Евгений Останькович
Глава 7
Доктор Фруман
(Что такое "Формула счастья")
Тепло и тишина. Самописцы барометров уставились паутинными лапами стержней в полосы бумаги и пишут, пишут погоду.
Посредине комнаты несколько столов, заваленных сводками, отчетами, журналами. Гордость Семенова, своенравный приземистый телефон, обыкновенно в эти часы лишенный всякого терпения и психологического равновесия, присмирел и молчит. У двери в мастерскую, где торчат костыли и потрепанная лодка - носилки (для перевоза раненых по снегу), вежливые лица инструкторов и медицинского персонала района.
Московский врач читает лекцию о новейших способах оживления организма. Врач приводит случай, как один молодой харьковский хирург смело победил клиническую смерть парня. На вежливых лицах слушателей - все, что можно ожидать в таком случае. Вот удивление - хорошо! Вот внимание - тоже хорошо. Почтение, любопытство, опять удивление, восхищение... А вот...
- Доктор Фруман! Вы меня не слушаете?! Я рассказываю сейчас, можно сказать, специально для вас, а вы читаете спортивный журнал?... Перестаньте улыбаться! Это случай редкий. Может быть вы сомневаетесь?..
- Простите меня, - перебивает Фруман, - я нисколько не сомневаюсь. Нет необходимости. Эту операцию делал я...
Что за воспоминание ? Приятно погладить польщенное самолюбие или просто там было очень тепло? Как вы смотрите, врач Фруман?.. Впрочем, в горах его знают больше как мастера спорта. Хорош мастер спорта, надел одну только штормовку. А ведь кожа у мастеров такая же, как и у всех. Холодно! Уже не спасает и снежная яма. Третий раз Юрий ныряет в это укрытие. Все равно там, где сейчас упрямо выписывают погоду самописцы барометров, в комнатке КСП, теплее. Там уютно, побулькивает электрочайник Полякова. А Поляков сидит у рации. Тепло. Размышления перебивает крик.
- Фруман, скорее!
Фруман выпрыгивает из ямы и бежит к группе искателей. Что там?
Двое альпинистов, Магомед, Халид и Казбек руками ломают лед. Значит, что-то нашли! Руки красные. Это кровь. Ребята ломают ногти.
- Быстрей! - вместе с остальными кричит Юрий и, сам не понимая как, оказывается рядом с ними. Какой он острый и крепкий, этот лед!!
- Доктор! Вам еще предстоит...
Да, ему надо ждать, когда извлекут тело, чтобы он осмотрел и сделал вывод, смерть от удушья, или от перелома позвоночника. Но зачем тогда он шел с ребятами в это снежное пекло.
Как на полотне Брюллова, из-под обломков тянется вверх рука. Может быть, это секунды агонии. Может быть, именно сейчас станет поздно. Надо начинать хотя бы с этой руки.
- Помогите раскрыть рюкзак! Поддержите... Адреналин! Шприц! Освободите еще руку. Надрежьте штормовку. Так... Продолжайте, продолжайте откапывать!
Пока это только рука. Как он лежит? От этого зависит почти все. Ребята торопятся. Очень торопятся, но кажется, что все происходит страшно медленно. Вот он Губанов. Лежит скрюченный. Рюкзак лавиной заломило вперед, через голову. Это очень хорошо. Значит, рюкзак закрыл лицо от снега, дал пространство для воздуха, для жизни. Значит, еще жил! Совсем недавно. Может быть, еще удастся вернуть Юркину жизнь. А может рюкзаком переломило позвоночник?
- Еще адреналин. Вон ту ампулу! Ребята, перенесите на носилки. Эх, опоздали! Надежда на массаж! Там, внутри, еще не застывшее сердце. Может быть, оно только недавно перестало работать. Надо его разбудить, напомнить сердцу его обязанности. Массажировать, мять его, приказывать ему: сокращаться, сокращаться, сокращаться!
Ребята стараются помочь. Но сейчас они больше мешают.
- Юра, братишка!
Это они о Губанове? Или ему - врачу, на которого вся надежда? Ну и угораздило, тебя Губаныч. А сердце! Оно же было у тебя таким натренированным, крепким... Сокращаться, сокращаться, сокращаться!!!
...И вдруг, пульс заработал. Сначала Фруман подумал, что это ему просто показалось. Нет! Пульс работал! Все яснее, яснее...
- Дайте одежду. Вон ту - пуховку. Осторожнее с человеком. Теперь транспортировать! Скорее на базу!
...Губанов на носилках. Он что-то невнятно шепчет и беспрерывно стонет. Выбрасывает руки, видно, там, в бреду, еще борется с лавиной. Огромные зрачки, в которых еще неподвижно застыла смерть.
...Обратный путь. Отчаянные зайчики от аварийных фонарей бегают в темноте по изгибам ущелья, по рытвинам снежного пути. От пробитой тропы не осталось и следа. Носилки приходится волочить, как сани, подталкивать сзади, проваливаясь по горло в снег. Люди идут, ползут, карабкаются. Скорее, скорее! Вниз, вниз, вниз. Проходит еще час и вдруг - встречные зрачки фонарей...
- Кто?
- Мы. Султан и Хасан! С нами еще добровольцы... Человек пятьдесят. Студенты из Краснодара. Протоптали вам тропу.
- Берите носилки.
* * *
Во всех турбазовских окнах общежитий - огни. В каждой семье греют воду. В чайниках, кастрюлях, тазах, ведрах. Нужно много - много горячей воды - так сказал Фруман. То и дело бегут люди на спасательный пункт. Несут воду, завернутую от мороза в полотенца, простыни, одеяла.
- Казбек и Хасан! Берите ребят покрепче. Вам оттирать левую сторону тела. Возьмите полотенце. Где теплые простыни?
Да! Это не операционный стол Харьковской клиники. Что бы сейчас посоветовали коллеги? Это даже не тот харьковский случай. Пять часов под снегом. Пять часов холода и удушья. Нервный шок! Что делать?
- Дайте воздух. Отойдите от головы... Еще воды... Сменить простыни.
На стене висят правила первой помощи. Какая это все ерунда! Это, скорее, руководство, как погубить человека. В каждом случае нужно свое, единственно верное решение. Как? Что?
Со стороны - это уверенный в победе человек. Все бегают, суетятся. Растерянность. А он спокоен. Только капельки пота на щеках. Наверное, оттого, что жарко.
- Кофеин! Полотенце! Продолжайте массаж!
Фруман уже полтора часа сражается с шоком. Искусственное дыхание. Массаж сердца, смена остывающих простыней. А Юрка по - прежнему там, где жизнь решает спор со смертью.
Фруман теперь делает то, что противопоказано пожелтевшими листками, которые висят на стене, прямо над головой Губанова. Ставка на организм! Он теперь не просит очередные ампулы. Действует молча, изредка командуя спасателями.
Все как в большом сне. Видится тебе какая-то галиматья... Ты потерял всякий вес и улетаешь от земли, как воздушный пузырь. Хватаешься за ветви деревьев, а они отламываются. Вот - вот ты улетишь совсем, чтобы раствориться в воздухе. Отчаяние, ужас... и вдруг пробуждение. Становится сладко от того, что все было сном.
- Слушай, Юрка! - Леонид Поляков не говорит, а кричит Фруману. Будто тот от него в полукилометре. - Слушай, Юрка! У него дрогнули зрачки! Честное слово! Стали меньше! Честное слово! Стали меньше!
- Губаныч, ты узнаешь меня? Это я, Поляков! Поляков! Я Поляков, Юрка!
Теперь уже все видят, как шевельнулись Юркины губы.
- Он сказал: "Леня!" Он узнал меня! - орет Поляков. - Честное слово, узнал меня!
Губанова последний раз заворачивают в теплые простыни и уносят. Все. Будет жить.
- Братишки! - кричит Хасан, толкая кулаком в бок Султана. - Эх, вы...
Что он хочет сказать? Хасан де договаривает. Он выскакивает в центр комнаты и начинает выворачивать твист. Твист или шейк. Тут не разберешь. Уже два десятка человек отплясывают непонятный, дикий танец вокруг стола, на котором только что ожил Юрий. Окованные острыми шипами ботинки выписывают такие дуги, отстукивают такие дроби, что от пола отлетают щепки. Но хозяин КСП Семенов, всегда такой щепетильный, сейчас молчит.
Фруман садится и кладет руки на стол. Он уже не в силах даже поднять их. Они, чужие, набухшие, зудящие, одеревеневшие, теперь отдыхают. Слабая улыбка Семенову.
- Михайлович, дай ребятам спирту. Грамм по сто... мне не надо.
Моментально хмелеют уставшие ребята. Их разбирают жены, родственники, товарищи. Разводят по домам. В КСП становится пусто. Только Семенов, верный своей аккуратности, сметает щепки с пола. Рядом сидит Фруман. В комнате - тишина. Поскрипывает форточка, да монотонно чертят синие кривые самописцы барометров. Они пишут погоду.
* * *
...Скоро двенадцать. Давно уснула база. Закончился снегопад. Ударил мороз. Звезды, как ошалелые, полезли из черноты неба огромными глазищами. В тишине потрескивают пихты. Им сейчас тяжело: на каждой ветке по сугробу.
Странный, прыгающий огонек в квартире директора туристкой базы. Хозяин и Фруман сидят в маленькой комнате деревянного домика. Сидят и молча смотрят в пламя камина. Только вчера закончили строить ребята этот первый камин в Домбае. Но те кто делал его, спят непробудно после измотавшей спасаловки. Фруман тоже принимал участие в каминных хлопотах. И вот он потребовал сегодня его торжественного пуска.
Камин показывает свой характер. Пламя то ярко вспыхивает и весело пляшет алыми отблесками по стенам, то пригибается к решетке и запускает в комнату струю дыма. Тогда приходится открывать на улицу дверь. Но Фруман и хозяин упрямы. Им хочется такого света и тепла, который может дать только камин. Ведь сегодня ночь под Новый год. Удачная ночь. Юрий только пришел от Губанова. Уже два часа спит виновник тревог. У постели осталась медицинская сестра. Но Фруман не хочет спать. Он принес Бренди. На столе половина апельсина. Это все, что нашли.
- Давай, Юрка, за тебя.
- Подожди!
Он смотрит еще несколько минут в пламя, бросает в него несколько поленьев, откидывается в кресло. Потом тихо начинает петь. Старую альпинистскую песню:
Помнишь, товарищ, белые снега,
Стройный лес Баксана,
Блиндажи врага...
Потом обрывает песню, поворачивается к другу и произносит:
- Такое ощущение, будто ты вечный. - Жить и жить мне без конца. Устал, а все внутри поет. Ты знаешь, я весь сейчас из певучего легкого металла. Интересно!
Ночь застыла над оцепеневшим Домбаем. Через стволы пихт светится вздыбленная к самой луне стена Аманауза... Щербатый зуб Суфруджу сверкает длинными, полосатыми корнями ледников. Серебряное плечо Белала-Каи декоративно поставлено под черное небо. Чуть светится побежденное сегодня ущелье. Сейчас оно кажется таким мирным и спокойным, словно просит у человека прощенья...