Чтобы найти в жизни правильный путь, принять верное решение, не ошибиться, порой бывает достаточно только того, чтобы прикоснуться к истокам своей семьи, услышать истории, которые лучше любого компаса укажут нужный путь.
Вика только что вернулась с отдыха на тёплом море, вернулась в заснеженный свой город, в утопающие в сугробах улицы и переулочки, в ранние сумерки, холод и мрак. Из квартиры выходить не хотелось, принимать подруг и выслушивать бесконечные бессмысленные разговоры не хотелось тоже. Позвонить Захару и признаться, что была не права, гордость не позволяла. «Пусть ещё помучается, - решила она, - если любит, никуда не денется». Вика слонялась из угла в угол, не зная, чем себя занять. Случайно бросила взгляд на книжную полку, вытащила первое, что попалось под руку, открыла книжку наугад, прочитала случайные строки: «Представляю: задумчиво-мудрый, позабыв, что совсем нездоров…» Отшвырнула томик стихов в сторону, ловя родившуюся внезапно мысль: «Как там бабушка? Здорова ли? Давненько я её не навещала… А что? Впереди ещё неделя отпуска, махну-ка я в деревню. Новый год? А Захар? Ну и что? Это даже интересно – встретить праздник в Богом забытом уголке земли вдвоём со старым мудрым человеком. Поговорить о жизни, покопаться в своей родословной, в конце-концов попить козьего молочка. Тоже не помешает. Всё. Решено. Еду».
На самом деле Прасковья Петровна приходилась Вике прабабушкой, но поскольку бабушки своей она не помнила по причине её ранней смерти, то так и получилось, что звала Вика свою прабабушку бабушкой Паней и именно у неё проводила все летние каникулы. Бабушка Паня не только умела терпеливо выслушивать девичьи секреты, но и сама была прекрасной рассказчицей. Причём Вике небезосновательно казалось, что все сказки бабушка Паня не вычитывает в книжках, а сочиняет сама.
Вика добралась в деревню под вечер, когда в приземистых домишках уже начали моргать редкие огоньки. Увидев её на пороге и едва узнав, старушка воскликнула:
- Сокровище ты моё! Золотая моя, вспомнила про старуху! Никто не вспомнил, а ты вспомнила… Раздевайся скорее да на печку полезай, а я сейчас чайник сгоношу. Суп-то у меня из топора сварен, поди не будешь. Будешь? Ой, ты душа моя! Ничто меня сегодня с утра колотит, думала, уж беда какая на пороге, а тут радость… Видит Бог: не ждала, нет, не ждала…
Бабушка Паня рассмеялась молодо, счастливо, раскладывая по столу нехитрые свои припасы.
На другой день они стали готовиться к празднику. Вика, нарядившись в подшитые бабушкины валенки и старенькую душегрейку, прямо по сугробам сползала за околицу и притащила небольшую ёлочку. Отыскали в чулане крестовину, установили.
- А игрушки? Бабушка, были же игрушки, я помню шарики были, космонавты, звезда, вспомни, как в детстве мы наряжали ёлку с Тамаркой, а дед нам помогал.
- Да и не знаю, уцелели али нет, полезай на подволоку, дед, вроде, туда прятал, посмотри там в сундуке…
Вика вскарабкалась на чердак, смахнула рукавом куртки вековую пыль с крышки сундука и подняла её. Игрушки лежали в коробке. Вытащив их, увидела в уголочке какой-то свёрток, завернутый в газету. Вынула, развернула и обомлела: письма! На полуистлевших конвертах было имя бабушки, а фамилия другая. Девичья, не иначе. Вика хотела подшутить над бабушкой, сказать, что почтальон принёс, да побоялась за её слабое сердце, решила сначала сама почитать. «Чего уж теперь, - решила она, - столько лет прошло, какие могут быть секреты…» Она торопливо вытащила первый конверт, достала листочек и побежала глазами по строчкам: «Здравствуй, мое Солнышко! Я поздравляю тебя с Днем рождения! Ровно девятнадцать лет назад ты была маленькая-маленькая и очень хорошенькая. А ещё ты мне сегодня приснилась. Приезжаю я будто бы к тебе, а у вас там праздник, и ты, как всегда, ждёшь, не дождёшься встречи со мной. И тут захожу я. Мы встретились взглядами, ты подбежала ко мне, обняла и крепко поцеловала. Мне показалось, что ты никогда меня ещё так не целовала. Мы долго стояли молча и даже не могли начать разговор, нам было так хорошо, так тепло. А потом я спросил:
- А где же наш Женька?
А ты говоришь:
- Нету Женьки!
И мне стало так обидно… Подумал, что я опять один на всём белом свете и никому не нужен. Но тут мы посмотрели в сторону и увидели, что бежит маленький Женька от твоей матери. Бежит прямо к нам. Я взял его на руки, а он мне сказал:
- Папа, а мы с мамой давно тебя ждём. Ты теперь больше никуда от нас не уедешь?
- Нет, сынуля, больше я от вас никуда не уеду!»
В этот момент зазвонил будильник, на который я сильно обиделся, хотел его даже в окно выбросить. На работе я вспоминал мой сон, и мне становилось легко».
Вика почувствовала, как вспотели руки и бешено заколотилось сердце, она долго стояла в растерянности, ей всегда казалось, что она хорошо знает свою бабушку, а оказывается, у неё вон какие тайны. И маленький мальчик в её сказках, и рыцарь, которого так жарко целовала пастушка, это всё не выдумка? Ой, бабушка, бабушка…
Спустившись с чердака, Вика припёрла бабушку к стенке:
- Признавайся, бабуля, у тебя до дедушки была любовь? – и, не дожидаясь ответа, она протянула ей свёрток с письмами.
Лицо бабушки погрустнело, по нему пробежали какие-то тени, голос срывался и дрожал:
- Прошлое это моё, внученька, не стоит копаться в нём, я уж и сама всё забыла.
- Ой, не забыла, бабуля, я же вижу, что не забыла, да, похоже, и никогда не забывала. Что, так в могилу и унесёшь эту тайну? Расскажи, бабушка, мне очень надо. Очень-очень!
Бабушка Паня внимательно посмотрела на девушку, будто удостоверяясь в том, что той и в самом деле интересно. А главное – интерес не пустой, надо ей это зачем-то.
- Ну, так и быть, слушай… Это случилось за год до войны. К нам на завод приехали специалисты, чтобы помогать нам, налаживать станки, два парня. Один очень хорошо на баяне играл, вот мы с девчонками и позвали их за город. Все танцуют, а я сижу под берёзкой, стесняюсь. А баянист этот все на меня поглядывает и поглядывает. Влюбилась я, да и он тоже начал ухаживать за мной. Такая была любовь, какая только в кино бывает. А потом их отозвали обратно, он из Киева был, парень-то, инженер. Он уехал, а я беременная осталась… Что пережила, врагу не пожелаю. Родила я мальчика, Женей назвали. Он очень радовался, письма часто писал, денег присылал, к себе звал или соглашался совсем ко мне переехать. Я уж было совсем согласилась, а тут – война. Его в первую же бомбёжку убило, они с другом улицу перебегали, друг мне и сообщил. А ребеночка я тоже не уберегла, уходила на лесозаготовки, его со слепой старухой оставляла, вот он и упал в колодец. Стала я опять девкой…
Баба Паня смахнула навернувшиеся слёзы и замолчала, сидела тихо, прижавшись к теплому боку печки, Вика её не тревожила. Потом баба Паня протянула к ней руку:
- Дай-ко, я ещё его письма-то подержу, тепло от них…
Прижала к груди, уносясь мыслями в одной ей ведомые дали.
- Сжечь надо, умру я скоро, чужие люди прочитают да посмеются, скажут: «Панька-то, оказывается, беспутная была, а сама жила, как порядочная…» А я и была порядочная, во всём твоему деду перед свадьбой призналась, мог бы и не брать, а он взял, зато я ни разу твоему деду не изменила, а уж что в душе у меня было, об этом только я знала. Да теперь вот ещё ты…
- Почитай мне, внучка, почитай, раз уж у нас такое откровение пошло, я хоть поплачу по нему, ведь и на могилке ни разу побывать не довелось, а хотелось, ой, как хотелось. Может, ты съездишь, вы теперь ловкие, я расскажу тебе, где это, мне его друг после войны и карточку прислал, там братская могила недалеко от вокзала.
Вика достала ещё одно письмо, развернула и начала читать: «Здравствуй, моё Солнышко! Не обижайся на меня, немножко потерпи, скоро всё будет хорошо. Ты очень хорошая, добрая, я люблю тебя. Ты пишешь, что стала плохая – похудела и боишься, чтоб я тебя не разлюбил. Уж я тебя, мое родненькое Солнышко, буду любить столько, сколько будет моих сил, и никому никогда тебя не отдам. Если родится Женька, я тебя буду ещё сильнее любить…»
- Всё! Хватит! Сил нет больше… Вика, пообещай мне, что выполнишь мою последнюю волю…
- О чём ты, бабушка?
- На похороны-то много народу соберётся, родители твои приедут, сестра, так ты уж как-нибудь незаметно положи мне это письмо в гроб. Положишь, не побоишься?
- Зачем, бабушка? Не побоюсь, конечно, только зачем?
- А затем, глупая, ведь я там его искать пойду, а как найду, что тогда? Я старуха старухой, а он молодой, как я ему докажу, что это я и есть? Вот, глупая, поняла теперь? Говорят, когда любишь человека, то на том свете обязательно с ним встретишься, вот и я об этом мечтаю. И Женя наш там, с ним, я знаю, когда молюсь за них, то всегда Женю на руках у отца вижу. Тяжелая была у меня жизнь, всю мне душу эта любовь выжгла, так жалею, что не уцепилась за него, гордой решила быть. Звал, ехать сразу надо было, может, там бы и сгинули вместе, и не маялась бы я столько лет без него. Душу любовь убила, а вот тело не тронула, живу и живу и меру всякую потеряла. Встретишь, внучка, такую любовь, не гордись, береги её, вспоминай меня и береги, я знаю, о чём говорю.