Кто знаком с психологией ребенка, знает, какой бывает детская злость. Убедительной иллюстрацией может служить драка мальчишек, неплохих, в принципе, детей, которые не могут остановиться, увидев, что ударили-толкнули противника такого же по возрасту и силе, а то и гораздо меньше, так, что выступила или пролилась кровь. Тут надо называть вещи своими именами: просыпается и вырывается наружу первобытный наш пращур, который все свои завоевания решал только кровавыми разборками. Что касается бескровной детской жестокости, от которой нередко страдают взрослые члены семьи и вообще взрослые, у нее бывает очень тяжелая форма. И, увы, к сожалению, часто неизлечимая. Как бы это дико не звучало, примеров тому сегодня предостаточно. Не обязательно дело доходит «до первой крови». В одном ряду жестокость и злость детей в моральном и психологическом плане. И что немаловажно: такая детская необузданная жестокость имеет самые изощренные формы – тут фантазия ребенка может быть гораздо необузданнее взрослой. И что характерно, это присуще как мальчикам, так и девочкам. Не самая популярная тема. И не оригинальная. Но, увы, реальная. Вот и эта житейская история
— пример разрушительной детской фантазии из жестокости и злости. По самым строгим меркам эта семья была счастливой. Создавалась по любви. В единственной дочери родители души не чаяли. Но не упускали ее воспитание и развитие. Пятилетняя девочка уже умела вести себя за столом и в обществе. Она потом училась в престижном лицее и в музыкальной школе. Была одной из лучших гимнасток самого известного в регионе спортивного клуба. А географию Ника начала постигать с шести лет. И изучала ее, так сказать, на месте: Карибы, Эмираты, Париж, Вена – вот далеко не все места, где девочка побывала с родителями. Такая возможность у семьи была. И не по наследству, а созданная трудом талантливого и образованного отца семейства. Начав свой бизнес с нуля, строя его на уважительном отношении к подобранным кадрам, ведя честную политику с партнерами и не обводя вокруг пальца конкурентов, глава компании завоевал непререкаемый авторитет. Одно его имя служило гарантией. Такой же авторитет, умноженный на любовь жены и дочери, был и в семье. Дочь Ника жила, уверенная, что таким и только таким бывает родительский дом, мама и папа. Она росла, зная, что ее папа много работает и всегда добивается успеха. У мамы работа дома. Так это и было. Имея возможность держать домработницу и кухарку, мама никому не доверяла уход за домом и приготовление завтраков
-обедов
-ужинов. Сначала на нее смотрели с удивлением жены из их круга. Они какое
-то время подозревали, что муж прижимистый или что ни на есть жадный. Потом убедились, что ей доставляет удовольствие быть домохозяйкой в самом широком смысле слова. Всегда идеальная чистота в большом загородном доме. Накрытый стол такими блюдами, что аппетит просыпается даже у только что наевшегося, скажем, в ресторане гостя. Ландшафтный дизайн двора по собственному проекту хозяйки. Не говоря уже о том, что часто на званых вечерах она всегда была одета стильно и оригинально. А на вопрос: в каком бутике куплено платье, она отвечала, что модель ее. Только сшила платье портниха. Но львиную долю времени мама посвящала Нике. Сама закончившая музыкальную школу, неплохо знавшая английский язык, прочитавшая почти всю отечественную классику, мама умела и заинтересовать дочку, и подсказать ей. Было у них с дочкой еще одно увлечение: домашний фитнес. Ника сколько помнит себя, всегда слышала, как мама говорила, что фигура от природы еще не окончательный вариант. И что талию можно сделать осиной, спину прямой, руки изящными и даже ноги длиннее: для этого существуют специальные упражнения. Только надо заниматься. Они и занимались вдвоем. Вдвоем выбирали музыку. Могли вертеть ногами «велосипед» и распевать на весь дом песни. Папа несколько раз заставал их за этим занятием и всегда говорил, что его девочки самые красивые и стройные. И они не сомневались, что он говорил правду. Если бы можно было измерить или взвесить вклад мамы и папы в их дочь, наверное, получилось бы равновесие духовного и материального. Во всяком случае, довольно долго так и было. Но все когда
-нибудь кончается. Или, как говорит народная мудрость, жизнь непредсказуема. Вот еще вчера все было привычно
-хорошо в их семье. А сегодня без объявления войны их мир перевернулся. И так банально! Компания отца обанкротилась. На тех, кто привел ее к этому, президент компании и отец этой теперь уже в прошлом счастливой семьи, не мог подумать никогда. Но не он первый и не он последний: в мире бизнеса такое происходит по разным странам и государствам. Как говорится, вне времени и пространства. И тут все дело в том, что и как будет делать экс
-успешный бизнесмен. Когда картина полного банкротства стала явной, он лихорадочно начал искать причины. Были проанализированы все финансовые документы. Они и показали, что его подставляли давно, но очень умело и аккуратно. Сухими и богатыми из воды вышли его два заместителя и главный экономист. Но не было ни одного доказательства их сговора и вины. Он оказался крайним. И хорошо еще, что обошлось без уголовной ответственности. Что в таком случае делает человек, который в считанные часы падает не просто вниз с самой вершины успеха, а падает публично? Тут все дело в том, насколько он силен. И как бы это банально не звучало, силен духом. И еще очень важно, насколько надежен его тыл, семья, родные. Увы, сильный дух – это не про него. Он всю свою силу направил на то, чтобы жалеть себя и перебирать в памяти, каким успешным он был недавно. Что касается семьи, он не дал ей шанса проявить себя как надежный тыл. Теперь отец не появлялся дома трезвым. Он не просто стал выпивать, а запил. И алкоголь сделал свое черное дело: менее, чем за год он стал и внешне выглядеть опустившимся, неприятным, будто забывшим о том, что такое нормальное общение не только просто с людьми, но и с его, как еще недавно сам говорил, самыми лучшими девочками. Жена, поняв, что прошлая жизнь рухнула, что скоро придется расстаться с этим богатым и красивым домом, забыть о вояжах за границу и прочими атрибутами роскоши, пыталась удержаться на плаву. Даже когда муж ушел, когда пришлось за два дня выселяться из дома, переехав в хрущевку на окраине, когда банкомат не выдавал ни единой, даже самой мелкой купюры, а за переезд она расплачивалась, собрав все, что было в кошелке, даже тогда она понимала, что надо держаться, потому что есть дочь. А дочь ничего не понимала. Воспитанная, начитанная девятилетняя девочка не могла понять, что происходит. Это потом, долгими безысходными ночами мать будет искать в прошлом, где же и в чем была ошибка, превратившая или сформировавшая ее девочку эгоистку и яростного врага собственной матери. Но все было просто: девочка не умела ставить себя на место другого. Для этого совсем не обязательно быть совершеннолетней. И трехлетний ребенок уже может жалеть кого
-то. Или, если не нравится слово «жалеть», сострадать другому. Ника этого не умела. Когда пришлось переехать в маленькую квартиру, меньше их гостиной в том доме, где она выросла, когда мама перевела Нику в обычную школу, когда больше не было ни музыкальной школы, ни гимнастической секции, когда ее любимая клубника больше не стояла на столе ни только зимой, но даже летом, в клубничный сезон, когда. Да таких «когда» Ника не могла даже сосчитать. Девочка решила, что во всем виновата мама. Даже в том, что папа, забросив в свою машину одежду, уехал, не попрощавшись с ней, она винила маму. Ей ведь родители не сказали, что произошло. Мама боялась травмировать дочку. А папа в своем полупьяном состоянии считал, что ему теперь нет дела до жены и дочери. Но оказалось, что папа не просто ушел. Мама развелась с ним. И опять не объяснила Нике, что делает это ради нее, ради того, чтобы сохранить даже эту жалкую, в представлении дочки, крышу над головой. Нике же так не хватало отца! Скорее, ей не хватало прежней беззаботной жизни. Но она считала, что уйди она вместе с папой, все было бы хорошо. И в те редкие с ним встречи просила его взять к себе. Папа делал вид, что не слышит ее или невнятно объяснял, что есть какие
-то причины. А дома она видела маму, которая ходила как в воду опущенная. Каждый день мама пересчитывала жалкие деньги, стараясь, чтобы их хватило на продукты. Если бы Ника была старше и умела анализировать происходящее, она бы знала,что такое депрессия и агрессия. Примером человека с затяжной депрессией была ее мама. А сгусток агрессии представлял папа. Но эти два противоположные состояния могли резко перетекать из одного в другое. Маме удалось выйти из депрессии и не перейти в агрессию потому, что сработал материнский инстинкт. Это инстинкт заставил маму искать работу, регулярно получая отказ: женщина за тридцать, с остатками былой респектабельности и без единого дня рабочего стажа не вызывала доверие у потенциального работодателя. И когда мама согласна была на любую работу, она нашла, наконец, место в ЖЭКе: ее взяли диспетчером. Низкооплачиваемая работа выматывала ее: звонки и заявки на аварии в квартирах и неисправности поступали каждый день, а то и каждый час. Просьбы, жалобы и конфликты с жильцами шли непрерывным потоком. Дойдя после работы до дома и приготовив ужин, мама хотела хотя бы час просто побыть в тишине. Ну, и мало общалась с Никой. Той бы понять и посочувствовать маме. Но. Ника была уверена, что ей хуже всех. И искала виноватого. Конечно, это мама. И она должна за это поплатиться! Так Ника вырастила свою жестокую фантазию. А как иначе можно было назвать такое, например? Ника идет в ванную и в тесном коридоре спотыкается о мамины босоножки, которая сбросила их, придя без сил с работы. И что делает Ника? Со всего размаху футболит их со злостью. Точно так же она поступает с маминым бельем, которое сохнет над ванной: став под душ, девочка задевает головой сохнущее белье мамы и с яростью сбрасывает его на пол. Если бы это видел психолог, он назвал бы это маркером ненависти. Но и без психолога понятно, как Ника стала относиться к маме. Степень ее ненависти и презрения возросла, когда мама, еще недавно поставившая на себе как на женщине крест, вдруг ответила, пока очень сдержано, на знаки внимания одного мужчины. Он работал в том же ЖЭКе бригадиром сантехников. Инженер по образованию, попавший под сокращение на одном небольшом предприятии, пошел в ЖЭК, не стесняясь рабочей должности. И при этом остался интеллигентным и порядочным человеком. Маму Ники он вычислил сразу: эта миловидная женщина не дерзила и не грубила, у нее хватало терпения и такта в третий раз объяснять квартиросъемщику, почему вчера не пришел сантехник или электрик и тому подобные сбои. Он не знал, что произошло в ее жизни. Но не сомневался: беды она хлебнула. Их отношения развивались медленно. Но она почти сразу поняла, что этот мужчина подставит ей плечо. И внешне такой тип мужчин ей нравился. Но закрепить их отношения мама не решалась: понимала, какое противостояние возникнет с Никой. Дочка практически не разговаривала с ней. Всегда закрывала дверь в свою комнату. Специально громко слушала музыку. О том, чтобы помочь убрать квартиру, мама даже не заикалась. Несколько раз Ника ночевала у отца, небрежно бросив, когда уходила:
-Иду к папе с ночевкой. А приходила опустошенная и рассерженная. И мама понимала, что там Нике не были рады, что там она была не нужна. И вот настал день, когда маме надо было либо принять предложение этого мужчины, либо не продолжать их отношения, чтобы не обманывать ни его, ни себя. Перед этим он рассказал ей о своей бывшей жене и о двух сыновьях. Развелись они пять лет назад мирно. Без скандала и грязи. Бывшая жена сказала, что полюбила другого и не хочет вести двойную игру. Он ушел, оставив детям квартиру. Пока работал на заводе, жил в общежитии. Потом, устроившись в ЖЭК, поселился в служебной. С сыновьями виделся регулярно. И видел, что отчим их не обижает, что они уважают его. А когда в аварии отчим погиб, мальчишки искренне горевали. А он стал еще больше помогать и сыновьям, и бывшей жене, которая так и не оправилась после утраты: она периодически ложилась в больницу в ревматологию. И в конце концов, получила группу инвалидности. Он неуверенно позвал маму Ники в гости в свою бывшую семью. Сама такого не ожидая от себя, мама согласилась. И увидела, как уважительно здесь все относятся друг к другу. Такое у себя дома она не представляла. И когда надо было что
-то решать, рассказала о том, что происходит у нее с дочкой.
-Все можно исправить,
— обнадежил он ее. – Познакомь меня с Никой! Но ничего хорошего из этого не вышло: дочка сразу приняла его в штыки. И все
-таки мама вышла за него замуж: она хотела женского счастья и защиты. Хотела рядом чувствовать опору. Надеялась, что дочь увидит, насколько это порядочный человек, и примет его. Но Ника поставила между собой и мамой с отчимом стену
-крепость: она была против, и все! И все ждала, когда же лопнет у них терпение. Одиннадцатилетняя девочка игнорировала все, чтобы предлагали мама с отчимом. Испытывала их терпение, но, не встречая ответной грубости, придумывала все новые пакости. Она, узнав, что отчим помогает своим сыновьям и бывшей жене, и сравнивая отношение к ней собственного отца, закипала от злости и зависти. А маме с отчимом было хорошо друг с другом. Он заботился о ней, всю тяжелую работу брал на себя, не деля ее на женскую и мужскую. А вот пробиться к Нике не мог. Но и Ника не могла достичь задуманного: ее цель была рассорить маму с отчимом, чтобы он ушел. Пусть мама сама за все ответит! Ника искала все новые и новые способы и приемы, чтобы насолить даже не отчиму, а прежде всего маме.И однажды Ника приступила к исполнению своего замысла: не просто изгнать отчима из их дома, развести его с мамой, но сделать это так, чтобы он не избежал позора. Сначала она, если оставалась одна с отчимом, изменила свое поведение: стала вежливой, спрашивала у него что
-то непонятное по математике и физике. Мыла посуду, если они обедали вдвоем, без мамы. Потом просила отчима сделать ей картошку фри, которую он мастерски готовил. Благодарила его, целуя в щеку. Отчим только рад был наступившей перемене. Все чаще приносил Нике разные вкусняшки, оплачивал ее походы в кино, не всегда ставя маму в известность. Но Нике такой вялотекущий план провокации стал надоедать – она не могла дождаться финала. А он должен быть зафиксированным. Для этого Ника тренировалась, делая видеозаписи в телефоне. И когда ей показалось, что все, и она, и телефон готовы к компромату, она после очередного ужина без мамы, которая работала до вечера, включила камеру, пристроив телефон в проверенном месте, и сказав отчиму «Спасибо!», повисла у него на шее, осыпая градом поцелуем. Он не ожидал столь бурной реакции и пошатнулся. Боясь упасть вместе с девочкой, крепко ее обнял. Ника сказала, что идет доделывать уроки и ушла к себе. Посмотрела на только что сделанную запись: все получилось! Взрослый мужчина крепко обнимает девочку. И , похоже, они целуются. Осталось показать это маме. Услышав, как мама открыла дверь, Ника зашлась в громком плаче. Мама, не снимая пальто, вбежала к ней в комнату. И тут же вошел отчим.
-Что случилось? – спрашивали они Нику. Она в истерике показывала рукой на отчима и рыдала, не останавливаясь. Потом взяла свой телефон и протянула маме. Та посмотрела ролик и медленно осела на диван. Телефон взял отчим. Увидев, что на экране, побледнел и сжал кулаки. Нике показалось, что он сейчас ударит ее. Наверное, это же показалось и маме. Потому что она встала и сказала отчиму:
-Вон из нашего дома!
-Нет, мама, не вон! – закричала Ника,
— Вызывай полицию! Отчим вышел, не сказав ни слова. Зато мама стала на колени перед Никой:
-Это позор, дочка! Если он не причинил тебе самого большого вреда, не надо полиции, прошу тебя! – молила она Нику. Ника, прищурив глаза, наслаждалась своей победой. Она уже поняла, что отчима тут больше не будет. Но как же упоительно было видеть маму, стоящую перед ней на коленях! И ни капельки жалости не чувствовать к ней. Такое чувство Ника уже однажды испытала. Она вспомнила, когда. Это было на глазах у мамы, когда они гуляли с ней в парке, а папа пошел за сладкой ватой, которую Ника очень любила. Вот тогда Ника и увидела маленького котенка с перебитой лапкой. Вернее, сначала она услышала, как серенький котенок жалобно мяукает, почти по
— человечески плачет. Десять детей из девяти, скорее всего, пожалели бы котенка, интуитивно взяли его на руки, попытались успокоить, тут же побежали бы к маме, умоляя ее спасти котенка. Но Ника уже тогда была девятой: ей было не жалко котенка! Он был ей неприятен тем, что лежал на земле, что у него была перебита лапка. И она изо всей силы пнула котенка. Он перевернулся в воздухе, отлетел за куст. И замолчал. И мама все это видела. На минуту у нее защемило сердце: она в своем детстве не смогла бы так. А Ника подбежала к ней и сказала:
-Какой противный грязный котенок! Я его правильно отшвырнула, да, мама? Тут уже подходил папа. Ника и ему рассказала про котенка. Но папа и шага не сделал, чтобы посмотреть, что с котенком. Так и мама ничего не сделала и ничего не сказала. Они услышали, как за отчимом захлопнулась дверь. Ника вызывающе посмотрела на маму:
-Мы пойдем в полицию?
-Пойдем, если ты хочешь,
— тихо ответила мама. – Но одного телефона мало. Тебя будут допрашивать. Тебя осмотрит женский врач. Будь готова к этому. Ника не ожидала, что так будет. Она хотела только, чтобы мама прогнала отчима. Чтобы и дальше можно было грубить, кричать на маму.
-Хорошо, не пойдем. Но ты разведешься с ним? – уже без всяких слез спросила маму Ника.
-Да, Ника,
— ответила мама. – А ты сотрешь эту запись.
-Ну, нет! – злорадно сказала Ника. Мама посмотрела на Нику, потом встала и молча вышла из комнаты. Если бы Ника была постарше и повнимательнее, то заметила бы, что мама сомневается в том, на чем настаивала дочка. Просто она была в первую очередь мамой. И не могла, как и в случае с родным отцом Ники, не стать на сторону дочки. Ника прекрасно выспалась. Встала по будильнику. Вышла в коридор в тот момент, когда мама уже уходила на работу. И еле сдержалась, чтоб не рассмеяться: мама надела юбку наизнанку! Но Ника ей об этом не сказала. Пусть так и идет! Уже поздний вечер. Мамы нет. Ника трижды звонила ей – та сбрасывает. «Ах, так!»
— закипает Ника. И лихорадочно готовит новый план. Но все меняет звонок в дверь. Ника открывает, не спрашивая, кто. Стоит слесарь, который работает с мамой и отчимом в ЖЭКе. Говорит ей:
-Ночуй сегодня одна. Мама в больнице. Этого Ника не ожидала. Ей становится страшно. По
-настоящему страшно.
-Что с мамой? – она не говорит, а шепчет: голос куда
-то делся.
-Не с ней. Она дежурит около Николаевича. Ника с трудом соображает, что Николаевич – ее отчим.
-Спасибо,
— говорит Ника слесарю и закрывает дверь. Идет в свою комнату, еще не зная, что делать. Потом открывает окно, видит, как выходит из подъезда слесарь и кричит:
-В какой они больнице? Слесарь поднимает голову:
-В областной! – отвечает он и уходит. Областная больница далеко, за городом. Ника там никогда не была. Но завтра утром она туда поедет. Зачем? Этого она пока не знает. Ника, не раздеваясь, ложится и укрывается с головой. Очень хочет уснуть, чтобы все это было сном. Все! И не только то, что произошло вчера. Вообще все! За эту ночь Ника повзрослела на десяток лет. Такая вот была ночь. Вся из обрывков воспоминаний. Из светлых картин и мерзких, отвратительных, автором которых была только она, Ника. Вот всплыл в памяти тот котенок со сломанной лапкой. И ее нога, сильно ударившая несчастного малыша. А вот опять ее нога, со злостью пинающая мамины босоножки. Дверь, которую Ника с таким удовольствием закрывала перед мамой, не впуская ее в свою комнату. И унижение перед папой, на которого она так надеялась, а он раздражался, когда Ника приходила к нему. Правда, не говорил открыто, что она не нужна ему. Но даже в девять лет она это чувствовала, а злилась на маму. Мама же ни разу ее не оттолкнула. Вот Ника завтракает, съедая весь сыр, хоть уже он и не лезет. Но пусть мама пьет просто чай! А вчерашнее утро! Оно встает перед Никой со всеми подробностями. Она представляет, еле сдерживая хохот, маму, которая выходит на работу в юбке наизнанку. Дальше Ника видит, как смотрят на маму прохожие. Как она входит в ЖЭК и идет за свое рабочее место. Кто и когда ей сказал про юбку? Что почувствовала тогда мама? И вот представленная Никой картинка: мама узнает, что отчим еще ночью попал в больницу с инфарктом. А ведь мама любит его! И Ника теперь точно знает, что мама ей не поверила – не мог отчим приставать к ней! Представляет самого отчима, его лицо, когда он увидел запись в телефоне. Час назад он верил, что Ника просто благодарит его за картошку. И до этого искренне радовался потеплению в их отношениях. А в тот момент, глядя в телефон, о чем он думал? О подлости Ники? О своих сыновьях, которые могли поверить ей ? О том, как оправдаться? И она понимает: не думал он об этом! Он хотел поскорее выйти из этого дома. Он не умел, не знал, как отрицать то, чего бы ни за что не позволил себе сделать. Отчим, которому скоро сорок лет, совершенно не был готов к подлости. Так вот почему инфаркт! Это же так реагирует сердце. Сердце, которое не справилось с гнусной ложью. Ника вспоминает, как мама когда
-то ей сказала, что словом можно убить. Ника помнила. Но в последнее время старалась не думать об этом. И получила наглядный пример: ее ложь, ее слово, подкрепленное срежиссированным кадром, убило отчима. Убило маму. Убьет и мальчишек – сыновей отчима. Пусть не убило буквально, пусть найдутся у отчима и мамы силы выстоять. Но разве они забудут, кто стрелял? Разве простят? Ника сбрасывает с себя эту кошмарную полудрему и спешит в областную больницу. Только бы застать маму! Только бы был жив отчим! Она не знает, что будет и будет ли говорить им. Ей во что бы то ни стало надо доехать до областной больницы. Вот центральный вход в больницу. Сейчас Ника спросит, где лежит отчим. Но тут она замечает маму. Та сидит на скамейке, откинувшись назад. Глаза закрыты. Спит? Но Нике очень надо, чтобы мама ее услышала! Ника подбегает к ней и, как мама вчера, падает перед ней на колени. Мама вздрагивает. Открывает глаза. Сколько же в них горя!
-Ты чего, доченька? – тихо спрашивает. Ника уткнулась в мамину юбку и, задыхаясь от слез, говорит:
-Мамочка! Прости меня! Я дрянь и мерзавка! Я все наврала про отчима!
-Я знаю, Ника,
— мама отвечает усталым голосом. – Но уже не исправить. Инфаркт обширный. Врачи ничего не обещают. Встань, Ника! Сейчас приедут его сыновья. Не стоит им видеть тебя такую. Вот подходят сыновья отчима и их мама. С надеждой и тревогой смотрят на маму Ники.
-Он в реанимации,— стараясь не выдать свою тревогу, говорит мама. – Пойдемте! Может, вам разрешат его увидеть. И они все входят в больницу. А Ника стоит. Она не смеет идти с ними. Ей с ними не место. Мама оглядывается и зовет ее:
-Ника, не отставай! Ника догоняет их. И идет. Она не знает, останется ли жив отчим. И если останется, будет ли с мамой. Она не знает, боится даже думать, простит ли он когда-нибудь ее, Нику. Она поймет, если никогда не простит. Она знает только одно: мама ее не оттолкнула. И что теперь Ника никогда не будет ее предавать. Говорят, что за одного битого двух небитых дают. Говорят, что все имеют право на ошибку. А еще говорят, что есть счастливчики, которым не стыдно за свою жизнь. Их, наверное, мало. Но все они родом из детства. Если же в детстве прицепилась такая болезнь, как жестокость, все-таки есть больше шансов выздороветь. Тем, кому это удалось, получают прививку на всю оставшуюся жизнь. Хочется верить, что у Ники теперь есть такая прививка.