28.05.2013
Генна Сосонко
«Днем в Амстердаме покой, благодать, я вам советую там побывать».
Евгений Рейн
В мае 1995 года Стейн Радемакер заканчивал голландскую Королевскую академию искусств. Обучаясь мастерству фотографа, студент-дипломник проходил практику в газете «Фолкскрант» и однажды был послан на проходивший в Амстердаме шахматный турнир.
Хотя в турнире участвовал чемпион мира и восходящие звезды этого «умственного спорта», как называют шахматы в Голландии, на большой улов практикант не рассчитывал. Действительно, какая может быть динамика в двух застывших напротив друг друга молодых людях, обхвативших голову руками и пялящихся на деревянные фигурки? То ли дело теннис! Или футбол! И что делать после десяти минут, отведенных на съемки? Скучая, Радемакер играл в пресс-центре легкие партии с мальчиком-демонстратором, без особого, впрочем, успеха.
В том турнире в два круга соревновались Гарри Каспаров, Веселин Топалов, Жоэль Лотье и представитель хозяев поля Йерун Пикет.
Как и ожидалось, Каспаров сразу захватил лидерство. В тот день он встречался с Лотье. В сицилианской защите чемпион мира уже в дебюте уверенно пожертвовал фигуру и, казалось, сопернику долго не продержаться.
КАСПАРОВ - ЛОТЬЕ
Здесь Гарри задумался. Как он сам указал после партии, следовало играть 16.e5 Ba6 17.a4! c cильной атакой. Например: 17...Bхb5 18.Nхb5 Nd5 (проигрывает 18...Ne4 19. Qf3 f5 20.exf5 Ndf6 21.Nc3 Qb4 22.Rfe1) 19.Nd6+ Ke7 20.Qh5 g6 21.Qh4+ Kf8 22.Qh6+ Ke7 23.Qg7 Raf8 24.Nxf7.
Вместо этого он сыграл 16.Nd6+ Ke7 17.Nxc8.
Разменяв бездействующего слона соперника, Каспаров дал возможность черным скоординировать силы, и перевес перешел к молодому французу.
Я комментировал этот тур и хорошо помню реакцию не приученных к поражениям чемпиона мира зрителей: не может быть, чтобы Каспаров чего-нибудь да не нашел. Но преимущество Лотье нарастало, и через десяток ходов стало ясно: развязка близка. Когда из игрового зала раздался шум, я сделал паузу, и мы с фотографом поспешили на площадку для участников.
Надев плащ, Каспаров пошел к выходу. «Нет, ты видел, что произошло? ...........Ты видел???...... – повторял Гарри, когда мы оказались у двери. – У меня же все это записано! Я просто забыл анализы... ЧТО он играет?!?! Проиграно после пятнадцатого хода!!! Невероятно!!! НЕВЕРОЯТНО!!! Нет, ты видел?!?!...»
Мы вышли на улицу. Банк VSB, где игрался турнир, находился на канале с его знаменитым плавучим цветочным базаром, но май в тот год выдался холодным, и туристов было немного. Но и они оборачивались на возбужденно жестикулирующего человека, которого, очевидно, постигло большое горе.
На следующий день Стейн проснулся знаменитым: его фотографии появились в газете на самом видном месте.
Сегодня Радемакер - один из самых востребованных фотографов Голландии и работает едва ли не со всеми газетами и журналами страны.
Взгляните еще раз на эти снимки. Герцен, будучи в Лондоне, спросил Джузеппе Мадзини, что он думает о Гарибальди, находившемся в центре внимания всей революционной Европы: ведь правда у него одухотворенное, интеллигентное лицо?
- Вы были когда-нибудь в зоопарке? - спросил Мадзини в свою очередь.
- Да.
- Вы видели льва?
- Да.
- Сказали ли бы вы, что лев имеет интеллигентное выражение лица?
* * *
Турниры, спонсорируемые банком VSB, собирали отборный состав, а устроители всякий раз старались внести в них какую-либо изюминку.
Жеребьевку в 1995 году проводил многократный чемпион мира по дартсу голландец Раймонд Барневелд, известный во всем мире под именем Барни. Порядковый номер в турнире гроссмейстеры получали в зависимости от набранных очков.
Годом раньше процедура открытия проходила под наблюдением игрока сборной страны по футболу Яна Мюлдера.
А еще годом раньше на сцену вышел силач - европейский чемпион.
Как видно из таблицы, чемпион мира проиграл еще одну партию – Йеруну Пикету и занял второе место, а вот Лотье добился одного из самых впечатляющих успехов в своей карьере.
Немногие могли тогда похвастаться положительным счетом с тринадцатым чемпионом мира. Он сохранился у Жоэля Лотье (+2-1=7), так же как и у Бориса Францевича Гулько (+3-1=4), выигрывавшего у Гарри, когда играл как под советским так и под американским флагом.
Следует отметить, что турнир в Амстердаме в 1995-м оказался одним из немногих, где Каспаров не вышел победителем: победа кого-либо другого в те времена воспринималась едва ли не как сенсация.
Ни один из гроссмейстеров, принимавших участие в том турнире, не живет сегодня в стране, где родился и провел юношеские годы. Что ж, шахматы - язык интернациональный и понятен каждому, независимо от границ и национальностей.
Трое участников вообще оставили шахматы, и только Топалов – Веселину тогда только-только исполнилось двадцать – по-прежнему играет на самом высоком уровне.
Знаю, что давно живущий в Москве Жоэль Лотье время от времени посещает шахматные тусовки, а вот житель Монако Йерун Пикет совсем отошел от шахмат: турниры ван Остерома прекратились, а так - работа, семья...
Особняком стоит Гарри Каспаров, уже восемь лет как оставивший практическую игру. Кое-кто поговаривает, что знает точно – Гарри сражается (или сражался до недавнего времени) в блиц по ночам в Интернете, причем демонстрировал игру высочайшего класса.
Так ли это – не знаю, но что он в курсе всех событий в мире шахмат – факт. Причем не только вокруг них.
Сказал недавно: «Я проиграл парню с Фарерских островов, сделавшему кишмиш из вашего Тиммана. Сеанс закончился со счетом 24-1! - а я ведь никому в сеансах не проигрываю. Он единственный у меня выиграл, наверняка, это тот же парень. И позицию помню, как он ежа против меня разыграл, да так, что я сразу почувствовал – опасно, опасно...»
В это время проходила Олимпиада. Зашел разговор о текущем матче российской команды, который он смотрел с час назад. Вслепую дал обзор всех позиций, потом перешел к женщинам: «А у Погониной...» и - град вариантов...
Однажды побывал в амстердамском центре Макса Эйве, где была развернута выставка, посвященная женскому кандидатскому турниру в Москве 1952 года. С интересом рассматривал фотографии: до отказа заполненный зрителями зал, цветы, огромные демонстрационные доски на сцене. Вгляделся в фотографию: «Смотри, какая старомодная позиция!»
* * *
В статье «Поэты с историей и поэты без истории» Марина Цветаева писала: «О поэтах без истории можно сказать, что их душа и личность сложилась еще в утробе матери. Им не нужно ничего узнавать, усваивать, постигать – они уже все знают отродясь. (...) Они пришли в мир, чтобы дать знать о себе».
Когда прочел эти строки, подумал о Каспарове. Но помимо выдающегося таланта он был настоящим кладезем знаний. Глубину анализа Каспаров поставил во главу подготовки. В то время не было никого, кто работал бы над шахматами с таким неистовством как Каспаров и так обогатил бы их новыми идеями. Диапазон их был необычайно высок: он все брал на заметку, даже дебюты, которые вряд ли понадобились бы ему для практических нужд.
«Новый ход, кажется», - сказал я, наблюдая вместе с ним за партией Сакса с Иванчуком в Тилбурге в 1989 году, где партнеры разыграли один из самых сложных вариантов защиты Алехина. «Да ты что, - отвечал Гарри, - так уже Попович с Багировым в Москве две недели назад играл. Там было...»
Хотя с тех пор прошло едва ли не четверть века, уверен, Каспаров мог бы и сегодня поучаствовать в дискуссии о модных вариантах, даже если теория с тех пор разрослась невероятно.
Он и сам понимает это. Как-то ему сообщили, что в окончании, семифигурном, без пешек, компьютер показывает: мат в 512 ходов.
«Можешь себе представить, - сказал Гарри, - в каком тумане находимся мы, когда на доске 32 фигуры в начальной позиции! Сколько ошибок допускаем!»
С едва ли не первых ходов он начинал готовиться к сложной тактической борьбе. Это отношение к дебюту Алехина, не случайно именно он является любимым шахматистом Каспарова.
«Дебют – самая сложная часть партии, - сказал однажды сам Каспаров. - Надо использовать все умение, чтобы наилучшим образом расположить свои войска». Он обладал таким умением, как никто.
Однажды Борис Гулько сказал ему: «Что-то в последнее время играть стало нечего, почти все заиграно...» Гарри усмехнулся: «Ничего, вот у меня сейчас как раз месяц свободный, займусь дебютами, посижу над доской, тогда посмотрите, что надо играть».
В этих словах была немалая доля правды: известно ведь, что гений разводит огромные костры, из которых нетрудно утащить по головешке, а из костров, разведенных Каспаровым в зарослях самых различных дебютных вариантов, немало даже самых именитых утянули головешки для своих собственных костров.
Каспаров задавал моду в шахматах; многие ждали от него дебютных откровений и новых идей, прислушиваясь к биению его шахматного пульса, как лилипуты по ночам прислушивались к биению сердца Гулливера. Методы тотальной дебютной подготовки Каспарова использовались потом его коллегами, но ему было много труднее: он был первопроходцем. Первопроходцем, стоящим на недосягаемой высоте.
Сказал как-то: «Мне неинтересно повторять чужие ходы. Шахматы для меня – это защита моих собственных идей. И наибольшее удовольствие я получаю от нахождения идей, от самого процесса изобретения их, придумывания».
Он мог найти слабую точку в репертуаре соперника и нанести удар в этом самом слабом месте. Легко сказать! Ведь для этого надо было самому обладать огромными познаниями и постоянно поддерживать и обновлять свой дебютный арсенал. Чтобы достать Ананда в сицилианском драконе в матче на мировое первенство в том же 1995 году, надо было установить не только, что его соперник чувствовал себя неуверенно в этом острейшем варианте, но и, перелопатив огромное количество материала, открыть новые идеи и скрытые возможности.
Известно, что настоящего пианиста отличает не только своя собственная интерпретация и техника игры, но и паузы, которые он включает в исполнение. Эти паузы говорят истинному знатоку музыки очень много: как долго длилась? почему именно в этом месте? Паузы, появлявшиеся в дебютном репертуре Каспарова, говорили порой не меньше, чем примененные им новые идеи.
Иногда Каспаров прекращал играть дебют, служивший ему верой и правдой. Если ему не нравилась позиция в каком-нибудь конкретном варианте, он отказывался от дебюта вообще, даже если шанс, что именно эта положение возникло бы на доске, был крайне мал. Он просто психологически не мог играть дебют, в котором в одном из вариантов могла получиться позиция, которая была не по душе.
У римлян были запасные лошади, бежавшие справа и слева от всадника, чтобы в случае нужды наездник мог пересесть на свежую. Если Каспаров останавливался на том или ином варианте, наряду с основным продолжением, у него находился еще целый табун других, и затруднения заключались только в том, какую лошадь предпочесть – каурую или в яблоках.
Говорил: «Моя проблема заключалась в том, что у меня было так много идей, что я не знал, какую из них применить. Когда на горизонте возник матч с Касымджановым, я думал о Меране как об одной из возможностей. Я играл этот дебют регулярно блиц, в рапидах, по интернету. Наработал столько анализов, что у меня появилась как бы Энциклопедия Мерана...»
Он опередил свое время на годы, а то и на десятилетия, и именно Каспарову принадлежит копирайт на ту глобальную дебютную подготовку, которая у всех ведущих гроссмейстеров стала общепринятой.
После партии с Лотье Каспаров сказал, что забыл собственные анализы. Тогда это звучало едва ли не признанием собственной немощи: контора пишет...
Сегодня, когда количество вариантов, необходимых запомнить, неизмеримо выросло, такое признание можно прочесть сплошь и рядом в комментариях известных гроссмейстеров или услышать на пресс-конференциях. Основное же занятие перед очередным туром – освежить в памяти собственные анализы, дабы чего доброго ничего не перепутать.
Выиграв крайне запутанную партию у Бронштейна в 1964 году на межзональном турнире в том же Амстердаме, Ларсен писал, что после победы в такой партии делаешься мягким, добрым и охотно готов согласиться с противником и другими оппонентами в чем угодно.
У Каспарова такого никогда не было и в помине: Мало того, что он дважды победил в турнире 1995 года Веселина Топалова, Гарри хочет доказать и в анализе: преимущество было всюду на его стороне.
* * *
Во время последнего турнира претендентов в Лондоне разговаривал с ним несколько раз. Еще раз убедился: Каспаров в курсе дела не только дебютных тонкостей. По-прежнему – высочайшая оценка позиции и скоростной счет вариантов. Это видели все, присутствовавшие и при анализе партии Гельфанд - Крамник на турнире в Цюрихе (2013), где участникам оппонировал тринадцатый чемпион мира.
Когда Каспаров вспоминал события двадцати-, тридцатилетней давности, говорил о них, будто они произошли вчера. Создавалось впечатление, что он помнит все: не только каждый сыгранный им турнир, но и каждую партию, положение в лидирующей группе к моменту, когда эта партия игралась, мельчайшие детали, подробности, забытые уже всеми.
Известный феномен: в своей ратной карьере Наполеон считал лучшим мало кому известный Экмюльский маневр. Когда на острове Святой Елены он стал подробно объяснять сущность этого маневра, приводя на память названия полков, расположение батарей, число пушек, имена командиров, графиня Бертран с удивлением заметила, что поистине трудно понять, каким образом его величество может все это помнить по прошествии стольких лет.
«Сударыня, это воспоминание любовника о своих давних подругах», - отвечал опальный император.
Не только Каспаров играл в турнирах VSB. Самый первый из них в 1987 году выиграл Анатолий Карпов.
Матчи Каспарова и Карпова - одно из самых ярких событий второй половины XX века. В каких бы личных отношениях не находились великие шахматисты, в истории нашей игры они, как каторжники, прикованы друг к другу одной цепью. При упоминании одного сразу приходит на ум имя другого.
Михаил Гуревич, подведя малолетнюю дочь к Гарри, с которым находился на сборах перед каким-то турниром, спросил у ребенка: «Знаешь, как зовут этого дядю?» - «Конечно, - отвечала девочка. - Каспаров». - «Верно, а как его имя?» - «Карпов», - подумав, сказала девочка.
* * *
Армен Джигарханян отдыхал в Друскининкае, когда Каспаров вместе с Ботвинником проводил там занятия шахматной школы.
«Я хотел как можно чаще встречаться с ним, но, откровенно говоря, уставал от интеллектуального напряжения, от биополя, которое он излучает, - вспоминал Джигарханян. - У него невероятная реакция и совершенно фантастическая память. И еще одно свойство – энергия, я бы даже сказал, страсть. Сначала я это ощущал в его отношении к шахматам. Потом понял, что это его органическая природная особенность».
Знаменитый актер сразу уловил самое важное: огромный энергетический заряд, исходящий от тринадцатого чемпиона мира. Заряд, держащий собеседника в напряжении и требующий от него полной отдачи. Зачастую после разговоров с Гарри чувствуешь себя совершенно измочаленным и выжатым как лимон. Уверен: его близкие, тренеры и помощники могут рассказать об этом много больше.
Соперники Каспарова по супертурнирам того времени между собой звали его Газза. Это прозвище знаменитого футболиста Пола Гаскойна, игравшего за сборную Англии и прославившегося не только своей виртуозной игрой, но и своим неординарным поведением. Энергия била из Гаскойна ключом, и стремительные струи этой энергии выплескивались на коллег по команде, соперников, функционеров, рядовых любителей и судей.
Однажды он подобрал выроненную судьей желтую карточку и предъявил ее рефери. Тот не понял юмора и показал Гаскойну карточку на самом деле. В зените своей карьеры Гаскойн поменял официально свое имя на Г8. Г – от имени, восьмерка – от номера, который он носил на футболке, когда играл за национальную сборную Англии.
Его жизни хватило бы на полдюжины других, заурядных жизней, и когда читаешь мемуары G8 и воспоминания тех, кто имел с ним дело, порой кажется: не может быть, что все это происходило с одним и тем же человеком.
Если уж зашла речь о футболе с шахматными ассоциациями: молодой Йохан Круифф, выйдя однажды на кухню, услышал, как жена обсуждает с соседкой проблему холодильника, внезапно вышедшего у той из строя. Через пять минут Йохан уже указывал, в чем заключается проблема и как холодильник должен быть починен.
Великий нападающий (и впоследствии тренер) Круифф только-только начал выступать за «Барселону», когда каталонский клуб должен был на выезде играть с «Севильей». Когда автобус подъезжал к столице Андалузии, Йохан тут же стал объяснять шоферу, какой путь к стадиону самый короткий. Он никогда до этого не бывал в Севилье. Что здесь сказать?..
Георгий Шахназаров пишет в воспоминаниях, что в бытность советником Горбачева встретился с Каспаровым, заявившем, что уладит конфликт в Нагорном Карабахе за два дня, потому что превосходно знает всех и находится в прекрасных отношениях с представителями каждой из сторон.
Сказал однажды: «Шахматы – это жизнь в миниатюре. Это борьба, это битвы». Пусть что-то похожее и говорилось уже, но все равно – характерно.
Когда прочел мой текст о Смыслове, похвалил, сказал, что написано хорошо, но и одернул: «Ничего, в отличие, например, от Ботвинника, в голове не остается. Ну, хороший был человек Василий Васильевич, ну, в церковь ходил, сочком по утрам баловался, а дальше что?.. А в жизни так нельзя. Нужно бороться, доказывать каждый день...»
* * *
Слышу порой: ну что он полез в политику? зачем? к чему? Только приключений себе ищет. Ну, не захотел больше играть, так наслаждайся жизнью. Ведь достаточно заработал, езди по миру, давай сеансы, читай лекции, срывай аплодисменты, живи в свое удовольствие…
Удовольствие? Это может быть чье-либо удовольствие, но не Каспарова, с его темпераментом, жаждой борьбы, честолюбием, постоянным вниманием прессы, телевидения, вниманием, к которому он привык с раннего детства. И хотя Гарри Кимович разменял уже шестой десяток, слова из песни любимого им Высоцкого: «я себе уже все доказал...» - не для него.
И параллели исторические тоже не для него. Хотя не могу удержаться, чтобы не привести один. Во время Версальской мирной конференции в Париже президент Франции Жорж Клемансо удивленно спросил выдающегося польского пианиста и композитора Игнаца Падеревского: «Как это случилось, что такой талантливый человек как вы мог пасть столь низко, чтобы стать политиком?» (Падеревский был в то время премьер-министром Польши).
Опять процитирую Джигарханяна: «Однажды встретил Гарри в театре и в антракте стал говорить, зачем он так рьяно начал заниматься политической деятельностью, не помешает ли это шахматам? И не лучше ли пробуждать добрые чувства, как советовал Пушкин, лирой, то есть творчеством, а его лирой являются шахматы. Но сразу понял, какую говорю глупость...» Меткое замечание!
Те, кто восхищаются им, и те, кто возмущаются, говорят, по сути, о том же самом: невероятной жизненной энергии, страсти, не важно с каким знаком - плюс или минус.
Снова сошлюсь на авторитеты: «Дайте же нам довериться вечному духу, который только потому разрушает и уничтожает, что он есть неисчерпаемый и вечно созидательный источник всякой жизни. Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!»
Это - Михаил Бакунин, возмутитель спокойствия, бескомпромиссный философ, друг Тургенева и Герцена, страстный борец, сформулировавший собственную программу борьбы за освобождение России.
* * *
Почему я написал это все? Сам не знаю. Просто увидел старые фотографии, вспомнил молодого человека, беспрерывно щелкающего аппаратом, чтобы запечатлеть бурю эмоций на лице чемпиона мира в игре, считавшейся начинающим фотографом совсем безэмоциальной.
Весна 2013 года в Амстердаме тоже выдалась холодной, как и восемнадцать лет назад. Но плавучий цветочный базар по-прежнему привлекает разноязыкие толпы туристов, а вот в здании банка, где когда-то проводился турнир, теперь огромный сувенирный магазин.
Правда, стоящая на углу канала цветов гостиница «Карлтон», где три четверти века тому назад (1938) Алехин и Ботвинник договорились о так и не состоявшемся матче на первенство мира, по-прежнему здесь, на своем месте.
Начал со строк Евгения Рейна, им же и закончу.
«Но дальше я - молчок, ни слова, ни гу-гу. Что Вена, что Париж, Венеция и Рим? Езжай-ка в Амстердам, потом поговорим».
* * *