Найти в Дзене
Борис Останкович

Евгений Останькович Домбайские рассказы Четыре пули ржавого

Евгений Останькович

ЧЕТЫРЕ ПУЛИ РЖАВОГО

(Рассказ)

То летнее воскресенье для меня, директора турбазы, началось совсем не так, как хотелось бы. Руководитель группы отдыхающих, приехавших в Домбай на выходные и поселившихся в нашем палаточном городке, лишился вдруг "Полета", самых любимых им, как он сказал, часов.

Произошло это ранним утром. Руководитель снял часы, положил их на полку умывальника, а когда промыл глаза, полка оказалась пустой. Члены его группы молитвенно клялись, что никто к умывальнику не подходил.

Но потерпевшего меньше всего волновала таинственность пропажи, ставшая поводом для шуток окружающих. Не принимая юмора, еще больше раздражаясь, он в конце концов потребовал возместить убыток. Это относилось прежде всего ко мне: любимые часы пропали "на моей территории", а я как директор и - подчеркнул он, как коммунист за все в ответе.

Принять его сногсшибательные доводы было бы смешно, и об этом я мягко сказал руководителю группы. Он взорвался:

- Ты меня еще узнаешь! - орал наш гость. - В твоем лагере бардак! Все растащил, даже матрацы старые. Палатки - в заплатках. Где у тебя сторож? Я позабочусь - пришлю на твою голову комиссию.

Я перестал с ним спорить, молча наблюдая, как на его правой щеке в такт покрикиванию подпрыгивала или черная родинка, или бородавка. Нет, скорее всего, родинка. На иные размышления или диалог не было сил. Сколько же можно повторять этому непонятливому товарищу, что еще год назад здесь ничего не было, а людей, желающих провести два своих выходных дня в горах, становилось все больше и больше. И от доброты своей и жалости работники турбазы соорудили из списанного инвентаря вот такой туристический лагерь. Для сторожа средств не нашлось - была только кастелянша, и то работала она за счет копеечных сборов с "дикарей".

- Так ты понял? - Не унимался человек с родинкой, - тобой займутся партийные органы...

Конечно, жалоба по поводу пропажи часов, скорее всего, вызвала бы у партийных чиновников улыбку. Однако среди них могли оказаться и приятели потерпевшего - представители той партийной камарильи, которая могла извратить ситуацию, чтобы найти повод побольнее ударить. Но бояться их нельзя. Сам видел, как страх перед партократами постепенно, но неуклонно деформирует человека, приводит к печальной развязке.

Кстати, все знакомые партийные лидеры обращались ко мне на ты - в знак персонального признания. Если же сильные мира сего теряли к кому-то уважение, они переходили на обращение на вы, что было равносильно приговору.

Тыканье и угрозы стоящего передо мной хама все больше походили на шантаж, его на всякий случай следовало бы и не замечать - просто молча уйти. А в голове уже появилась своя версия происшедшего, снимающая всякий мистицизм с факта исчезновения часов. Версию породило появление рядом с нами знаменитого в Домбае собирателя всего блестящего, любимца туристов полудикого ворона Фильки. Он, сидя к нам боком, восторженно и вожделенно смотрел одним глазом на сверкающий позолотой театральный бинокль, висящий на шее хама.

На всякий случай мы не раз информировали туристов о блистательном изобретательстве ворона Фильки при реквизиции сережек, кулонов, колец, часов и прочего. Но на этот раз, учитывая уже свершившийся факт похищения, я решил Фильку не выдавать: чего - чего, а такой человек еще потребует массовой облавы с дробовиками на эту симпатичную птаху, хотя и воришку.

Я повернулся спиной к "тыкальщику", намереваясь заняться другими делами, и оказался лицом к лицу со своими инструкторами Халидом и Славкой.

- Ну что? Не унялся еще это ржавый?

Ржавыми аборигены Домбая называли гостей, которые никаких прогулок и экскурсий не совершали, а сразу же устраивались где-нибудь под пихтой и начинали остервенелое распитие алкоголя и съедание всего привезенного. Ржавые часто сами нарушали порядок, не выполняли требований горных служб. По пьянке забирались на скалы, откуда не могли спуститься. Игнорировали запрещение купаться в реках. Завязывали драки, мусорили, устраивали пожары. Нам приходилось организовывать по выходным дням дежурные посты, спасательные группы, отнимая у домбайцев часы досуга. Ржавые упрямо игнорировали наши старания убедить их в том, что горы не любят фамильярного к себе отношения. Вот и сейчас человек с родинкой снова привлек общее внимание своим примитивным восприятием гор. Он обвел биноклем вершины Главного Кавказского хребта и обратился к кому-то из своей группы:

- Иван! Глянь, яки бугры!

Он произнес эту фразу так, что всем стало ясно - в ней нет ни капли юмора. Назревал скандал по причине темперамента Халида, очень ревниво относящегося к природе Домбая.

Но тут вмешался Филька. Ворон будто вычислил потенциальные последствия, которые таились в пренебрежении ржавого к горам, и заорал на всю поляну, четко произнося свое фирменное слово, которому обучили его туристы: "Караул. Кар-р-раул!".

- Ну и Филька! Не в бровь, а в глаз!

Но и я уже шкурой почувствовал надвигающуюся опасность и осторожно ответил:

- Может, Филька и чудо, но ворон есть ворон. Не накаркал бы он нам какой беды.

* * *

Предчувствия не обманули меня. Где-то к полудню сквозь шум реки пробились исступленные крики. Спасатели Николай, Славик, Халид и я с другом Игорем, горнопроходцем из Теберды, бросились к Аманаузу. По его берегу метались люди из группы ржавого. Они жестикулировали, вопили, что-то старались сказать женщине, попавшей в круговерть водной стихии. Женщина цеплялась и цеплялась за торчащие валуны, но река стаскивала ее со спасительных камней и снова бросала в ревущее свое жвало.

Аманауз коварен всегда. Поэтому были и риск, и опасные ситуации. Нет надобности живописать действия нашей пятерки. Мы с облегчением вздохнули, лишь когда Игорь и Славка вытолкнули женщину на лобастую каменную проплешину реки. Николай и Халид вытянули ее на веревке и передали в руки подоспевшим домбайским медикам. Повезло - ни одного серьезного ушиба. Когда все вернулись на Контрольно - спасательный пункт, Игорь вдруг заметил:

- А женщина оказалась женой вашего ржавого!

- Как же он позволил залезть ей в реку? - вскипел Халид. - Я ведь предупреждал.

- А если он сделал это специально? Назло всем нам, домбайским, как он считает, пижонам, бездельникам. Удивляет другое. Почему он сам не стал спасать жену?

- И хорошо, что не стал, - профессионально отреагировал Николай, - с двумя тонущими мы могли бы не справиться.

Игорь вздохнул:

- Речь не о том. Я бы на его месте бросился, не раздумывая. А он зашел в воду по колено, помахал - помахал руками и... назад.

Лишь к вечеру попал я в свой рабочий кабинет. Окно было распахнуто, а на подоконнике лежали часы ржавого. Значит, все же Филька! Ворон часто прилетал на подоконник, оглядывал по хозяйски мой стол - нет ли на нем чего блестящего. На этот раз он оставил здесь свою добычу. То ли тусклый блеск ободранной позолоты на часах ему не понравился, то ли что-то еще отвлекло птицу, так или не так, он улетел, оставив нам свой трофей. А может, Филька оказался просто брезгливым? Бог его знает!..

* * *

Все персонажи этого рассказа не выдуманы. Прошло уже более тридцати лет, и время стерло в памяти многие факты, события, лица, имена. Но еду я недавно в электричке, седой эдакий одуванчик - пенсионер, рассеяно смотрю в окно, за которыми на горизонте розовеют горы. И уже нет былой жгучей тоски по миру заоблачных высот, только легкая печаль. Стук колес, неясный и приглушенный шелест голосов... Все настраивает на дремоту. И вдруг чей-то вроде бы знакомый голос начинает выделяться своей громкостью. Лысый и тучный господин что-то говорит своим попутчикам - соседям. До меня долетает фраза:

- А во что коммунисты превратили страну! Я бы их всех поставил к стенке и на каждого нашел бы пулю... Он ведь, знаете, что...

Я так и не узнал, в чем "они" еще провинились перед этим господином, его слова утонули в объявлении диктора, сообщавшего, что "электропоезд прибывает на станцию "Ессентуки".

Оратор встал и пошел по проходу мимо меня. Энергично жестикулируя. Знакомые жесты! Я увидел на его щеке родинку, очень знакомую черную родинку.

И тут вспомнил Домбай, Фильку... Друзей, которые однажды спасли жену ржавому. Да он это и был, тот самый ржавый! Ну, конечно, постарел, ну, обрел большую уверенность в походке, жестах. Что ж, у каждого времени - свои герои. Тем более жизнь бывает беспощадным селекционером...

* * *

Давно нет Фильки. Он погиб за свою любовь - маленькую ворониху, которую защищал от стаи диких воронов. Они ощипали его так, что через сутки Филька умер.

Ушел в мир иной Игорь Саамов. Он бросился, не раздумывая в лавину, спасая молодого альпиниста. Игорь успел вытолкнуть парня из зоны смерти, сам - не успел.

Скончался Халид Акаев, знаменитый бард, который был нужен всем. Ему приходили письма любви, признания и уважения со всех концов планеты с наикоротким адресом - "СССР. Домбай. Халиду". Его сожрала болезнь, любящая таких, как он - неспокойных, сопереживающих чужой боли.

Разорвалось сердце прямо на КСП у Николая Семенова, начальника спасательной службы. Сколько людей спас он за свою жизнь!

Славку Черкасова нашли мертвым на улице. Говорят, поспорил с непорядочным человеком.

Словом, из группы спасателей, что вытащили жену ржавого с того света, остался лишь я. Значит, наверняка четыре пули из тех, что мысленно припас для своих врагов ржавый, должны достаться по праву наследия и долгу ответственности мне. Ведь четверо из нашей пятерки были коммунистами.

Осталось утешить себя тем, что я, наконец, разглядел: у ржавого на щеке действительно черная родинка. Персональная божья метка...

Домбай - Пятигорск ® ©