Светлой памяти моей самой любимой бабушки
Шла девятая зима моего детства и очередные зимние каникулы, которые я с удовольствием проводил у бабы Груши. Вот вроде бы зачем – ведь собственная семья на той же улице всего в четырёх домах от её избы. А меня неодолимо тянуло туда – на Чапаева 9. Если летом с ночёвкой вообще проблем не было – я ночевал на сеновале, то насчёт зимы бабуля давно уже позаботилась. Она купила кровать-раскладушку, которую именовала «раскидушкой» и я комфортно проводил зимние ночи у тёплой печки вместе с котом Васькой. С матрасами и постельным бельём у Бабы Груши проблем не было – сундуки в чулане были просто переполнены этим добром, и при необходимости можно было ещё и приличную семью разместить в избе на полу.
Чем я в зимние каникулы занимался? Да как и все пацаны с нашей улицы – строили снежные крепости, играли в хоккей с мячом в валенках без коньков на созданном самими же уличном корте, катались по улице и окрестным горкам на санках и лыжах. Да мало ли забот у мальчишек… Но зимний день короток. Самое интересное, меня не привлекал домой даже телевизор у моих родителей – редкая ещё в то время вещь в семье. Но иногда баба Груша сама предлагала после ужина: «Подём нето к Шурику с Шурой (это мои родители) да в тиливизер у их хоть поглядим. Я вон им с робятам-то (мои братья) и пирогов с грибам, да с маком припасла».
И мы шли. Я уже не боялся, что баба Груша, как в раннем детстве, меня оставит в родной семье и втихую уйдёт обратно одна. А смотреть телевизор она очень любила. Её привычные очки для письма и чтения для этого не очень годились. Мой папа сводил бабу Грушу к окулисту и вскоре у неё появились ещё одни очки. «Ужо вон энти-то шибко ладны - я в их за грибам, да за ягодам летом бегать буду» - говаривала она. А смотрела и слушала баба Груша с удовольствием любые короткие передачи, особенно новости. А вот фильмы её как-то не привлекали. Когда начинался какой-то фильм, а она его опознавала по титрам, складывала очки в футляр, вставала со своего стула с подушечкой и глядя на меня, говорила: : «Дак подём нето, до дому. Васька-то у меня ишшо не кормленый сидит. Черепушку-то ево я сёдни помыла, а ничё в иё не налила». И я чаще всего тоже уходил вместе с бабой Грушей. Вернувшись, бабушка первым делом доила козу Марту, потом звала кота Ваську и наполняла до краёв его миску парным молоком. Потом мы снова пили чай с пирожками и слушали радио, изредка обсуждая между собою услышанное. А потом готовились ко сну.
Я устанавливал у печки свою «раскидушку» с необходимым бельем, а баба Груша расправляла свою старенькую кровать со скрипучей пружинной сеткой и серебряными шишечками на спинках. Обычно я засыпал очень быстро. А баба Груша ещё долго ворочалась, скрипя сеткой кровати и кряхтела… Но иногда длинными зимними вечерами мы никуда не уходили, а просто сидели в тёплой протопленной избе и смотрели в окно на постепенно темнеющую улицу. Дома у моих родителей зимой через окна ничего нельзя было увидеть – всё, включая вставные рамы, было покрыто толстым слоем ледяных кружев. А у бабы Груши почему-то такого не было. И вот в такие вечера под тихое бормотание радиоточки я всегда о чём-нибудь расспрашивал бабушку, а она, сначала вроде бы и нехотя, но потом в подробностях делилась со мной историями из своих воспоминаний…
В один из таких вечеров зашел у нас с бабушкой разговор про женские украшения. Я как раз тогда читал ей вслух подаренную мне родителями шикарную «Малахитовую шкатулку» в альбомном исполнении. И баба Груша, немного стесняясь, достала из ящика стола небольшую шкатулочку из какого-то камня. По памяти – скорее всего из яшмы, но в изящном серебряном обрамлении. Там лежали кольца и браслеты с разноцветными камнями. «Баба, а которые из них золотые?» - спросил я. Бабушка, подслеповато щурясь без очков, указала пальцем на несколько предметов. Я удивился: «Баба, а что же так мало-то – ведь ты же рассказывала, что в нашей родне почти все были старателями?». «Ну к чо – были и были. Оне ить не в карман сибе добытое золотишко-то клали – в контору сдавали. Энтим и жили, да семью ишшо кормили».
Но я не унимался: «Так ведь ты рассказывала, что у кого-то из наших стариков даже прииск свой был! Неужели ничего не осталось?». Тут баба Груша рассмеялась: «Эвон ты откедова зашол. Я уж и запамятовала, што тибе про Микитку-то сказывала. Да уж и мне забыть бы про ево, варнака, надобно, а тибе – и вовсе не поминать. Похабный был мужичонко-то, прям позоришше на всю нашу фамилию». И тут я начал канючить: «Бабулечка, миленькая, ну расскажи… А я тебе дров с поленницы для печки принесу, сколько надо и бересты с лучинами с них на растопку надеру». Баба Груша ласково потрепала меня за ухо и сказала: «Ох и хитрой жо ты – ну прям как Шурка мальчонкой (мой папа). Ладно, иди нето за дровам-то. Печку ишшо не забыл, как ростапливать? Спички, поди сам знаш, де лежат. Да кустрюлю-то на плите не двигай – я в ей кортошку поставила, пущай варится. Поедим потом. А я, покамест, Марту подою, да сенца ей добавлю».
Когда баба Груша управилась со своими делами картошка уже начала закипать. Бабушка послала меня сползать в голбец за солёными грибами. Потом мы поужинали вареной картошечкой с лучком, постным маслом и рыжиками – шёл Рождественский Пост. Но я даже с удовольствием соблюдал с бабой Грушей все церковные ограничения по питанию и не доставлял ей в этом никаких хлопот. Наконец вечерняя трапеза была завершена и мы втроём, вместе с котом Васькой уселись возле радиоточки. Тут я опять сделал жалобно-просительное лицо и заныл: «Баааб, а про Микитку-то?». Баба Груша трижды перекрестилась и, прошептав что-то про себя, опять отключила радиоточку – ну не любила она, когда что-то мешало её рассказу…
Благодарю за внимание!
Спасибо Всем за то, что сумели найти в себе силы и время дочитать всё до конца, дорогие мои сегодняшние Читатели и будущие Подписчики! Если понравилось – ставьте палец вверх, а лучше – подпишитесь, если Вас это не затруднит. И, конечно, для меня будут очень ценны Ваши мнения в комментариях. Да, и пользуйтесь иногда отмеченными ссылками – это мои ориентиры для Вас.
С уважением, автор.