное детство.
Поэтому врач сказал, будет лучше его усыпить.
Глаза пенсионерки наполнились слезами, и она в
один момент из дородной пожилой женщины превратилась в ссутуленную старушку, прижала кота к себе и воскликнула:
– Ни за что! Дипломов наполучали, а кота спасти не можете! Неужели ничего нельзя сделать? Сама его выхожу.
Приступ длился у кота уже девятый день. Но как ни старалась Марья Ильинична, каких только лекарств и трав не покупала, он медленно угасал.
Вместе с ним и Марья Ильинична день ото дня уходила в себя, забывала поесть и думала только, чем бы ей помочь Тишке.
В то злополучное утро кот издал последний вздох и замолк.
Горе Марьи Ильиничны не передавалось словами, как будто родного человека потеряла, но что поделаешь? Следовало пойти и схоронить беднягу.
Медленно оглядывая кухню, она остановила взгляд на большой круглой коробке из–под «Киевского торта», которая осталась у запасливой женщины с юбилея.
Вот то, что нужно!
Тишка идеально поместился в коробке.
Перетянув коробку верёвочкой, пенсионерка взглянула на часы – около 10 часов утра. Ничего не забыла? Выключила чайник.
Пожалуй, всё.
Она спустилась по лестнице вниз. И тут на крыльце её как током пронзило: а чем закопать кота? Лопаточку-то геологическую, мужнину, забыла! Ох, плохая примета возвращаться…
Оставив коробку у дверей подъезда, Марья Ильинична вернулась в квартиру.
– Торты заканчиваются, за «Киевским» не занимать! – зычным голосом гаркнула продавщица, настоящая украинка.
Недоверчивых покупателей, посмевших предположить, что ещё пара тортиков завалялась под прилавком, она разделала в три фразы, которых лучше не упоминать.
Раздалось несколько недовольных голосов, сетующих на невезение.
Очередь единодушно возненавидела радостного
мужчину, который урвал последний торт.
На лицах людей было столько негативных эмоций, что он поспешил ретироваться.
Очередь заметно поредела.
Павел так и чувствовал, что будет такой поворот событий! Утро не задалось.
Сначала ему не хватило кипятка на чай, затем он вскипятил новую порцию и благополучно опрокинул её на новые джинсы.
«Да, сегодня не мой день...
Мало того, что все спят, а я стою в очереди, как рыжий, так за два человека до меня, видите ли, торты закончилась!» – хмуро подумал он.
Ничего не оставалось, как купить торт «Ночка».
Он заметно уступал в сравнении с
«Киевским», но ведь, нельзя было возвращаться в
общежитие с пустыми руками!
Что-то принести ребятам лучше, чем ничего.
Решетникову уже явственно представились въедливые голоса братьев
Петренко:
Што это ты приволок, название по дороге забыл? Споткнулся, што ли? В другой раз на бумажке пиши, идиот!
Да, репутация будет подмочена... Как минимум год все будут ему припоминать историю про «Ночку».
И зачем только он, дурачок, похвалялся, что надо знать, кого посылать!
В невесёлых мыслях он неторопливо приближался к
подъезду Марьи Ильиничны.
Издалека парню показалось, что у дверей подъезда стоит коробка как от «Киевского» торта.
Дьявольский шепоток в ушах с издёвкой сообщил: «Ага, мол, для тебя специально поставили».
Павел ускорил шаг чтобы убедиться, не мерещится ли ему это. Нет, не мерещится! Бог ты мой: какой-то полоумный человек купил «Киевский» и оставил его на крыльце!
Радуясь внезапно подвалившей удаче, Решетников, на глазах у изумлённых Никитичны и Васильевны, схватил чужую коробку и оставил взамен свою.
Затем, он привёз её в общагу...
Боже, какого же он позора натерпелся!
Девчонки завизжали при виде дохлого кота, а Петренко...
В общем, не хочет Решетников вспоминать этот эпизод... Никогда!
С того момента, он зарёкся брать в руки неизвестные коробки.
Интересный рассказ здесь
