Прошлый раз я рассказала вам о смелой версии Ирины Амлински, которая потратила 12 лет своей жизни на исследовательскую работу, результатом которой стала книга "12 стульев от Михаила Булгакова".
Ещё раз подчеркну, это важно: всё, что связано с загадочной мистификацией нужно рассматривать в комплексе (что невозможно сделать в рамках одной статьи).
Сегодня мы начнём разговор возможных причинах предполагаемой мистификации, кто был в ней задействован и почему участники приняли в ней участие.
Официальная версия создания "12 стульев"
прекрасно всем известна.
Однажды Валентин Катаев, брат Евгения Петрова, маститый на тот момент писатель, и человек, как говорят современники, вполне авантюрного плана, вошел к ним со словами:
— Я хочу стать советским Дюма-отцом.
Это высокомерное заявление не вызвало в отделе особенного энтузиазма. И не с такими заявлениями входили люди в комнату четвертой полосы.
— Почему же это, Валюн, вы вдруг захотели стать Дюма-пером? — спросил Ильф.
— Потому, Илюша, что уже давно пора открыть мастерскую советского романа, — ответил Старик Собакин, — я буду Дюма-отцом, а вы будете моими неграми. Я вам буду давать темы, вы будете писать романы, а я их потом буду править. Пройдусь раза два по вашим рукописям рукой мастера — и готово. Как Дюма-первый. Ну? Кто желает? Только помните, я собираюсь держать вас в черном теле.
Мы еще немного пошутили на тему о том, как Старик Собакин будет Дюма-отцом, а мы его неграми. Потом заговорили серьезно.
- Есть отличная тема, - сказал Катаев, - стулья. Представьте себе, в одном из стульев запрятаны деньги. Их надо найти. Чем не авантюрный роман? Есть еще темки... А? Соглашайтесь. Серьезно. Один роман пусть пишет Илья, а другой — Женя.
Из книги Евгения Петрова "Мой друг Ильф"
После этого между мужчинами состоялся серьёзный разговор. Было решено, что Ильф и Петров возьмутся за дело и напишут роман, а Катаев выступит в роли редактора, пройдётся по трудам своих негров "блестящим пером". На титульном листе договорились указать все три фамилии. После чего Катаев передал своим подопечным подробный план, а сам уехал в Зелёный мыс под Батумом сочинять водевиль для Художественного театра.
Вернувшись, "заказчик" с удивлением узнал, что роман почти готов, а прочитав его, счёл настолько хорошим, что править там было нечего. Печатайте под своим именем — щедро разрешил он. И выставил всего лишь два условия.
На всех изданиях, на каких бы языках не издавался роман, должно стоять посвящение Валентину Катаеву. С полученного гонорара молодые писатели подарят своему благодетелю золотой портсигар.
Оба эти условия были приняты и выполнены.
Итак, роман был написан буквально за рекордные три месяца осени 1927 года, а уже в январе 1928 отдельные главы были напечатаны в журнале "Тридцать дней". Это крайне нетипичная ситуация для того времени. Ни одно произведение не могло выйти без "соответствующего" одобрения, цензура проверяла рукописи по нескольку месяцев.
Такая быстрота официально объяснялась литературоведами личным поручительством Валентина Катаева, Владимира Нарбута, поэта и литератора, который возглавлял редколлегию "Тридцати дней".
Чуть позже, в том же 1928 году выходит полноценная публикация романа отдельной книгой.
Что не так с официальной версией
Хочется написать "всё" и закончить на этом статью, но боюсь, это не удовлетворит внимательных читателей.
1. Идея не принадлежала Валентину Катаеву
В 1924 году Михаил Булгаков написал рассказ "Ханский огонь", который был опубликован в "Красном журнале для всех" (то есть за три года до описываемых событий). Не буду сейчас долго останавливаться на его содержании, но идея взята из этого малоизвестного рассказа.
Ильф и Петров работали вместе с Булгаковым в "Гудке", и, разумеется, часто общались с Катаевым. Нет ничего страшного в заимствовании идей, это происходит сплошь и рядом, но так демонстративно преподносить историю с "подаренной идеей" Катаев, который был очень умным человеком, ни за что бы не стал. Тем более что Булгаков относился к таким вещам очень болезненно (если только это не было его личным "подарком", что тоже, согласитесь, не стыкуется).
2. Молодые люди, у которых на тот момент не было особенного писательского опыта, за три месяца сочиняют умопомрачительный роман, разошедшийся на цитаты по всему миру. Без подготовки, зарисовок (никаких записок тогда не было, они появились позже), черновиков. Совершенно не свойственным им стилем.
Не забывайте, что в "Гудке" работала команда "правщиков". Это такая циничная профессия литературных профессионалов – они «выправят», да так выправят, что швов не увидишь.
Ася Крамер
Известный литературовед Лидия Яновская, ссылку на работы которой я давала прошлый раз, с некоторым недоумением отмечала:
Ильф и Петров не просто дополняли друг друга. Все написанное ими сообща, как правило, оказывалось значительнее, художественно совершеннее, глубже и острей по мысли, чем написанное писателями порознь.
То есть откуда-то появился талант, который не проявлялся ими до этого по отдельности. Это поистине странный феномен. Мы к этому ещё вернёмся.
3. Просто нереальная скорость, с которой был опубликован роман. В то время это было невозможно, если только за спиной не стояли очень высокопоставленные силы. Но даже не говоря о цензуре, нужно было время на редактуру, корректуру, внесение правок (а без них в то время не обходилось), создание иллюстраций. Создаётся впечатление, что подготовка к печати романа в журнале шла параллельно его написанию. Но как такое возможно? Только в том случае, если был специальный заказ.
Литературная мистификация
Как предполагают Амлински, Казаровецкий и другие литературоведы, не по своей воле действующие лица решились на эту аферу.
В ГПУ возникла идея в рамках кампании по дискредитации троцкистской оппозиции создать сатирический роман. Целью его было высмеять, представить в самом неприглядном виде персонажей "отжившего режима".
Единственным писателем, который мог блестяще справиться с этой задачей был Булгаков. Не забываем о том, что Сталин относился к нему достаточно противоречиво: судя по всему, был влюблён в его талант, и в тоже время ненавидел за непокорность. Но точно отдавал должное. Михаил Афанасьевич не скрывал, что не относит себя к советским писателям, говорил это открыто. Добровольно согласиться на написание романа он не мог. Но зачем же власть, если нельзя заставить писателя создать то, что необходимо режиму?
В 1926 году у Булгакова начинаются неприятности с ГПУ. Его постоянно вызывают на допросы и "доверительные беседы". Итогом становится ночной обыск и конфискация рукописей, личных дневников и других найденных бумаг. В том числе забрали и рукопись "Собачьего сердца". В своих дневниках Михаил Афанасьевич не стеснялся высказывать свои мысли относительно всего, что происходит в стране. Но несмотря на это, его самого не трогают.
Почему Булгаков согласился
Есть три основные версии, почему Булгаков соглашается написать роман. Первая и самая достоверная – он делает это под давлением ГПУ, у него просто нет выбора. На кону стоит ни много ни мало, как его жизнь. После выхода романа ему возвращают его рукописи и дневники, последние он от греха сжигает (но мы-то знаем, что рукописи не горят), что подтверждает эту версию.
По второй – предлагают деньги, а писатель стремился жить хорошо, любил хорошо одеваться, мечтал о собственном жилье. Кстати, после выхода "12 стульев" он как раз купил себе квартиру. Правда, время написания романа самое "золотое" у писателя. Его пьесы играют, и сам он скопил сумму на книжке, в принципе, достаточную для покупки квартиры.
По третьей – его не издают, не печатают. А он хочет, чтобы его читали. Это входит в некоторое противоречие с тем, что роман вроде бы (на первый взгляд) советский, но гении умеют обходить такие мелочи (об этом в следующий раз). И он знает способ, как сделать так, чтобы мистификацию раскрыли хотя бы после его смерти (про оставленные ключи тут).
Я склоняюсь к первому варианту, но думаю, что остальные тоже имели место.
Что было дальше
Посредником выступил Валентин Катаев. У него были связи с ГПУ, кроме того, ему самому грозило разоблачение как бывшему деникинскому офицеру. Это изначально могло быть его заданием – найти подходящего писателя.
Кроме того, Катаев отличался изрядной циничностью. Вот что писал о нём Бунин:
Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: “За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки".
Дневник Бунина, запись от 25.04.19 года
Он же убедил молодых журналистов Ильфа и Петрова, что мистификация им ничем не грозит, более того, шикарно написанный роман сулит славу. Как и вышло.
Ещё немного об Ильфе и Петрове
Дочь Ильфа вспоминала:
Петрову запомнилось поразительное признание соавтора: "Меня всегда преследовала мысль, что я делаю что-то не то, что я самозванец."
А.И. Ильф
А вот ещё одно "признание" из книги Петрова:
Ильф всегда очень волновался по поводу общественных и литературных дел. С утра мы всегда начинали об этом разговор. И очень часто так и не могли сесть работать. Мы хотим рассказать... о том, что нас беспокоит, тревожит, о чем мы часто говорим друг с другом, вместо того чтобы работать. То есть мы, конечно, работаем тоже, но обязательно, прежде чем начать писать, час-другой посвящаем довольно нервному разговору о литературных делах, потому что эти дела не могут нас не волновать.
Это странно противоречит заверениям молодых писателей, что они почти 24 часа в сутки работали над романом. То есть, вместо того, чтобы писать то, чем они горели (а как ещё можно создать такой шедевр за три месяца), они посвящали время досужим сплетням? Каким-таким литературным делам? Что они обсуждали столь "нервно"? Каждый день?
Но вот если их поставили перед фактом и заставили принять участие в мистификации, всё становится более-менее понятным. Журналистов не могут не волновать последствия такого решения. Отсюда понятна и тревога, и невозможность взяться за работу, и мысль, "что я делаю что-то не то".
А вот ещё:
Что же все-таки вспоминает Евгений Петров о главном? О работе непосредственно над текстом гениального романа?
Ничего!
Есть воспоминание о некоем каторжном и изнурительном труде. "Мы писали буквально кровью!" – это самое эмоциональное из его воспоминаний, и неизвестно, к чему его можно отнести.
Дело в том, что Евгений Петров все время употребляет глагол "писать", который в русском языке имеет два значения : и писать-сочинять, и писать-переписывать. По смыслу все время получается, что он говорит о втором. А Ильф, вспоминает он, не хотел работать! Т.е. переписывать! Писал Петров, потому что "у него почерк получше"!
Ася Крамер
Я уже говорила, что тема глубока и неисчерпаема. В следующей раз я планирую поделиться с вами трактовкой одного известного всем события от Казаровецкого (по этой теме), которая меня поразила настолько, что пару ночей я провела, раскапывая хоть какие-либо ещё намёки на это. И не нашла. Не знаю, что и думать, а потому обязательно с вами поделюсь.
А пока обязательно напишите, что думаете обо всём этом, стоит ли продолжать писать статьи на эту непростую тему, интересно ли вам. И пойдёмте перечитаем Булгакова и Ильфа с Петровым (пока не доказано обратное). Ибо написанное ими прекрасно!
Полезные источники и ссылки:
книга Евгения Петрова "Мой друг Ильф"
Яновская Лидия Марковна "Записки о Михаиле Булгакове"
Автор Есипова Оксана | Присоединяйтесь ❤ Телеграм | ВК | ОК | ФБ ❤
Может быть интересно:
Больше публикаций тут: