Гитара уютно устроилась на столе, её струны изыскано переливались серебристым отливом на фоне неоновых ламп. Так и хотелось прикоснуться к ним, сыграть звучную лирическую мелодию. Чтоб до самых слёз взяло. Мужчины украдкой смахивали выступившие на глаза редкие слёзы восхищения. Женщины, не скрывая своего фонтана светлых чувств громко восторженно хлопали. Они с обожанием во все глаза смотрели на исполнителя, и громко не смущаясь, просили ещё. С их лиц спала та сдержанная отчуждённость. Женщины небрежно скинули эти маски. Эта музыка вдохновляла их, потрясала и зачаровывала.
И вот мужчина уже виртуозно завершает легкую Неаполитанскую песенку Чайковского. На лицах зрителей сияют радостные улыбки. И исполнитель дерзко улыбается краешком губ. Он резко с головокружительным переходом спускается на нижние октавы, настраивая слушателей погрузиться в настоящую глубину чувств. Их лица уже напряглись в том ожидании ощутить тот нежный волнительный трепет. Он заносит руки, но вместо восхитительной мелодии слышится противный оглушительный грохот.
Публика потрясённо молчит несколько секунд, она растеряна. Но это быстро сменяется всеобщим возмущением, по рядам медленно ползёт гневное перешёптывание. И как волна набирает силу, уже готовая сбить незадачливого самозванца. Какой пассаж! Какое фиаско! Зрители вскакивают со своих мест, что-то кричат, поднимется гвалт. А у исполнителя немеют ноги, мужчина сверлит взглядом злополучные клавиши. Неожиданно всё пропадает. Василий зычно чихает, моргает и как-то неверяще осматривает захламлённую комнату. Он всё так же низменно сидит на низком стуле около запылённого фортепиано. Совершенно один. И нет никакой разъярённый публики, которая неминуемо хочет растерзать его....