оглавление канала
Вода в ведре быстро закончилась. И Венька, схватив опустевшую тару, кинулся к речке. Немного приведя себя в порядок, мы вернулись в дом. Старик лежал на лоскутном одеяле, залитом и забрызганным его кровью, и тяжело, с хрипом дышал. Глаза его были открыты. Я, схватив приготовленный отвар, кинулась к нему. Чуть подняла его голову и поднесла ко рту край чашки. Он сделал несколько судорожных глотков и откинулся в изнеможении на подушку. Даже такие слабые движения, давались ему с трудом. У него на лбу выступила испарина. Он не сводил с меня глаз и тихо прошептал.
- Ты ЕГО дочь. Я тебя сразу узнал. У тебя глаза твоего отца.
Я окаменела рядом с ним, замерев как суслик возле своей норки. Он замолчал. Говорить ему было тяжело. Большие перерывы между слов, показывали, каких трудов ему стоили произнесенные слова. Я, слегка опомнившись, опять стала его поить отваром, тихо приговаривая, как будто, передо мной был не старый человек, а маленький ребенок.
- Ты должен это выпить. Тебе это поможет. Все будет хорошо…
Уступая мне, он сделал еще несколько глотков, чуть поморщившись. А потом опять заговорил, делая усилие над собой.
- Я рад, что ты здесь… Я должен тебе все рассказать… Я не хотел… Так вышло… Я виноват перед тобой… - Он замолчал на некоторое время.
А я повернулась к Веньке, стоявшему рядом, и растерянно спросила:
- Ты понимаешь, о чем он? Может, он бредит?
На лице друга было тоже недоумение, и он просто пожал плечами. Тут, Анатолий опять заговорил, и я переключила все свое внимание на него.
- Я был глуп… Все из-за этой проклятой бусины. Моя жена из племени карагасов, рассказала мне эту чертову легенду про Золотого Оленя. Не ту, которую знают все про двух братьев. Другую. Тайную. Которую их шаманы передают из поколенья в поколенье под большим секретом. И меня обуяла жажда золота. Мэдэг[i] поняла, что сотворила, и бросилась вниз со скалы. Но меня и это не вразумило. Я продолжал искать. Так я вышел на твоего отца. Он тоже знал тайну. Но, он был мудрым человеком… - Он опять замолчал, тяжело дыша.
Не нужно было быть доктором, чтобы увидеть, как жизнь по капле уходила из него. И смерть уже кружила вокруг таежной избушки, наметив себе жертву. Бинты на его груди уже пропитались кровью. Лицо покрывала восковая бледность, которую уже было трудно не заметить, даже на его загорелом и обветренном лице. Борода напоминала паклю, торчащую в разные стороны. Он полежал немного, видимо собираясь с силами. А потом вновь заговорил. Только, голос его в этот раз был уже совсем еле слышен, и мне пришлось низко склониться над ним, чтобы разобрать слова.
- Он отказался отдать мне ее. И тогда… - Он замолчал, а я затаила дыхание, уже понимая, ЧТО я сейчас услышу. Но, он не сказал этих страшных слов, просто смотрел на меня умоляющим взглядом. – Но, я и тогда, опять, ничего не понял. Я рассказал все сыновьям и передал им мою страсть, мою жажду богатства. Все их грехи… Это мои грехи… Я один виноват во всем… Только здесь я начал понимать, что прожил зря свою жизнь. Что главное наше богатство – это жизнь. А теперь уже поздно…
Он отключился, а я со страхом посмотрела на Веньку.
- Он что… ? – Я не смогла выговорить этого слова.
Друг склонился над стариком и потрогал у него пульс на шее. Покачал головой.
- Нет, он еще жив. Но пульс очень слабый. Ему совсем недолго осталось.
Я сидела на краю деревянной лежанки в маленькой избушке, затерянной в глухой тайге, возле умирающего, совсем чужого мне старика, и безмолвно плакала, даже не пытаясь вытирать соленые слезы со своих щек.
[i] Мэдэг – С тюркского языка «цветок»