Дима совсем отбился от рук. Так про него говорили в школе, да и дома, если уж совсем честно, тринадцатилетнему парню сильно доставалось. А он и не пытался сглаживать углы - огрызался в ответ и на замечания учителей, и на замечания родителей. Впрочем, называть Кирилла Львовича отцом он и не собирался, никогда, неизменно повторяя, что отец у него был один. При этих словах Кирилл Львович расстроенно морщился, а мама всплескивала руками - почему-то руки у нее всегда были то в муке, то в мыльной пене - так тщательно она следила за хозяйством, и скрывалась на кухне.
В общем-то Дима понимал, что Кирилл Львович мужчина неплохой. И что маме с ним легче. Не маленький же. Но все равно из упрямства не спешил признавать его своим. Из упрямства, и потому что из-за Кирилла Львовича мама отказалась покупать ему собаку.
А ведь Дима шесть лет уговаривал маму на крохотного щенка. Хоть на какого. Пусть бы и на болонку, он бы не стал стыдиться! Он бы и с болонкой гулял так, как будто это - овчарка. Учил бы ее всякому, пусть маленькая, а все-таки собака. Но мама категорически не видела в своем уютном, намытом до блеска доме, никаких животных. Она приводила скучные аргументы, которые взрослые приводят в таких случаях - погрызанная мебель, грязь, шерсть и все остальное, что на взгляд Димы никак не перевешивало достоинств щенка.
И вот, когда ему исполнилось тринадцать, мама уже совсем было сдалась, обещала подумать и они даже собирались уже съездить посмотреть щенков чихуахуа у маминой подруги, как в доме появился Кирилл Львович, вместе со своей аллергией, и щенок из дальних планов стал для Димы недосягаемой мечтой.
-Больно он был нам нужен, - зло думал Дима, замарывая в тетради нерешенный пример по алгебре, - уж лучше собака, чем он! Принесла же его нелегкая!
Конечно, под такие мысли о математике думалось с трудом, и Дима в очередной раз шел спать не выучив урока. За что и получал в школе выговор от слегка картавой учительницы, Марии Семеновны:
-Я не понимаю, Дима... - говорила она чуть торопливо, - гешительно не понимаю! Ты ведь такой хогоший мальчик!
Хороший мальчик ехидно ухмылялся и бил соседа учебником по голове.
-Гыжий хулиган! - вослицала Мария Семеновна, - годителей завтга в школу!
А ведь Дима и правда был рыжим, таким ярко-рыжим, что в солнечный день его макушка вполне могла ослепить неосторожного прохожего. И весь-весь в конопушках. Они и рыжий цвет волос достались ему от отца. И Дима ими очень гордился. Он мужественно сносил все насмешки, песенки и дразнилки, которыми оделяли его сверстники еще со времен детского сада и весьма успешно отбивался от насмешников подручными средствами, а порой и просто кулаками. Никому не давал спуску. А теперь и вовсе...
-Отбился от рук, знаю, знаю... - бормотал Дима. Он сидел на скамейке в парке и прикусив язык, аккуратно выдирал страницу с замечанием из дневника. Дело было совсем безнадежное, потому что оно все равно окажется в электронном дневнике, но звук рвущейся бумаги приносил какое-то удовлетворение, - вот тебе! Вот!
И вдруг, замер, прислушиваясь. Откуда-то явно раздавался писк. Дима покрутил головой, но никого не увидел, кроме старушки в длинном сером пальто. Старушка семенила по дорожке, левую руку прижимая к груди, а правой опираясь на трость.
-Бабушка, вам нехорошо? - спросил Дима, чуть сдвигаясь на скамейке.
-Ась?
-Вам нехорошо, бабушка? - крикнул он, поглядывая на прижатую к груди левую руку старушки. Та помотала головой и присела на краешек сиденья.
-Нет милок, в порядке я, спасибо.
И тут снова послышался писк. Никаких сомнений не было - раздавался он у старушки из под пальто.
-Кто у вас там, - с замершим сердцем спросил Дима, чувствуя какое-то непонятное волнение.
-Да вот, Жучка, коза! Уж никто бы не подумал, на старости лет, а она принесла. Одного-то и принесла всего, а все равно девать некуда. Я ведь, милок, с базару иду, весь день отстояла, никому не надо...
И она вытащила из-за пазухи щенка, при одном взгляде на которого, у Димы екнуло сердце.
Он был рыжий, этот щенок, почти до красноты. Только на морду словно натянули белый чулок. А на этом белом чулке - Дима не поверил своим глазам - рассыпались такие же рыжие конопушки. Щенок весело посмотрел на Диму, завозился и гавкнул.
-Ах ирод, - воскликнула старушка, - он же меня уделал! Как есть уделал!
Дима некоторое время переводил взгляд с щенка на темное пятно, расплывавшееся по вороту пальто, и снова на щенка, и вдруг сказал отчаянно:
-Бабушка! Можно я заберу его?..
-Так забирай... - она протянула щенка Диме, - а родители-то твои что скажут?..
-Они давно собаку хотели! - резво соврал Дима, осторожно и спешно принимая щенка в ладони, - спасибо вам, бабушка!
И он умчался, боясь, что старушка передумает. Но старушка еще повздыхала немного по испорченному пальто, да и пошла себе домой.
Где-то щенка нужно было разместить. Дима спросил у своих друзей, но те весьма предсказуемо ответили отказом. Тогда он решил спрятать щенка у себя в комнате... Конечно, план был не бог весть какой, но Дима уже твердо решил, что ни за что с ним не расстанется. И имя придумалось звонкое - Конопуш. А что до аллергии у Кирилла Николаевича - пусть меньше в его комнату ходит!
Так и порешил. И побежал скорее домой. Щенок грел под курткой сердце, и Дима был сейчас самым счастливым мальчиком на планете. Заочно он пообещал себе исправить все-все двойки, которых в последнее время развелось немало, помириться с Марией Семеновной и больше не бить по голове соседа по парте. Ну, или бить только за дело.
Внедрение щенка под кровать прошло успешно, родители были на работе и ничего не заметили. Целых три дня Дима исправно подтирал за щенком лужи, кормил его молоком и мясом и играл в любую свободную минуту. А потом щенок заболел...
продолжение