Реальные случаи моей жизни.
Место: г. Москва 1973.
Нам, первоклассникам 11-ой спецшколы Калининского района, с углублённым изучением английского языка, в синих халатиках (с нарукавниками) и милых беретках с хвостиком, сидящих за отдельными столами с прикреплёнными тисками (эдакие, маленькие верстаки) – говорил громким, грубоватым голосом, сидящий на возвышении седой, с залысинами, в слегка замасленном синем халате, перегнувшись через длинный стол – учитель, «трудовик»…
Говорил о том, что, так, мол, эдак, жизнь, нынче, легче не становится. А кто будет слушать, то, что он говорит, то всегда останется с куском хлеба. А если внимательно, то и с маслом…
Тогда я совсем не понимал о чём он. Мне, как и очень многим было не до этого. Наши мысли были где угодно, но только не на занятиях, не на уроках, тем более не на «труде». Вот физкультура – это совсем другое дело… А здесь хлеб, да с маслом.
Мороженное по девятнадцать копеек, с розочкой, мммм, вот это да! Или молочный коктейль, в 20-м гастрономе…
Он слез с возвышения и стал прохаживаться между рядов наших парт. Как Гулливер в стране лилипутов. Проговаривая броские, непонятные слова: «шарошка, техника безопасности, затяжной ключ, киянка, шерхебель, рубильник…»…
Я пытался запоминать эти смешные слова, чтоб на переменке обзывать одноклассников. Заодно стал разглядывать нашего «Гулливера». Ростом, выше, чем наша учительница Нина Сергеевна, смешной, мешковатый, синий, в пятнах халат, длинноватые, седые волосы на затылке, сутуловатый, стоптанные ботинки с затёртыми серыми мысами
Мы сидели, бросали на него смешливые взгляды, поддразнивая друг дружку, крутили ручки тисков, хихикали, прижимаясь к верстакам. Он ходил, говорил помогая себе левой рукой. Правую держал в кармане халата. Неоднократно делал нам замечание, но гул от нас всё нарастал...
«Тихо!» - резко громыхнул он, подходя к своему длинному столу. Мы притаились. «Кто дежурный – раздать инструмент»...
На столы легли лотки, сделанные из жести, в которых находились далеко не новые инструменты. Молоток, ножовка по металлу, штангенциркуль, рубанок, щетка-смётка. Всё настоящее, по-взрослому. Мы притихли. Он продолжил: «Знакомьтесь, это инструмент. Он всегда вас накормит, если у вас руки оттуда, от куда надо растут! И лоток, в котором он лежит, вы сделаете сами и очень скоро!».
Мне, почему-то, это очень понравилось и я стал более внимательно, насколько получалось у первоклассников, слушать его… Я был, да и сейчас остаюсь, весьма любопытный, тем более если касается механизмов. В деревне, куда меня периодически пытались отвезти, я освоил забивание гвоздей, строгать рубанком и даже - тесать колышки топором. Я был, на теперешний язык — продвинутый юзер. Естественно, я этим похвалился. Ох, как он сорвался и давай кричать, что все мы «маменькины сынки» и ничего не умеем. Я возразил…
Он… молча повернулся, ушел в складскую, вышел через мгновение, держа в левой руке деревянный брусочек. И, со стуком положил на мой верстачок, протянул гвоздь: «На, забей, раз умеешь, а мы посмотрим. Идите все сюда!». Ребята пытались меня подбадривать. Брусок был тонкий, а гвоздь толстый. Я понимал, что брусок может треснуть, но, отступать было бы позорно.
Взял гвоздь… и стал тихонько постукивать молотком… Гвоздь нехотя, упираясь, сдавался под молотком… Гвоздь не погнулся, но брусок треснул...
Он схватил брусок с гвоздём, поднял верх и… проникновенно сказал, что забить вот так, может почти каждый, а ОН, научит, чтоб брусок не треснул. Молча положил обратно. И продолжил, обращаясь ко мне, что, мол, вытяни гвоздь, теперь возьми, переверни, поставь шляпкой на наковаленку тисков, а теперь, несколько раз стукни по острию, чтоб затупить… Ну вот, а теперь попробуй забить.
Гвоздь забился, брусок не треснул! Мы все торжествовали, как будто узнали великую тайну. Он продолжил: «Давайте, ребятки рассаживайтесь, а ты (указал он на меня пальцем) садись сюда, за первый верстак. Помогать мне будешь. Ты не против?», теперь он обратился к мальчику который занял, теперь уже «моё» место. Тот был рад освободить. Мы расселись и уже с интересом стали смотреть на него. Он взобрался к своему столу, на возвышение. Оглядел нас. Сел и произнес: «Ну, что, интересно? (мы кивнули). То-та, значит так, зовут меня Вадим Захарыч, сейчас на доске напишу... Тьфу-ты, вы небось и писать-то толком не умеете… а и ладно, запоминайте - Вадим Захарыч»…
Это был первый сдвоенный урок. Нам всем понравился теперь уже добрый, но не улыбающийся трудовик…
Просил нас не замалчивать то, что у нас не получалось, и постоянно повторял «техника безопасности». А правую руку, которую он держал в кармане халата, как потом оказалось, он прятал… от нас. Только на последующих уроках, он что-то подхватил ею, и мы увидели, что не хватает нижней половины ладони с двумя пальцами. Мы, тогда затихли, он сунул руку в карман и виновато, тихо, пробормотал: «Война… сволочь…»…
Мы, потом, просили рассказать про войну. Но, некоторые фронтовики, про войну не говорят. Это я точно, тогда знал, по своему деду, из деревни…
Однажды, в начале мая, были первые два урока - труд. Мы c гомоном вошли в класс и расселись на свои места. Он сидел почти спиной к нам. Повернулся, махнул рукой и отвернулся. Сидим ждём, что будет. Он изредка оглядывал нас и снова отворачивался. Ничего не говорил. Через некоторое время он попытался чего-то сказать, вдохнул, выдохнул, махнул рукой и снова отвернулся.
Мы насторожились. Не понимая, что происходит. Стали внимательно приглядываться. Он неожиданно поднялся, повернулся и только сейчас мы заметили слёзы в его глазах. Он стоял, пытаясь нам, что-то сказать, хватал ртом воздух, но, ничего не получалось. Мы подбежали и окружили его, почему-то нам было очень жаль его.
Мы стояли рядом и смотрели на него, он обвёл нас взглядом и еле выговорил: «Да… вот… друг… фронтовой… умер… он же … меня… спас… А я… не знал… вот только вчера узнал… Вы, ребятки, простите меня… за всё простите… я же не со зла… на вас кричу... я для вас стараюсь… простите...»
Стал нас прижимать к себе, гладить по головам. Тут накинутый сверху пиджака затёртый халат слетел с левого плеча. И мы увидели орденскую планку размером с учебник. Мы защебетали: «Вадим Захарыч, Вадим Захарыч, расскажите про войну!». Он пообещал…
Про войну он рассказал, что был тяжело ранен «куда-то» и в кисть правой руки… И, что его друг спас. Без подробностей. Это всё, что он рассказал...
После этого события мы сдружились. Если так, можно сказать. Он с большим энтузиазмом выдавал знания, мы с не меньшим впитывали. На протяжении нескольких лет любимых и волшебных уроках труда, мы работали на токарных станках, на сверлильных, фрезерном, мы умели пользоваться даже микрометром, работать с жестью, резать стекло, даже делали неразъёмную цепь (из дерева), изучали столярное искусство, и особо, ценить технику безопасности, не торопится и думать. На протяжении учёбы, до восьмого класса, мы нет-нет, да и забегали поздороваться.
После восьмого, я поступил в техникум. Там, на втором курсе была столярная практика, и надо было сделать ручку для молотка. Я сделал, ради шутки, только в метр длинной, под конус, чтоб можно было насадить любой молоток. Мастер посмотрел, осмотрел, улыбнулся, спросил: «Ну, и кто это сделал?». Я поднял руку. Он посмотрел на меня и спросил, что ещё могу. И указал на плакат. Из того, что было на плакате я мог всё…
После армии, в сентябре, днем, мне удалось быть в районе школы. Думал, что вот бы забежать, поздороваться с Вадим Захарычем, может помнит. И зашел…
Там был вахтёр. Долго не пускал. На шум подошла дежурная учительница. Мои просьбы и слова, что я здесь учился и, что мне только поздороваться с трудовиком – всё безуспешно.
Наконец, подошла учительница, которая меня знала и узнала. Сказала, что многое здесь поменялось. От той школы почти никого, все разошлись, и она возможно, скоро тоже. Вахтёр, новое веяние, перестройка… «А Вадим Захарыч, как?» - наконец сумел спросить. «Да нет его» - ответила она. «Что, в другой школе? А в какой, адрес есть, помогите узнать…» - сыпал я. «Да нет. НЕТ его. Умер он давно. Толи в 83-м, толи в 84-м, не помню»…
Я потерял интерес к разговору, извинился… подошел к дверям класса, где был труд… Мда, когда-то ручка двери была на уровне моей головы…
Потянул, дверь щелкнула, сердце тоже, заглянул. Там смешные малыши, с испуганными глазами (как и мы, когда-то), не «родной» голос спросил «Вы, что-то хотели?». Я хотел… хотел…
Я извинился, закрыл дверь, попрощался с учительницей и вышел из здания школы. Школа показалась мне чужой…
Это были волшебные уроки труда. Спасибо Вам - Вадим Захарыч, за «хлеб с маслом». Добрая Вам память.