Евгений Останькович
ОСКОЛКИ ОТ "МУКУЗАНИ"
(Рассказ)
В один день я получил два письма. От Кости Рототаева и от Михаила. Оба приглашали в дорогу. Костя сообщал: "...Я нашел в горах интересное место. Такое, что тебе следует приехать. И вообще... Район, где я работаю, очень любопытный. Жду".
Михаил тоже приглашал на интересное. Он приобрел автомашину и намерен меня прокатить по морскому побережью. Ожидают нас яхта, великолепная рыбалка, королевские шашлыки, дефицитные вина и умопомрачительные знакомства. Словом, все это выглядело соблазнительно, но я поехал к Косте.
Костя
Вот оно, найденное моим другом любопытное место! На седловине двух вершин, за желтыми серраками ледника дымится сизым туманом широкий провал. Из его нутра вываливается тяжелый гром. Еще несколько шагов - и я увижу его колыбель. Но Костя жестом останавливает меня, ложится на мокрую гранитную плиту площадки и подползает к ее краю. Я делаю то же самое...
Внизу - стены глубокого колодца. Из одной ошалело вырывается мощная струя воды. Падая вниз она разбивается о зазубрины других стен и потом пропадает в чмокающей черной дыре каменной глотки.
И чем дольше смотришь в эту глотку, тем яснее чувствуешь животное желание броситься вниз. В конце концов желание это становится настолько сильным, что захватывает дух.
И тут Костя трогает меня за локоть. Показывает: надо отползать.
Через несколько минут на альпийском лужке начинается неприхотливый походный завтрак с диалогом.
- Ну как? - спрашивает Костя.
- Понимаешь, - спешу выговориться я, - там будто что-то живое. Оно гипнотизирует.
- А, что я тебе говорил! - торжествует друг. Этот водоворот воды - экстракт одушевленности неживого. Это проявление воли гор.
- Мистика! - отвечаю ему. Меня опять, как уже много раз в диалогах с Костей, охватывает раздражение. Взрослый человек. Высшее образование. Гляциолог со стажем. Человек из легенды. Человек, повидавший так много на Памире и Кавказе! Но так суеверен своим пониманием одушевленности неживого.
- "Мистика!?" - возражает Костя. - В прошлом году, под рождество решил я подбросить гостинцы своими друзьям на Лунный приют. Дороги туда в такое время нет. Метель. Ветер. Мороз. До перевала засветло не добрался. Решил переночевать на склоне. Нашел в скалах нишу. Только прикрыта она пихточкой. Срубил ее и задремал. Просыпаюсь, а рюкзака нет. Осыпь склона произошла. Раньше породу пихта держала, а я ее убрал. Осыпались камни вместе с рюкзаком. Не нашел я тогда рюкзак. Пришлось возвращаться... А помнишь историю с Михаилом?! Вот теперь и думай! Вспомни ту историю!...
Михаил
Это произошло летом три года назад. На том самом Лунном приюте, о котором вспомнил вдруг Костя. Я там ожидал приятелей - туристов, Костя - группу гляциологов, а Михаил - практикантку из этой группы. С ней он намеревался уйти к морю.
Коротали время вместе. Костя и я вспоминали прошлые восхождения. Костя рассказывал о приключениях на Памире. У нас было много общих друзей. Среди них оказалось немало знаменитостей - легендарных альпинистов. Словом, много интересного услышал Михаил. Вслух завидовал, лез из кожи, чтобы показать себя крутым, и обещал, что на следующий год обязательно поедет в альпинистский лагерь.
Мы ему советовали ехать в "Звездочку", где начальником был наш знакомый - Виктор Салакин, который хорошо знал свое дело. Михаил же в ответ попросил нашей рекомендации, говоря, что не подведет, что умеет быть нужным, что он мастер приятных сюрпризов. По поводу сюрпризов оказался прав. Однажды Михаил привел нас на площадку ниже приюта, откуда открывался широкий кругозор на снежные склоны, потом расстелил свой плащ и выложил из рюкзака три бутылки "Мукузани", всякую дефицитную закуску и объявил, что у него сегодня день рождения. Уже несколько дней мы питались одной гречневой кашей, запивая ее мутным чаем, настоем из горных трав. И появление рубинового "Мукузани" - и как это он смог удержаться и не выдать свой секрет до дня рождения! - привело нас в восторг.
Пили за успехи и здоровье именинника, за горы, за дружбу, за порядочность и верность, за прочее - прочее, пока вдруг Костя, перебив очередной тост, не сказал:
- Шабаш, ребята. Наши идут. Смотрите...
Внизу, на розовом от заката солнца снежном склоне отчетливо синела пунктирная цепочка. Шли гляциологи.
Михаил остался убирать следы банкета, а мы поспешили на приют - готовить встречу с гляциологами. Хотелось сделать ребятам маленький праздник.
Но праздника не получилось. Уже у самого приюта девушка Михаила серьезно поранила ногу, наступив на донышко разбитой бутылки. Случилось это там, где мы устраивали банкет. Как мы не заметили эту страшную штуку?!
Утром Костя и я спустились к злополучному кругозору. У края скалы, прямо на тропе, торчали острые ребра бутылочного боя с этикетками "Мукузани".
- Не могу понять! - вскипел Константин, - зачем Михаила угораздило бить бутылки? Пусть поленился тащить их на приют. Но зачем их бить. А ведь как бил! Смотри. За горлышко брал и об скалу.
- Спьяну это, - старался я успокоить друга, - спьяну чего только не бывает.
- Хочешь его оправдать? - негодовал Константин. - Но ведь спьяну - это значит, сознание ему затуманило, а животные инстинкты проснулись. Дескать, сон разума рождает чудовищ. Тогда получается, что он внутри себя хам и раб. Такие при людях боятся свою суть показать, самоутверждаются за счет природы. Она, мол, никому не пожалуется и в морду не даст. Даст! Жаль только, что не всегда достается именно автору негодяйства...
Мы очистили тропу и ушли в глубь ущелья осматривать ледники. Вернулись на приют только к вечеру. Михаила и практикантки там не оказалось: гляциологи по рации вызвали вертолет, чтобы отправить девушку в ближайшую больницу. С ней улетел и Михаил.
Костя долго смотрел в тускнеющее небо, будто хотел хотя бы взглядом догнать вертолет. Потом усмехнулся и промолвил:
- Интересно. Поедет ли он будущим летом к Салакину?..
Салакин
На следующий год Михаил действительно приехал в "Звездочку". Там я случайно с ним встретился. Михаил в лагере уже обвыкся. Окреп и загорел. Долго рассказывал о житье-бытье, а потом вдруг спросил:
- Все бы ничего, да Салакин не выпускают меня на зачетную вершину. Ты поговори с Салакиным.
Я пообещал...
Вечером нанес визит другу. Салакин сидел у порога своего домика на крохотной табуретке, держа в одной руке нож, а в другой дыню. Чтобы порадовать патриарха альпинизма, те ребята, кто возвращался на Кавказ с Памира, привозили ему дыни, говорят, что они именно из Душанбе. Это действовало на Виктора магически. Дыни, были единственной, по - моему , его слабостью. Но он признавал дыни только из Душанбе.
- Хочешь - не хочешь - угощайся дыней, - сказал Салакин. - У тебя что-то есть ко мне?..
Я выложил просьбу Михаила.
- Кто это? А, крутой! - усмехнулся Виктор. Но у него крутизна не вверх, а вниз. Не проси за него.
- Он же, вроде бы, старательный парень, на тренировках активен, мужик крепкий.
- Иногда мне привозят дыни, клянутся - из Душанбе. А разрежешь - из какой-нибудь Кугульты. Так и с твоим Михаилом.
- Но что он сотворил?
- А ничего. Так... Мелочи. Говорить о них неудобно, вроде сам мелочиться начинаешь. А из мелочей прессуется материал. То есть человек. Конечно, каждой мелочи в отдельности можно придумать убедительное оправдание. А вот человеку в целом?..
Хочешь - не хочешь, а дружка твоего на зачетную вершину я не пущу. Вершина легкая, и твой Михаил получит зачет. Станет значкистом и на следующий год с полным правом может выйти на сложный маршрут. Материал, из которого твой дружок сделан, ненадежный. Подведет и себя, и товарищей. Рисковать не могу... Ты ешь, ешь дыню. Она действительно из Душанбе...
Спорить с Салакиным было бесполезно. А выпытывать у него информацию про какие-то мелочи - все равно, что биться лбом о стенку...
Мои расспросы в лагере тоже ничего не дали. Только один старый приятель нехотя произнес:
- Какие там мелочи - не знаю. Слух только прошел, что начальник лагеря однажды застал Михаила, а может, и не его, у ручья над лагерем, из которого кухня берет воду. Паренек то ли ноги в нем мыл, то ли носки стирал... Но это только слух!..
Костя и Михаил
Как огромен мир, но как он бывает и тесен! Почти через год - снова встреча с Михаилом. Случайно. На крохотном аэродроме, на окраине курортного городка, у самых гор. На фоне серых отрогов Главного Кавказского хребта зеленели отдыхающие после полетов железные стрекозы. Около одной из них пестрела яркими разноцветными куртками группа ребятишек, среди них пожилая женщина. Вероятно, провожатая или сопровождающая куда-то. Наверное, летят в детский горный санаторий. Куда же еще! Нынче весеннее межсезонье. Все лагеря закрыты.
Размышления мои прерывает легкий толчок в плечо. Оглядываюсь. Передо мной Михаил - улыбчивый, уверенный, слегка пополневший.
- Вот так встреча! Здорово, старик! - вытрубил он охрипшим баском. - Был в Кисловодске, в санатории. Но осталась неделя отпуска. Вот и решил наведаться на турбазу, что рядом с нашим альплагерем. Посмотреть, вспомнить прошлое. Ты не туда?.. Жаль...Прости, мне пора на посадку - туда, где детишки. Дела у меня в порядке. Командую стройкой. А как у тебя? ...- Не ожидая ответа протянул руку и побежал к вертолету. Времени на разговор действительно ему не хватало.
Вот он скрылся в вертолете, вот уже дежурный по полетам отошел от машины, и заработал винт .Сейчас дежурный покажет знаками добро на взлет и шумливая стрекоза оторвется от земли. Но тут вижу, к вертолету бежит человек с рюкзаком , размахивая ледорубом. Он очень похож на Костю. Да это и есть Костя! Подбегает к дежурному и показывает какую-то бумажку, а тот начинает махать этой бумажкой пилоту. Мотор смолкает, откидывается лесенка открывшейся дверцы, и по лесенке спускается летчик. Короткий разговор с дежурным и Костей. Пилот возвращается. Наступает непонятная пауза. Минута, две, три. Дежурный и Костя, задрав головы, смотрят в открытую дверцу вертолета, чего-то ожидая... Наконец - таки высовывается летчик, что-то говорит и закрывает дверцу.
Когда вертолет уже делает круг над аэродромом, я оказываюсь рядом с Костей и дежурным. Костя поворачивается ко мне бледным лицом и вместо приветствия тихо говорит:
- На Главном хребте пропали люди. В альплагере никого нет, кроме Салакина. Он дал мне телеграмму - вызов на спасработу. Каждая минута дорога. А вертолет меня не взял.
- Он не мог, - оправдывает вертолетчика дежурный. - Машина и так переполнена. А груз - дети! Рисковать нельзя.
- А разве не было взрослых, кто бы уступил место? - спрашиваю я, вспоминая про Михаила.
- Только сопровождающая ребятишек и мужчина. Пилот обратился к нему, но тот отказался. Сказал, что он следователь и летит по срочному делу.
Потом мы идем к начальству "аэропорта". Через час Костя улетает. А я остаюсь с мыслями о Михаиле. Он, наверное, видел Костю через окошко, слышал о несчастье в горах. Наврал, что он следователь. Совершена подлость. Это что? Еще одна из Мишкиных "мелочей"?..
* * *
И вот теперь Костя и я совершаем походную трапезу у края ледника, после гипнотического сеанса, который преподало любопытное Костино место. Мой друг продолжает развивать теорию о том, что даже неживая природа может проявлять некую одушевленность. А я вдруг вспоминаю о письме Михаила, в котором им обещано столько дешевых соблазнов. Он теперь боится меня и на всякий случай подстраховывается, обещая яхту и вина: а вдруг я был свидетелем его поступка в вертолете, и это станет известно многим. Ведь могут быть и последствия. Я еще ничего не рассказал Косте. Сообщить ему или промолчать, как сделал Салакин.
Внизу ползут лохматые облака. Между ними курится голубым туманом долина с морщинами - паутинками рек. А совсем рядом, на серебре фирмового поля, четко видны две тропы к нашему леднику. Они идут вверх почти параллельно, но у самого ледника соединяются вместе - путь среди серраков один.
И тут приходит мысль. Теория Кости о том, что горы есть индикаторы личности, и салакинское понимание человека как материала, спрессованного из мелочей, по сути дела отражают один природный закон - нет в жизни мелочей, позволяющих жить как попало и каждый поступок - это шаг. Потом получается целая тропа. Тропа жизни. Только какая это тропа?!..
® ©