Громко скрипя деревянными колесами, табор уходил на запад. Туда, куда вели все дороги Англии, вперед к заходящему солнцу, к шумной толпе, к звонкой монете, в Лондон.
Людей в караване было много, и по пути к путешественникам присоединялись еще и еще. Кто-то приходил сам, кого-то притаскивали волоком под покровом ночи, а кто-то просто появлялся внезапно, будто вырос из-под земли.
Все двигались вместе, в одну сторону, туда, куда вел свой караван черный погонщик верхом на большом рысаке. Все шли, когда он велел и стояли по его приказу. Он решал все. Он решал за всех. Он шел впереди, и все просто молча плелись за ним.
Кто-то шел пешком, кто-то ехал в повозках вместе со скарбом, а кто-то сидел в больших железных клетях, и был явно не доволен своей участью.
Питер не мог рассмотреть, что за существа сидят за решетками под грязными тряпками, знал лишь, что это люди. Видел не раз, как их кормили, подавая им жестяные тарелки. Они протягивали свои руки через железные прутья и вполне по человечески брали еду.
Сам Питер ехал в повозке вместе с невероятно толстой женщиной. Она была настолько толстой, что занимала практически все пространство телеги, расплываясь по телеге, как желе. Свободным оставался лишь один маленький душный угол, куда и бросили Питера, пока он находился в мешке.
Мальчик не был связан или как-то ограничен в движении, и во время стоянок он мог спокойно выходить из повозки и делать свои дела, смотреть вокруг и просто по-детски играть в песке. А тучная женщина, все время смотревшая на него с высока повозки, казалось никогда не сводила с него глаз. И когда он удалялся от нее заигравшись, она тут же поднимала шум, и грозно бранилась, требуя от Питера немедленно вернуться обратно.
От ее зычного голоса, Питер ежился и возвращался, боясь, что если эта тетка вывалится из своей повозки и догонит его, ему будет очень плохо. Гораздо хуже, чем сейчас. И потому, он послушно ел, мылся, когда она велела ему, не отходил далеко во время стоянок и самостоятельно забирался назад, когда громкий голос впередиидущего командовал:
- По коням!
Однажды на стоянке к нему подошла Лейла. Она, как всегда приветливо улыбнулась мальчику, и отвесив тучной женщине глубокий поклон, взяла Питера за руку. Она увлекла его за телеги и, палочкой начертив на земле большой круг, встала в центр, позвав ждавшего снаружи Питера к себе.
Лейла нравилась Питеру. Она не внушала ему страха и всегда очень мило улыбалась, однако он подошел к ней не сразу. Он еще долго стоял на краю очерченного круга и смотрел на девушку. И когда она устала его ждать и сделала несколько больших прыжков через спину на руки, снова встав на ноги, и, раскинув руки в стороны, улыбнулась мальчику.
- Я акробатка, - сказала она, - Я умею лазить по высоким отвесным стенам и крутиться в воздухе, как ветер. А что умеешь ты?
Мальчик молчал.
- Давай же, - протянула она ему руку, - Я знаю, что ты умеешь говорить. Я слышала!
Она подождала немного, но, так и не дождавшись ответа, протянула ему руку снова.
- Иди ко мне! Я научу тебя летать...
Сальто у Питера так и не вышло. Не получилось оно ни через день, ни через неделю. Он очень старался, но всегда ужасно боялся упасть, и потому не мог расслабиться. Страх сковывал его мышцы, он падал и больно ударялся, стараясь не показывать свою боль Лейле.
Каждый день девушка приходила за ним к его повозке, он содрогался, понимая, зачем она зовет, но все равно шел за ней. Ведь то, чем они занимались, было куда веселее и интереснее, чем сидеть у вонючей повозки и ковырять палкой в дорожной пыли.
- Давай, давай! - кричала Лейла, подкидывая вверх руки.
И Питер слушался и пытался. Старался, что было сил. Но не мог...
И упав в очередной раз на спину и больно ударившись локтем, он больше не захотел вставать.
- Ну, ты чего? - нависла над ним девушка, - Ушибся?
Питер лишь посмотрел на красивое лицо подруги и, сглотнув накатившие слезы, впервые с момента похищение произнес:
- Я умею читать...