Когда человек слишком напрягается от чего-то - это может выглядеть даже смешно. И не очень привлекательно. Может даже показаться, что это во вред самому человеку. И можно даже посмотреть со стороны и сказать: ну, чего ты так живёшь тяжело? Ведь можно же по-другому, можно легче, проще?
Чего ты так пыхтишь, надуваешься, дёргаешься, сопишь из-за наездов этого начальника? Сам же себе этим жизнь укорачиваешь! Чего ты так из-за этих лайков переживаешь? Это же эфемерно всё - просто получай удовольствие от того, что делаешь.
Только то, что просто для вас, может не быть таковым для другого.
В 1998 году после двухнедельного опыта работы вожатым в лагере - первого и единственного в моей жизни - я вернулся домой совершенно опустошённым, с чувством глубокой неудачи и полного неверия в себя. Хотя, казалось бы, - лето, лагерь, дети. Но тогда я каждый свой прокол воспринимал столь гипертрофировано, что вылезти из всего этого я не мог иначе, кроме как ценой большой внутренней крови. Я тогда был ещё студентом, мне предстоял последний курс университета, до начала учёбы было ещё два месяца. И я себя запряг тогда по полной - дважды в день по 1 часу тренировался физически: бой с тенью, пробежки, гири, плавание. Плюс 1 час в день - пение под гитару. Плюс 1 час - сочинение стихотворений (я ничего не мог сочинить в течение этих двух месяцев, но я каждый день добросовестно ходил из угла в угол в течение этого часа, пыхтя и сопя, пытаясь что-то родить). Именно тогда я начал ходить пешком на большие расстояния (по совету Владимира Леви из книги "Везёт же людям"). И в питании тоже стал себя ограничивать.
Через два месяца подобных издевательств над собой я себя почувствовал действительно окрылённым, сильным и лёгким в то же время. И творчество вдруг пошло прямо потоком. И много ещё других приятных бонусов было.
Сейчас я понимаю две вещи: теперь я бы такое вряд ли осилил. Наверное, я бы воспринял всё легче и спокойнее - и так же, легко, без лишних растрат, я бы из этого выходил. Но тогда по-другому я не мог. Тогда мне нужен был именно такой опыт. Тогда ДЛЯ МЕНЯ это был единственный выход.
Одна моя знакомая (уже бывшая знакомая) как-то сказала: "Когда я вижу пьяного человека, мне хочется пожалеть его и обнять". У меня, конечно, есть подозрение, что это не более чем слова - достаточно хорошо уже знаю категорию людей, "любящих и обнимающих весь мир", при этом крайне скандальных в семье и на работе. Ну, ладно.
А другой знакомый признался, что у него при виде пьяных инстинктивно сжимаются кулаки и появляется волчий оскал на лице. Потому что он наелся "общения" с ними по самое не могу - в своё время, когда ещё был мягкотелым, "интеллигентным", когда ему приседали на уши, садились на шею, когда над ним издевались вот эти вот, которых надо жалеть и обнимать. Как он говорит, у него сейчас нет другого способа защиты, кроме как внутренне напрягаться, быть готовым врезать им. И они, видимо, это чувствуют и стороной обходят - а он их перекрещивает в догонку. И себя тоже.
Иногда без надрыва, без напряжения - невозможно. В войну так было, наша страна иначе не могла. И победила. Когда другие сдавались. Или же "умно" вкладывались, и даже дивиденды с этого имели. С чужих смертей.
Бывает, что что-то в действиях человека вам кажется тяжёлым, слишком уж неестественным, вымученным. Но вот только другого выхода у человека может не быть в этот период. Он работает - как может, как органично для него. Сейчас. И через это он растёт, чтобы стать другим - завтра.
Каждая порхающая бабочка помнит, что когда-то была гусеницей и ползала. Ведь иначе она бы бабочкой не стала...