В этом месте на севере Иркутской области, в бассейне рек Витим и Мама, находится месторождение ценного минерала слюды. Его промышленное освоение началось во второй половине 1920-х годов. Тогда же было основано и первое поселение.
Территория интенсивно развивалась. Набирала темпы добыча ценного минерала. И в 1951 году был образован Мамско-Чуйский район. Для самостоятельного обеспечения продовольствием к району присоединили земли в долине Лены, приспособленные для развития сельского хозяйства. В это же время в районном центре создали комплексную геолого-разведочную экспедицию.
Но рабочих рук в этой местности катастрофически не хватало всегда.
По деревням и весям нашей большой страны с начала 1930-х мотались вербовщики, манили высокими заработками. Но крестьяне охотнее шли на строительство, например, авиазавода в Иркутске: там хотя бы кормили и давали хлебный паек. А деньги что? Бумага, на которую нечего купить.
Отчаянное положение спасали так называемые спецпереселенцы. Этих людей, привыкших жить своим трудом, раскулачивали – то есть отнимали хозяйство, а самих с семьями насильно высылали подальше.
Так на север Восточно-Сибирского края попали выходцы из Центральной России и с Украины. А еще бесплатную рабочую силу поставлял печально знаменитый ГУЛАГ:
труд заключенных включался в плановую экономику страны.
Но на стройки, в шахты, в небо нужна молодежь – с ее комсомольским задором и патриотизмом, а как ее привлечь? И тогда партия собирала литераторов, музыкантов, художников: вот вам заказ –
ярко покажите советским юношам и девушкам суровую, но прекрасную романтику труда…
Иркутский журналист и писатель Михаил Денискин, для которого один из отдаленных поселков в Мамско-Чуйском районе стал малой родиной, поделился со мной своими воспоминаниями.
– Мой поселок Согдиондон делился на «рудник» и «разведку», – рассказывает Михаил Иннокентьевич. – Условной границей была самая длинная улица, переходящая в дорогу на Базу. У каждой из структур были свои клуб, контора, общежитие, магазин, столярка, конюшня, гараж, детсад. Школа, баня, столовая, больница, хотя и числились на балансе рудника, но тоже были местами «общего пользования».
Внешних различий между людьми не было, однако ж они различались.
«Разведку» населяли в основном геологи и те, кто работал с ними. Тут сама профессия предполагает определенный уровень образования и интеллигентность.
Рудничный народ работал на добыче и обработке слюды. Мужчины – на гольцах, откуда слюду привозили в «цехколку» (слово это стало нарицательным, правильно – цех первичной обработки). Здесь женщины ее «кололи» (отщипывали верхние поврежденные слои) и укладывали в ящики для отправки в Иркутск. И занятые в промышленности не могли быть и не были однородной массой.
Коренными жителями поселка, кроме семей охотников Анкудиновых и Хорольских, были выходцы (точнее – высланцы) из Западной Украины и поволжские немцы – Штельвах, Майер, Шульц, Хорн, Штампф и другие. Эти люди отличались сплоченностью, трудолюбием и опрятностью.
Разумеется, основное население приехало сюда добровольно – за хорошим заработком, горняцким стажем и льготами Крайнего Севера. Была еще прослойка вербованных. В 1950-х годах словечко это носило оттенок презрительности: эти люди покинули родные места, поддавшись уговорам и посылам вербовщиков, которые тогда мотались по деревням и городкам.
Наконец, «мутный» люд. Зеки, отбывшие срок и вышедшие на «поселение». Прячущиеся от алиментов, карточных долгов и кровной мести.
И просто – искатели приключений, перекати-поле, без родины и семьи.
О нескольких колоритных личностях вспоминает Борис Черников, ветеран советской геологии.
Особый народ – алкоголики: они мало общались с коллегами, а лучшими друзьями у них были лошади.
- Конюхом в нашей партии был Даниил Семенович Хмелевой. Как позже случайно выяснилось, он был полковником госбезопасности, служил военным атташе в Афганистане, там у него родился сын. В знак уважения шах Афганистана Закир-Шах за его сыном прислал в роддом личный лимузин (это факт подтвержденный).
Потом началась водка. Скатился до начальника спецлагеря, пошло-поехало, оказался в конюшне геологов. Много читал (у него был уютный угол в конюшне), выписывал журналы, газеты. Когда я отправлялся в Иркутск, Хмелевой просил привезти какие-нибудь книжные новинки, пару бутылок марочного портвейна и побольше цибиков чая (по 25 г).
Великолепным пекарем была жена другого возчика – Данилова. Сам – запойный пьяница, а прежде был полковником юстиции, жил в Китае. Еще один кадровый возчик Курский – бывший машинист московского метро, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, имел много наград войны, откуда вернулся майором. Итог один: водка, северная речка Олонгро, кони...
Еще один возчик – Николай Семенович Стороженко – был экономическим атташе при нашем консульстве на Шпицбергене. Водка переместила его по линии Диксон – Тикси – Мама – Олонгро.
Однажды Стороженко помог мне разобраться с тонкостями заполнения нарядов, составления сводок за месяц. А после, когда я стал начальником партии, увидел, что Николай Семенович долго не прикасается к водке. Я попытался уговорить начальника экспедиции Михаила Карповича Грозина назначить его экономистом-нормировщиком партии. Тот – ни в какую: мол, бывших алкоголиков не бывает.
В конце концов, начальник согласился. И что же далее?
Весь год дела шли отлично, ведь документы готовил экономист высшего класса. К Новому году нужно было сдавать годовой отчет, а мой экономист вдруг запил, да запил мертвецки. Плановый отдел в экспедиции «задымился»...
Но пришел приказ: предоставить отчет после празднования Нового года. Пришлось нам с женой вдвоем над бумагами сидеть день и ночь. Экспедиция сдала отчет в срок. Но мне вкатили строгий выговор за плохую воспитательную работу с кадрами.
Бывшего атташе Стороженко уволили, и он спокойно вернулся к своим коням…
В публикации использованы фото из архива Михаила Денискина
Понравилась наша история? ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ и ставьте ЛАЙКИ. Этим вы поддержите наш канал и не пропустите следующие публикации
А еще вас могут заинтересовать эти наши материалы (жми на заголовки):
- После суток работы на упавшем «Руслане» доктор Красник сжег свои сапоги