Известный актёр – о соответствии габаритов и амплуа, об "уроках пьянства" от Виктора Сухорукова и о том, почему нельзя возродить «Городок»
Юрий СТОЯНОВ:
Ничего пошлее бездарного юмора не бывает
Вуз без скобок
– Юрий Николаевич, о родителях хотел спросить вас. Мама ваша педагог, преподаватель. Я читал, что она вас с детства к актёрской профессии готовила. Это так?
– У меня был короткий такой опыт, действительно, родители заставили, они говорят: «Ну как же так, ты с четырёх лет хотел стать актёром, а никаких навыков не приобретаешь». И была такая Студия киноактёра при Одесской киностудии. Довольно профессиональная история, и учили там навыкам работы в кадре, я даже успел сыграть короля в спектакле «Обыкновенное чудо». Художественный руководитель этой студии, его звали Илья, человек со сложным отчеством, по-моему, Эзрович, а фамилия его Рудяк. Лет через 25 или 30 после нашего расставания я его встретил на гастролях в Чикаго в книжном магазине. Он абсолютно не удивился, что я появился там, и очень деловО сказал: «Привет, купи у меня книжку!»
Так вот, Илья Эзрович был первым человеком, который при всей моей внешности, а в 17 лет я был смазливый парень, худенький, спортивный, он дал мне такую острохарактерную роль, которую Леонов гениально играл потом. Вы знаете, после этого должно было пройти лет 30, чтобы кто-то снова почувствовал, что мне можно давать вот такие роли характерные. Моей проблемой долгие годы была несбалансированность внешних и внутренних данных, пока жизнь не привела в соответствие моему амплуа мои габариты...
– А ещё говорят, что вы решили поступать непременно в ГИТИС, и никуда больше. Почему?
– Я был одесским мальчиком, и я не понимал, как я озвучу, вернувшись в родной город, куда я поступил. Если бы я сказал, что это Щукинское училище, в скобках вуз, меня бы спросили: «А что, в Одессе мало ПТУ?» Ну что это такое, когда вуз в скобках? МХАТ – это вообще школа-студия…
– Юрий Николаевич, но ведь в ПТУ раньше была эстетика, этика и психология семейной жизни. Вот сейчас в институте скажите про этот предмет, на вас посмотрят какими глазами?
– Ну знаете, про этику – это в книжках записных у Ильфа или Петрова написано: «Профессор киноэтики. А вся этика заключается в том, что режиссёр не должен жить с актрисами...»
Я пошёл в ГИТИС, потому что это был единственный вуз, в котором слово «институт» было вынесено в заглавие, в этом смысле это осознанный выбор... Соседняя койка в общежитии, кстати, была Виктора Сухорукова, нас было три человека в комнате, ещё был Юра Богданов. Я был самым младшим на курсе, а Витя – самым старшим. И он, как бы это сказать, адаптировал меня к взрослой жизни. Поскольку я не курил, не пил, Виктор Иванович считал это большими пробелами в моей биографии. Говорил, что артист – это прежде всего жизненный опыт, и поэтому за короткое время мне нужно наверстать то, что упущено благодаря хорошему воспитанию. Он работал над этим, и надо сказать, что в течение года работал успешно. Экстерном я прошёл школу Сухорукова.
Крутой замес
– А женщины, которых вы в «Городке» играли так мастерски, с кого вы их рисовали? С тёти Сони-соседки?
– А её не тётя Соня звали, её звали тётя Фаня. Вы знаете, я был на гастролях в Израиле и был в Хайфе, у меня там шёл концерт. И вдруг очень громко на весь зал слышу: «Юрочка! Ты меня узнаёшь, деточка?» Деточке было уже лет 56 тогда. Я прервал концерт, и я её узнал, говорю «Тётя Фаня, здравствуйте!» Она говорит: «Подожди, что ты знаешь? Ты никогда не догадаешься, рядом сидит Ирочка, ты помнишь, как ты любил Ирочку?» И повернулась ко всему залу и говорит: «Что вы знаете? Это Ира, ой, он так её любил, ему было 5 лет, я вам сейчас всё расскажу!»
Что касается персонажей, образов – это не тётя Фаня, это замес такой. Важнейшая часть моей профессии – умение наблюдать, слушать и запоминать. Люди должны быть тебе интересны, так же как кому-то интересны самолёты, книги, формулы… Потому что люди – это твой материал, твои эмоции. И вот ты их запоминаешь, а потом из разных-разных людей, с какими-то наиболее характерными чертами… Это такая декларация Агафьи Тихоновны в нашей профессии: от каждого понемножку, а вместе – человек получается. Но желательно, чтобы всё время разные, вот в чём проблема. И в «Городке» у меня разные персонажи были, и несимпатичные тоже. А что их объединяло всех, вы хотите спросить? Наверное, то, что они не очень счастливые все.
– Реанимировать проект «Городок» не было желания или разговоров об этом?
– Я вам скажу так. Реанимировать «Городок» невозможно, потому что «Городок» – это проект Ильи Олейникова и Юрия Стоянова. И с уходом одного из этих людей уходит проект. Даже если на большого артиста сделать эту механическую замену, технический такой ход, от этого что, получится «Городок»?
На фундаменте «Городка», а ведь это очень мощный фундамент, возникло такое количество проектов, и такое количество талантливых людей помнят его и благодарят, говорят, что они пошли в этот жанр, потому что была эта программа, и как бы считают наc учителями. Мне не очень ловко это говорить, но, значит, этот фундамент очень мощный. Правильно? Поэтому можно придумать просто другой проект, в котором будет Юрий Стоянов, который умеет делать то, что он делал там, и сохранить всё то лучшее, что было в том «Городке», но каким-то совсем другим образом. Но это вопрос не к Юрию Стоянову.
«Воспитывать бессмысленно. Начните с себя»
– Своих детей, внуков чему бы вы учили и учите в первую очередь?
– Ничему. Потому что воспитывать детей бессмысленно, они в любом случае будут похожи на вас, поэтому воспитывайте себя.
– Скажите, пожалуйста, какая настольная книга у Юрия Стоянова сейчас?
– Вообще-то я завален сценариями, но это не лучшая литература, я вам скажу, в жизни, я стараюсь их распихать по родственникам. И потом: «Ну как?» – «Да так…» – «Ну хоть что-то есть?» – «Да не очень…» Я хоть какой-то аргумент «за» пытаюсь найти, чтобы потом прочитать. Кроме сценариев, я заполнил ещё один важный пропуск с годами. Я не был большим поклонником Ильфа и Петрова, потому что я не очень люблю сатирическую литературу. Она быстротечна. Чтобы понять, что люди высмеивали в то время, надо очень погружаться в реалии того времени, и поэтому это очень преходящее.
И вдруг, поскольку мне на радио нужно было сделать эту работу большую, полностью прочитать «Золотого телёнка», я открыл для себя не сатирическую сторону романа, а то, какая это замечательная, совершенно искусная литература! Грандиозная! И во времени, как это невероятно совершенно в том, в котором она написана.
Ещё у меня был один радиопроект, когда я прочитал всю «Конармию» Бабеля. И вы знаете, как это потрясающе сейчас звучит не в моём исполнении, я имею в виду, а как Бабель сейчас звучит – это просто шоковое открытие. Если когда-то Бабель – это была жестокая поэзия революции, то сейчас эта поэзия перешла в область жесточайшей, почти документальной прозы. Вот эта Гражданская война, захватывающая юг Украины, брат на брата, отец на сына, и иногда всё так буднично, и с переходом в какие-то заоблачные образы, и таким как бы поэтическим языком такие очень простые вещи… Когда это всё так хрипловато и буднично читаешь, а не как белый стих, как было раньше принято читать Бабеля «Конармию», а читаешь как жёсткую прозу, это совершенно невероятное производит впечатление. И я просто счастлив, что я это сделал!..
Сейчас моя настольная книга – эта та, к которой ты обращаешься. А мои постоянные авторы – это Марк Твен, Чехов, О.Генри, Довлатов.
Заглавные роли пугают
– Возможно, вы хотели бы сыграть Гамлета или Арлекина? Вот было такое?
– Нет, у меня вообще не было желания сыграть конкретную роль в театральном репертуаре. Меня очень пугают заглавные роли, потому что интересно выстреливает там, где не очень этого ждут. Ну, Гамлет, все пришли на Гамлета, а ты облажался, и что хорошего? А там вот на втором плане могильщик был очень хорош!
Вот тут я, конечно, преувеличиваю, потому что сейчас для меня время не Гамлета, а короля Лира наступает как для отца троих дочерей. Если говорить о личном, я могу сказать, каких людей мне было бы интересно сыграть...
Хотя если говорить о драматургии, если бы меня спросили: «Ты хочешь сыграть Гаева в «Вишнёвом саде»?» – я бы сказал: «Да!» А я вот сыграл Гаева, и я считаю, что я это сделал просто потрясающе. Мне так работа нравилась эта моя, к сожалению, пришлось уйти из проекта – надо было сниматься, и совмещались не очень планы у меня, но я сыграл Гаева, и его так не играл никто. Я так влюбился в этого человека, я мог играть его часами, мне бы просто говорили: «А сейчас там Гаев идёт играть в бильярд», и я мог бы час, как Гаев, играть в бильярд. Или: «Сейчас Гаев выпил и немножко играет на гитаре» – мне всё равно, я мог бы любой этюд играть часами. Мне для этого слова не нужны были бы…
– Звонят продюсеры. Часто вы отказываетесь от предложений или от телевизионных проектов?
– От антрепризы – всегда. В 90% случаев, ну я ведь уже поездил по стране, и вот когда это всё «давайте из Вологды в Керчь нашим весёлым актёрским табором поедем рубить бабло», мне это не очень интересно. Из стационарного театра, к сожалению, у меня не очень получилось, у меня было серьёзное предложение очень от Андрона Михалкова-Кончаловского – не срослось по срокам, к сожалению. Во МХАТе молчат, ну, видно, думают, что я сильно занят.
А сериалы и кино – ну да, много, и если хотя бы более-менее приличный материал, я стараюсь всё-таки найти для себя возможность в нём сняться. Потому что это моя профессия. С телевидением сложнее. Я вообще считаю, что чем больше тебя в кадре как телевизионного ведущего будет, тем меньше будет как артиста в кино.
– Юрий Николаевич, а чем вы гордитесь?
– Я горжусь тем, что в 60 лет я снимаюсь в кино со своими зубами, а не с фарфоровым унитазом вставленным!
Беседовал Михаил ВЕРЕЩАГИН
© "Союзное государство", №12, 2016
Материал дан в сокращённом варианте. Хотите полный текст – пишите в личку.
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!
Другие материалы нашего канала на тему
