Магистр Рогерий (вернее было бы называть его Руджеро, но имя Рогерий уже утвердилось в историографии) был довольно малодушен и не скрывал этого в своей «Горестной песне». Не известно где и как он получил свое звание магистра богословия (?). Итальянский священник, родом из Апулии оказался в Риме и стал капелланом папского легата в Венгрии, здесь он продолжил свою церковную карьеру.
"Уроки выживания" магистра Рогерия
При приближении монголов к Вараду он, будучи архидиаконом Варада, укрепил местную цитадель, но сам в ней не остался и спрятался в лесу. Затем, после того как монголы взяли и разрушили Варад и его цитадель, он бежал с множеством лошадей, слуг и денег в южном направлении. Найдя хорошо укрепленное место на каком-то острове на реке Кришул-Алб, он решил там остаться. Однако при первом же слухе о приближении монголов бросился в бегство в Ченад, который, как оказалось, монголы взяли за день до его прибытия. Вернувшись назад, он стал побуждать венгров на острове к сопротивлению, но сам снова бежал в лес и вернулся на остров в поисках пропитания уже после того, как монголы разрушили там укрепление и перебили всех защитников.
Из магистров в секретари баскака
Позже ему удалось пристроиться секретарем у баскака монголов, который собирал подати с какого-то селения в Кришане и отвечал там за правосудие. Рогерий называет этого и других баскаков славянским термином «канезии», то есть князья. Однако функции, которые исполняли эти «князья», не оставляют (у меня) сомнений в том, что это были баскаки.
Вот соответствующий фрагмент из «Горестной песни» магистра Рогерия:
«Тартары поймали некоторых, прятавшихся в лесах, и послали их передать на словах, что всякий, им доверившийся, получит позволение вернуться в безопасности домой в определенные сроки. Поскольку люди уже умирали из-за нехватки еды, они полностью поверили этим словам, и так все, остававшиеся в живых, вернулись в свои дома. И поскольку леса были обширными, к тому моменту прятавшийся народ был настолько беспределен, что земля была заселена на протяжении трех дней пути, и каждое селение избрало себе того царя из тартар, которого оно выбрало. После того, как это было сделано, поскольку было время жатвы, они сообща собрали зерно и снесли его, солому, сено и другое в амбары. С нами вместе были тартары и команы, кто в множестве смотрели [на это] и радовались. [...] Они назначили канезиев, то есть, бейлифов, вершивших правосудие и поставлявших тартарам пригодных лошадей, скот, оружие, подношения и одежду. И так мой распорядитель был одним из этих господ, и он управлял почти тысячей селений. И этих канезиев было около ста. У нас был покой и суды, и законное правосудие служило для каждого.
Затем, когда Рогерий узнал о намерении монголов перебить всех жителей этого, как и многих других селений в округе, он своевременно перебрался в войско монголов, находившееся где-то поблизости, и устроился там прислугой у венгерских перебежчиков. В конце концов ему удалось бежать из плена в следующем году при перемещении монголов в сторону Болгарии.
Инстинкт самосохранения всякий раз выручал Рогерия, и не будь он таким малодушным, Рогерий вряд ли бы остался в живых, и у нас вряд ли был бы его крайне важный текст.
«Горестную песню» относительно недавно использовали Володимир Ричка и Олексий Толочко в интересной попытке сопоставить «князей» Рогерия с «болоховскими князьями» «Галицко-Волынской летописи» в этой статье: Володимир Ричка, Олексій Толочко. «Князи Болоховьсции» // Ruthenica XIII (2016), 83–107.
По большей части эта попытка оказалась удачной. Однако здесь стоит отметить важные неточности. Авторы, очевидно, считают «болоховских князей» выходцами из местного населения и поэтому стремятся выдать и «князей» Рогерия за венгров в следующей фразе:
«Зрештою, з опису Роґерія дізнаємося, що князями були місцеві мадяри, як той, чиїм слугою став Роґерій: суто татарин у діях (Tartari in suis operibus effecti erant). Та й населення, яким порядкували князі, було мадярським» (с. 105).
Подчиненное население, за управление которым отвечали «князья» Рогерия, действительно могло быть венгерским. Однако «князья» Рогерия были монгольскими или тюркскими баскаками: он ясно это подразумевает. Эти баскаки отвечали не только за управление местными жителями и сбор с них податей, но и за тем, чтобы они собрали выращенный урожай. Как только урожай был собран, монголы перебили всех жителей селений, и после этой бойни баскак Рогерия более не нуждался в его услугах.
Венгерские перебежчики в монгольском войске
Рогерий поэтому перебрался в монгольское войско и был чрезвычайно рад тому, что венгерские перебежчики в монгольском войске взяли его к себе в прислугу. Рогерий, следовательно, нанялся слугой венгров, ставших, по его словам, «тартарами в своих действиях». Однако это не были те «князья», у одного из которых он был до этого секретарем.
Вследствие этого я предпочел пойти с этими канезиями к войску, нежели оставаться в таких сомнениях в селении. Отчего мы остались голыми и разутыми для присмотра за повозками в неких шатрах венгров, которые уже стали тартарами в своих действиях.
[...] И когда меня достигли эти слухи, я подчинился власти некоего венгра, ставшего, как я говорил, тартарином в своих действиях, который счел угодным взять меня к себе рабом к великой милости для меня.
Рогерий ясно указывает на то, что он «потерял контакт с трансильванскими болоховцами» после того, как монголы «упоили мечи кровью убитых».
Оригинал «Горестной песни»: Johannes de Thurocz. Serenissimoru[m] Hungarie regu[m] chronica: bene reuisa ac fideli studio emendata. Augsburg: Erhard Ratdolt, Theobaldus Feger, 1488, fol. 164v–165r.