Евгений Останькович
Узник Мингитау глава 3
КОГДА ПОЮТ ЛЕДОРУБЫ
(Байзула – это не Байзула. Какие есть романтика. Сердце отказывает. На волоске)
Будущее местожительство отряда «наверху» любопытно охарактеризовал шофер. Он забрасывал на Ледовую базу приборы экспедиции. Вернувшись «оттуда», он вытер пот со лба и выдохнул:
– Слава тебе господи, жив! Прямо с того света вернулся...
Руководитель штурмовой группы гидрогеолог Анатолий Клименко вместе с Игорем Ивановичем и старшим коллектором отряда Байзулой покинули лагерь первыми. Им надо было добираться до Ледовой базы, а потом к «Приюту одиннадцати». Из-под ног медленно уползают вниз, все ярче голубя травянистые ребра склонов, альпийские луга. И вот наконец только скалы и скалы. Становится тоскливо.
– Слушай! – Игорь Иванович поворачивается к Кирееву. – Байзула – это твое настоящее имя? Нет. Я-то, вообще, по паспорту Василий. Байзула – это казахское слово. Но когда так зовут, мне даже нравится. Человек один вспоминается. Хороший человек.
– Девушка?
– Товарищ один. Мечтатель. Он вроде как тропу нам сюда проделал. Первый предложил проверить Эльбрус – потухший ли вулкан? Энергия, мол, зря пропадает. Все нарзаны, мол, отсюда истоки берут. Стал добиваться экспедиции. Поначалу не хотели даже слушать. Но Юрия Петровича Масуренко разве остановишь? Пробивной был человек и... романтик.
– Ну, а причем же твое второе имя?
– Имя?! В первую экспедицию он меня Байзулой однажды назвал. По-казахски – тоже Василий. Так и приклеилось.
***
Из-за скалы показался серебристый купол базы. У ее порога стояло несколько туристов. Худощавый паренек в очках подошел к геологам и попросил:
– Ребята, вы на «Приют» дорогу знаете?.. Мы с вами пойдем, ладно?
С группой туристов шел старик. Энтузиаст походных троп, профессор Ленинградского университета в шестьдесят лет решил побывать на Эльбрусе.
– Умирать скоро, – объяснял он своим друзьям. – А как умирать, если на Эльбрусе даже не побывал...
И теперь через каждые пять шагов он останавливался. Сердце, которое так «хотело» высоты, не «учло» свой возраст. Оно не могло работать так, как здесь было нужно. Группа то и дело отрывалась от старика и потом делала остановки, нетерпеливо поглядывая назад. За спиной профессора снизу ползли серые тучи. Своим цветом и формой они предупреждали о грозе – самом страшном, что можно ожидать в горах.
– Толя! Идите вперед. Ведите группу. Я пойду с профессором, – сказал Василий, он же Байзула.
Все ушли вперед. Нахлынул туман. Злорадно запел ледоруб. Он всегда так. Первым чувствует грозу: наэлектризованный, начинает вибрировать, издавая зудящий гул. Сейчас бы бросить в сторону этот магнит для молний и лечь, накрывшись палаткой. Но профессор!..
– Идемте, идемте! – торопит Василий старика.
Рюкзак профессора давно уже у Киреева. Но старик быстрее идти не может.
Ударило огненным треском. Потом еще. Совсем рядом. Обожгло разрядом левый локоть. Запахло паленым. «Началось! Надо идти вверх, скорее вверх, выше туч... Оставаться здесь – могила».
Василий пристраивается впереди, диктуя ритм движения.
– Товарищ профессор! Вы чувствуете, что гроза слабеет? Выходим из зоны! Зря вот только штормовочки наши обгорели, – Василий со смехом указывает на рыжие пятна. Опять вернулось к Кирееву его веселое настроение.
И вот гроза теперь внизу – всплесками огня. А рядом длинный, как корабль, с узкими бойницами окон, «Приют одиннадцати». Здравствуй, высота! Здравствуй, мир вечного холода! Здравствуй, работа!