Ванда.04.02.22г.
В конце 60-х мы переехали из своей деревеньки в центральную усадьбу совхоза. Родители хотели, чтобы мы с сестрой получили среднее образование. Много нового и неизвестного ожидало нас: большая школа, в которой классы делили ещё и по буквам алфавита, традиция громкоговорящего радио на всё село, новые соседи и новые отношения с односельчанами. А ещё бросалась в глаза одна особенность – компактность размещения села, строгая перпендикулярность улиц и переулков. Всё это результат новых веяний в сельском строительстве с начала освоения целины. В центре села – контора, магазин, школа, дом культуры. Возле конторы с двух сторон улицы щитовые домики из 2-х комнат( как их тогда называли - финские), из них особенно выделялся первый – весь утопающий в цветнике. Цветы стояли на окнах, благоухали на клумбах и почти всегда рядом у ворот - женщина, небольшого роста, хрупкая с неименной улыбкой и умными грустными глазами. Нет конечно, я, тогда девчонка, не решилась бы даже заговорить с ней, но я слышала как она разговаривала с другими людьми – немного с акцентом, очень спокойно и рассудительно и она сразу обращала на себя внимание. Её историю рассказывали всем, кто жил в совхозе и это всегда вызывало уважение и сочувствие к ней. Мы, дети, хоть и называли её по имени отчеству, но по-своему – «Ванда - Славна» – так это звучало. А она прощала нам шалости, смеялась глупостям, была понимающим человеком, у которой можно было попросить цветов для букета на 1 сентября.
Прошло много лет. Еще в начале 2000 годов, бывая у родных , зашла к своему старому учителю – Александру Семеновичу. Вспоминали старые времена, людей, события…. Я спросила про Ванду Славну, а он мне передал распечатку газетной статьи. Читала её я уже дома и вспоминала, и плакала.
Я нашла её вчера, она вдруг выпала из подкладки старого чемодана, а я была уверена, что утеряла газетную вырезку. Посмотрела на дату рождения 04.02 и сегодня 04.02. Только 2022года … Мистика.
Я привожу её полностью, как она была написана и опубликована корреспондентом Змеиногорской районной газеты « Прогресс»,( если не ошибаюсь) Л.Кенбол.
Название статьи:
Господи! За что? За что даны такая светлая любовь, лебединая верность и горькая доля этой женщине?
Мы не успели её увидеть… Едва я заговорила об этой женщине, лицо директора совхоза «25 лет Октября» Ю.Г. Григорьева помрачнело, и он глухо произнес: « Нет её уже. Два дня как схоронили. Всем миром проводили… » Исстрадавшееся сердце успокоилось. Но сможем ли мы оставаться спокойными, узнав её историю….
А начиналось всё как в сказке. Давным, давно за тридевять земель, 4 февраля1911года в Нью-Йорке у Вальтера и Барбары Сервень родилась дочь, которую назвали Вандой. Правда наша принцесса появилась на свет не во дворце, а в приличной квартире, не в семье американского милиардера, а высококвалифицированного рабочего сталелитейного завода. Эта девочка оказалась младшей, поэтому, наверное, и самой любимой. Семья богатой не была, да и детей четверо ( кроме Ванды два мальчика – Винцент и Роберт, и сестра Хеллон), но жили весело, дружно, гости не выводились: рабочие, артисты, певцы ( не большой эстрады, конечно). Пекли пироги, играли в баскетбол, ссорились и мирились. За океаном личная жизнь от нашей в общем-то не отличается. Любили Рождество,ждали его, готовились, волновались. Больше всех дети.
А совсем недавно, в июле 1991года, в больничной палате посёлка Октябрьский (Змеиногорского района, Алтайского края) умирающая Ванда Владиславовна Цицак в беспамятстве шептала: « Мама! Мамочка!» Две женщины, пожилая и помоложе, плакали, глуша рыдания у её изголовья. Помочь «Вандочке» было невозможно. Найти её «мамочку» тем более…
Что общего между этими двумя эпизодами? Жизнь - длиною в 80 лет, судьба, до краёв наполненная любовью, верностью и горем….
В школе она хорошо училась .Страстно любила спорт и танцы. Была отличной баскетболисткой. Мечтала стать врачом. Но чтобы учиться в колледже, требовались деньги и не малые, а материальное положение семьи резко ухудшилось. Заболел отец, Вальтер Сервень, его парализовало. Лечился долго, поправился, но плохо стало со зрением. С мечтами об учёбе пришлось проститься. Ванда начала преподавать на курсах английского языка для иностранцев, в школе ещё изучала немецкий и французский. Было ужасно забавно спрашивать домашнее задание со взрослых, но беспомощных в языковом отношении, людей. Заработок невелик 18-25 долларов в неделю, но он давал возможность чувствовать себя самостоятельной и независимой. Около 12 долларов уходило на еду, а остальные были её: отдых, развлечения, спорт и покупка модных мелочей. Важных атрибутов девочек всех времён да и стран, очевидно – модниц и кокеток….
На балу, да-да, тогда у них были и балы, Ванда в толпе не терялась. Стройная, гибкая, лёгкая, с огромными весёлыми глазами – она словно магнит притягивала к себе ровес ников. Партнёров для танцев у неё всегда было много. А она, ещё школьницей, познакомилась у приятелей родителей с молодым человеком, но старше её на 14 лет, механиком Майклом Сайсаком. Полтора года ухаживал серьёзный, совсем не похожий на остальных, Майкл за Вандой. Заворожила она его.
В 1929 году поженились. Мы не знаем, в свадебном ли наряде она на этом снимке или после выпускного бала в школе, и ответить не кому. Верные друзья Ванды Владиславовны – Мария Ивановна Гусева и её дочь Зоя Александровна Шумай – не могли вспомнить какого года эта фотография. Но это не так уж и важно. Ведь только год отделял её юную, счастливую, похожую на кинозвезду 30-х годов от школы до того мгновения когда произнесла твёрдым голосом: « Будем вместе и в горе, и в радости….».
В эти годы повсеместно росли различные рабочие кружки. Майкл, хотя никогда ни к каким партиям не принадлежал, но всей душой симпатизировал тем, кто боролся за права рабочих. Зачастую участников митингов и демонстраций, хватала полиция, тогда оркестры, играющие на улицах города, собирали деньги для арестованных. В этой бурной жизни молодые супруги были не наблюдателями, а активными участниками. А тут ещё за океаном страна, где власть взяли рабочие, где говорят, строится совсем новое общество. И вот в такой пьянящей «революционной» атмосфере, вдруг объявлен набор специалистов для работы в столь притягательном Советском Союзе. Майкл Сайсак, с полного одобрения жены, естественно с воодушевлением отнёсся к участию в нем. Побывать в далёкой стране, увидеть новое чудо света и при этом утвердить себя, как специалиста, да и денег подзаработать, ведь жизнь идёт и дети у них ещё будут, о них тоже нужно подумать. Поставьте себя на их место и согласитесь, что такая перспектива закружит голову кому угодно. А тут ещё молодость и любовь, когда с милым хоть на край света… Курсы русского языка Майкл закончил успешно и к моменту отъезда мог сносно объясниться.
Весной 5 апреля 1932 года простились с родными и покинули Нью-Йорк. Ни один из низ, стоя на палубе парохода , не предполагал, что впереди вечная разлука с Родиной, что никогда им не суждено увидеть родных, друзей, поцеловать отца и мать….
В Москве американские специалисты пробыли недолго: выяснилось, что ехать нужно в Сибирь, чего многим не хотелось. Но хоть и с грехом пополам, группу храбрецов из 12 человек собрали. В неё попали и Ванда с Майклом. Страшно им было, ведь представление о Сибири у иностранцев было одинаковым : глушь, тайга, страшный холод и медведи на улицах. Всю дорогу Ванда с восхищением смотрела из окна своего вагона на, сменяющимися лесами, огромные поля, рощи, реки, оживлённых людей. Так хотелось и здесь найти друзей, не хуже чем оставленные за океаном.
Встречали их в Новосибирске, где тогда находился трест совхозов, не просто тепло, а с помпой… Цветы, объятия, речи с клятвами вечной дружбы, песни , хлеб-соль на перроне. А уж из Новосибирска попали они с другом Майкла, холостым парнем, в Локтевский зерносовхоз.
Явь оказалась грубее, проще, чем представлялось. Правда, медведи по улицам не ходили, но волки зимой на окраину посёлка наведывались и морозы были такими, что в комнатах дома, где жили ИТР – предел мечтаний местных жителей, полы и двери промерзали, покрываясь белым куржаком. И её, юную иностранку , в первый же день безжалостно покусали блохи. А она отмыла и выскоблила полы – никогда не была белоручкой эта тоненькая красавица, на которую, как на чудо приходили посмотреть деревенские жители. И началась жизнь на новом месте в чужой стране. Майкл пропадал на работе, помогал ремонтировать технику, переводил техническую документацию к ней. Ведь трактора и комбайны были в большинстве американские, а тексты шли на английском языке. Потом ещё по доброй воле начал обучать парней водить машину. Вскоре и стар, и мал звали его Михаилом Станиславовичем, а то и просто – дядя Миша.
А у Ванды была масса своих хлопот по дому. Как бы вы смогли объясниться в магазине, если по дороге туда вдруг напрочь забыли слово «мыло»? Правильно – знаками! Чтобы стать ближе к местным жителям, она и в поле помогала летом, какое-то время в детском садике работала, а затем в школу пошла, где и преподавала ребятишкам английский язык. Оба они старались не только дать какие-то знания людям, но и просветить их, сделать лучше, добрее, выдержаннее. В этом же степном посёлке началась их дружба с семьей Гусевых. У Марии, тогда еще молодой, корова тёлочку принесла, красавицу настоящую - деревня ахала. И вот каждый вечер, гуляя, молодые иностранцы подходили к телёнку. « Вандочка всё руку протягивала. Очень ей погладить его хотелось,» - вспоминала Мария Ивановна. Как то глазами встретились, заулыбались смущённо и попытались поговорить. А потом муж Марии на курсы к Майклу пошёл. Взахлёб рассказывал дома, какие у американца руки золотые и «вообще он мужик что надо». Вот так и подружились, тем более что вскоре в семье Сайсаков случилось первое большое горе. Здесь, в Сибири, родился у них сын - здоровый красивый мальчик, которого все по-русски называли Володей (очевидно назвала его Ванда в честь своего отца). Но не долго продолжалось их родительское счастье. Двухстороннее воспаление лёгких, отсутствие лекарств, хорошего медика – ребёнок умер. Это было горе, но не отчаяние. Их утешали: молодые ещё, и дети будут. Всё ещё будет! Вот в это-то время Мария Гусева и Ванда Сайсак совсем сблизились, тем более что письма с Родины приходили нечасто, а посылку всего один раз получили – всю перевёрнутую и растерзанную. Ретивые почтовые начальники даже не удосужились сложить поаккуратнее вещи после досмотра.
Срок контракта закончился, друг Майкла благополучно уехал домой. А его самого слёзно умоляли остаться ещё, хоть ненадолго: « Без вас как без рук». Он колебался, раздумывал и согласился, хотя домой очень тянуло. И снова потекли дни, наполненные работой и любовью. Вскоре Ванда обрадовала: будет у них ещё ребёнок, может забудется в радостных хлопотах горечь потери. И всё было бы у них, как думалось, но шёл 37 год…
Утро было обычным, летним, солнечным. Майкл ушел на работу, она поехала на учительскую конференцию в Локоть. Вернулась, а дом нараспашку, всё в квартире вверх дном, мужа нет. Бросилась к одной, другой соседке ничего не понимая, лишь чувствуя, как сердце сжалось в предчувствии беды, а те в страхе отворачиваются и молчат. Лишь Мария, заплакав прошептала: « Забрали Мишу по линии НКВД. Разберутся поди, ведь какой же он враг?»
Горе, обрушившиеся на нею, описанию не поддаётся. Но была и надежда, что вот, вот этот давящий кошмар кончится, во всём разберутся, Майкл вернётся, и они поедут домой. К слову сказать, надежда и любовь, грели её сердце до последнего вздоха.
А колесо тем временем завертелось. Ванду уволили с работы (жена врага народа в школе?), выгнали из домика ИТР. Поселили в крохотной комнатушке, с алкоголичкой, которая крала и пропивала её вещи. За эту жалкую крышу над головой ей приходилось ещё порядочно платить. Жить не на что. Пошла работать в совхоз, «кем пошлют». И под мешками гнулась, и на току работала, потом уже когда всё забываться стало, перевели бухгалтером-учётчиком. Поняли, что грамотность иностранки, «жены врага народа», стоит всё-таки дороже, чем горластость некоторых «истинных пролетарок». А она ждала ребёнка и верила, как все мамы, что будет он счастливым и здоровым…. Больше всего угнетали не быт, не тяжёлая работа, а вакуум образовавшийся вокруг. Те, кто вчера встречали её с улыбкой, не разговаривали, отворачиваясь. Она осталась бы совсем одна, если бы не семья Гусевых. Мария со всей пылкостью своей натуры бросилась помогать и защищать подругу. Её усовещали, грозили: « раз врагу помогаешь – гляди, и саму посадят ». Но Мария отрезала: « Пусть попробуют, не за что меня садить! А над Вандочкой изголяться не дам!».
У Ванды снова родился сын. Она завела корову, чтобы было чем кормиться. Мучилась зимой, откапывая сарай, хотелось ни от кого не зависеть, пока Мария не сказала: « Бросай ты это дело, неужели мы не поможем.» Мальчика отдали в детсад, декретного отпуска ведь тогда не было. Сама опять пошла в совхоз. На ребёнка в садике никто не обращал внимания. Вот что рассказывала М.И. Гусева: « Зашла я как то в детсад случайно, смотрю диванчик стоит и на нем Вандочкин сынок сидит, один-одинёшенек. Нянечку спросила, чего это он тут, а она говорит, что мол заведующая велела.» Ребёнка кормили и изолировали как прокажённого от всех остальных мальчишек и девчонок.
Не знаю, какое сердце было у этой заведующей, у тех, кто донёс на Майкла – человека, приехавшего по доброй воле помогать нам, у всех кто кидал камни в сторону Ванды, кто втаптывал в грязь её веру в государство свободы и братства. Оставим их грехи собственной совести. Я бы обнародовала их имена, но увы, не знаю, а Мария Ивановна называть их не стала: « Ванда ни на кого зла не держала. Светлой души человеком была». Умер у неё и второй сын. Сердце разрывалось от отчаяния. Мария рыдала у крохотного гробика, когда они втроем провожали его, а Ванда словно окаменела.
Я могу без конца рассказывать о тех мытарствах, которым подверглась Ванда Сайсак. Но увы, газетная площаль не велика и не позволяет нам вдаваться в подробности. Но один эпизод ещё приведу. Случилось это уже в совхозе имени 25 лет Октября. Сюда после разукрупнения совхозов переехали Гусевы, а вместе с ними и Ванда. Была она учётчиком. Сидела как-то в конторе, а тут начальник приехал из города. Развалился на стуле, спичкой в зубах ковыряет. Потом закурил, а спички на пол бросает, мол убери-ка американка, небось не переломишься. Побледнела Ванда, вышла из комнаты…
Читатели могут спросить, почему же осталась она здесь, в чужой стране, не вернулась домой? Ответов тут несколько. Во-первых, не пускали в начале. Даже туристкой не разрешали. В 1941году, правда, оформили, но тут война, и, естественно, ни о какой поездке речи уже не могло быть. Потом сколько не просила, выезд откладывался, то по одной, то по другой причине. Во-вторых, и наша, столь сурово обошедшаяся с ней страна уже не была чужой. Здесь похоронены её сыновья. И самое главное, она всё ещё любила и ждала. Ведь никто ей не сказал, что Майкла нет в живых.
Эту веру убили, но не до конца (ведь мы надеемся на чудо всегда) в 60-е годы. Приехали к ней два человека и объяснили, что вот был культ личности и необоснованные репрессии, и её муж Майкл Сайсак ни в чем не повинен. Ей привезли деньги, от которых Ванда отказалась: « Мужа я не продаю». Она и не могла ответить иначе. Советское гражданство Ванда приняла только в 1953году и стала по новым документам Вандой Владиславовной Цицак.
А в начале 70-х годов её отыскали родственники. Дядя написал, что давно умерли родители, до последних дней не перестававшие горевать о своей дочери, состарились братья и сестра. Переписка давала ей много, хотя хотелось воочию увидеть свою землю. Снова начались хлопоты о поездке в США, но вновь отказ. Сил настаивать и хлопотать становилось всё меньше – болезни, а ещё больше горести, состарили её раньше срока.
А тут ещё одна беда. В 1983 году - операция, да ещё онкологическая Врачи Рубцовской больницы, где лежала Ванда Владиславовна, поражались мужеству, стойкости, любви к людям у этой женщины. Операция прошла удачно. Ещё почти 8 лет прожила она среди своих друзей. Была у неё возможность устроить свою личную жизнь, долго ухаживал за нею местный агроном. Он вернулся из плена, жена его бросила. Судьба же Ванды просто потрясла его. Надеялся, что можно склеить из двух одиночеств если не счастье, то хотя бы покой. Она отказала не раздумывая. Любовь первая и последняя жила в сердце. Да и ещё не гасла надежда на возвращение любимого.
Своим самым большим сокровищем считала Ванда Владиславовна общий их с мужем портрет. Оба они там молодые, красивые, весёлые. Умирая, просила ухаживающую за ней Зою Александровну, положить эту реликвию в гроб.
Последние годы жизни ей жилось легче. Нет, дружеского участия хватало и раньше. Просто легче стал воздух в стране, открытее и честнее разговоры. Она читала, читала запоем, смотрела все передачи подряд в надежде услышать имя Майкла. В Штаты уже не рвалась, говорила, что не знает, где теперь её родные.
Что мы еще не сказали о ней? Что любила цветы и животных, что сохранила до последнего ясную, светлую душу? Что не затаила злобы на людей, на Россию? Что умела обласкать каждого добрым словом и была внимательна к тем, кто слаб и неустроен, что щепетильность, честность и щедрость её, при мизерной то пенсии, не знали предела? Вы скажите, что это святая, а таких не бывает. Отвечу словами её односельчан, которые , словно сговорившись, повторяли: « Таких людей просто нет нигде.» Так что придётся вас поверить в это. Если и есть близкие ей по духу и характеру люди, то явно не в большом количестве.
Вот и закончилась наша история. Помяните же и вы добрым словом уроженку Нью-Йорка, советскую гражданку Ванду Сайсак, Ванду Владиславовну Цицак, ту , что нашла покой на скромном сельском кладбище, ту, что через всю трагедию жизни пронесла чистой и высокой свою Любовь.
Журналист районной газеты «Прогресс» Л. Кейбол
От редакции:
Нам очень хочется поблагодарить Марию Ивановну Гусеву и Зою Александровну Шумай не только за верность дружбе, заботу и память, но и за этот богатейший материал, предоставленный редакции. Сейчас, после похорон, они вместе с преподавателем Октябрьской средней школы А.С. Рыбкиным собираются написать родным в США. Как только появятся в редакции сведения о родственниках Ванды Владиславовны, мы непременно познакомим вас с ними.
На снимках: эти фотографии остались на память односельчан. На одной из них Ванда ещё школьница; на другой – красавица полная надежд и мечтаний; а вот одна из последних фотографий Ванды Владиславовны. Вглядитесь, ведь даже старость не испортила это прекрасное лицо.