Уважаемый Дмитрий Андреевич,
Извините за задержку с ответом. Был крайне занят.
2 ноября истекающего года отправил Вам письмо. Мне ответили, что в Вашей газете научные исследования следует предоставлять консультанту, в данном случае, Заякину А. В.
Не будучи знаком с деятельностью Андрея Викторовича, я согласился отослать ему текст, а, получив ответ, был удивлен Вашим, мягко говоря наивным, представлением о науке. Ведь Заякин является представителем той области знания, которую критикую.
Вы возмущаетесь, если жалобу на какого-нибудь начальника передают ему для ответа, а здесь поступаете примерно также. Немудрено, что Андрей Викторович ответил в казенно-бюрократическом внешне корректном стиле:
«Уважаемый Эдуард Олегович,
Благодарим Вас за то, что читаете нас.
Главный редактор поручил мне Вам ответить.
К сожалению, «Новая газета» не является профильным
изданием для публикации оригинальных научных исследований. Мы — общественно-политическое, а не физико-математическое издание. Научные
статьи публикуются в рецензируемых научных журналах. Уже после их
обсуждения профессиональной аудиторией они могут быть пересказаны
широкой публике, а не наоборот.
С уважением,
Ваш,
Андрей Заякин».
Андрея Викторовича, а, возможно — и Вас не задел ни отказ Нобелевского комитета от кандидатуры Менделеева, ни награждение Эйнштейна за мелкую по его масштабам работу, ни то, что Ксанфомалити и его группу даже не пытались выдвинуть на эту награду за великое и никем не дезавуированное открытие на Венере высокоразвитых форм жизни, наверное, поскольку оно не укладывается в концепции современной биологии, ни тот факт (который я не заметил при написании первого письма), что двум нынешним лауреатам Нобелевской Премии по Физике исполнилось 90 лет. Не слишком ли поздно???
Основной же недостаток научной деятельности Нобелевского Комитета вижу в том, что он присовокупляет премию к общему хору похвал, вместо того, чтобы быть впередсмотрящим, и поддержать ученого, если не в самом начале тернистого пути, то вскоре после этого.
Несколько раз предлагал главам Нобелевского Комитета выслушивать доклады претендентов на значительные открытия, и, в случае, если их сообщение убедительно, снабдить не деньгами, а рекомендательным письмом. Эти обращения остались втуне…
Андрей Викторович пишет о том, что «Новая газета» не является профильным изданием для публикации... В общем, наука для ученых. Кое-кто распространяет среди народа, превращаемого в чернь слухи о том, что ученые скрывают скелеты великанов, чупакабру и прочую чушь. На самом же деле, кое-кто стремится скрыть саму науку от масс, заменяя ее презренным научпопом.
Главный свой труд издал в виде книги. Именно о ней веду речь в послании, тогда, как Андрей Викторович, судя по ответу, полагает, что открытия полагается хоронить в ведомственных журналах.
Даже при наличии качественной периодики, важное значение имеет большая научная литература. Назову такие книги, выпущенные уже после учреждения научных журналов, как «Математические основы натуральной философии» Ньютона, «Происхождение видов» Дарвина, «Капитал» Маркса, «Логику научного исследования» Поппера, «Структуру научных революций» Куна и «Краткую историю времени» Хокинга, отталкиваясь от которой, сформировал свой взгляд на Вселенную. Полагаю, что он ближе к истине.
Что до рецензентов, то симпатии к ним Андрея Викторовича вполне правомерны. Ведь подавляющее их большинство является специалистами, и любое мало-мальски достойное новшество воспринимают, как покушение на свою компетенцию.
Да что там специалисты! Идеи Дарвина не признавал академик Агассис; сам Дарвин, живо интересовавшийся современным ему естествознанием, проигнорировал основателя генетики Грегора Менделя; с квантовой механикой не соглашался великий Эйнштейн, но ее признали несмотря на его авторитет.
Нынешние рецензенты, которые мнят себя безгрешными критериями истины, склонны злоупотреблять своей властью, и поощрять серость. От прочего они отделываются общими словами вроде «Автор громоздит беспочвенные спекуляции на вершины беспочвенных спекуляций» — взято из действительной рецензии, которой поверила редколлегия, вместо того, чтобы сделать выговор за пустословие.
Когда видный ученый, после переписки, признал, что работа достойна внимания, и призвал опубликовать ее вопреки его мнению, редколлегия отказалась, поскольку признает лишь бюрократическое согласование, идущее, как правило, за счет истины.
Впрочем, несколько статей, например, «Опыт философско-математического описания Вселенной», «Опыт синтеза принципов относительности и абсолютности», «Основы умозрительной физики», «Доказательство пятого постулата Евклида» и ряд других удалось опубликовать.
Их обсуждала научная общественность, свидетельством чему — приложенные рекомендательные письма. Вероятно, для Андрея Викторовича эта общественность, скажем, правление общества «Знание» или члены Института Зоологии АН Молдовы чересчур узка. То ли дело, общественность «широкая».
Что же делают ее представители? Многие готовы обсудить работу, после того, как это сделают другие... Да и какое дело этой общественности до проведенного впервые в истории исследования физической бесконечности, если можно положиться на коллайдер, и вообразить, будто компоненты корпускулы, некогда назначенной неделимой (по-гречески атомом), а затем разделенной, теперь уже точно неделимы, что, правда, никто не способен доказать.
Поскольку Андрей Викторович является представителем этой общественности, ему и карты в руки. Согласен обсудить с ним свои взгляды, хотя, в сущности, готов бросить вызов всей мировой физике.
Пока же Вы критикуете недостойных ученых, создавая беспросветное впечатление о науке, скажем, о фабрикации диссертаций. Между тем, само свидетельство о готовности к самостоятельной научной работе, которая должна быть проделана под чьим-то руководством, представляет собой показуху, фактическим приглашением к фальсификации.
Всё это есть, но есть и другая сторона медали, которую научная охлократия замалчивает, а вы им потворствуете, создавая впечатление, что у нас существуют только бандиты и тираны, ну, еще и журналисты, которых, благодаря их деятельности, то и дело причисляют к иностранцам. И Вы еще изумляетесь ростом мракобесия, в которое, похоже, вносите действенный вклад, надеюсь, не подозревая об этом.
Напомню, что привел дипломы научных конкурсов, рекомендательные письма от из Института Зоологии АН Молдовы, Тираспольского Государственного Университета (г. Кишинев), наконец, удостоверение лектора Российского Общества «Знание», выданное отнюдь не за пережевывание общих мест. Так, что обсуждения этот труд достоин, равно, как и наблюдения над негативными тенденциями в науке о которых предпочитают молчать, и которые постарался добросовестно исследовать.
Для начала прошу опубликовать это письмо.
Хейфец Эдуард,
Независимый исследователь.
Для ознакомления читателей прилагаю оригинальное послание:
«Уважаемый Дмитрий Андреевич,
От всей души поздравляю Вас с высокой наградой, и надеюсь, что, выдвинув Вас, члены жюри Нобелевского комитета руководствовались самыми высокими стандартами журналистики!
В любом случае, Нобелевский комитет протянул Вам руку действенной помощи. К сожалению, в научной области, дело обстоит иначе. И, если прикладные исследования оцениваются достаточно оперативно, вспомним первого лауреата Нобелевской премии по физике, Рентгена, молодого Резерфорда, и т. д., то в теоретической науке господствует перестраховка, в результате которой Менделеев Нобелевскую премию не получил; Эйнштейну ее дали не за теорию относительности, а за объяснение фотоэлектронного эффекта и, к стыду для нашего времени, не вспомнили об академике Ксанфомалити и его группе, которые, исследуя снимки с Венеры впервые обнаружили мечту фантастов: развитую инопланетную жизнь.
В любом случае, вместо того, чтобы помочь ученому, особенно, ученому-теоретику в борьбе с рутиной, премию выдает после его победы. А ведь известно, скольким ученым не удалось получить признания при жизни! Как говорится, «первые сто лет всегда трудно».
Дважды с перерывом в несколько лет я обращался к председателям комитета с просьбой заслушивать сообщения тех, кто сумел хоть как-то отличиться, и выдавать им в случае успешного обсуждения даже не денежный приз, а рекомендательное письмо, которое открыло бы им двери учреждений и помогло сломить сопротивление научной бюрократии, этих потенциальных саботажников.
Полномочные представители Нобелевского комитета, к сожалению, уклонились от ответа.
С 1991 г. занимался философской критикой, а затем — обоснованием физики. Работы отмечены важными документами, которые прилагаю.
Я пришел к выводу, что любой объект внутренне бесконечен (бесконечно делим). Заметьте, что, если математики безоговорочно признают такой тезис, физики отвергают его, сводя мир к элементарным частицам и к видимой области Вселенной, как будто разрешающая способность телескопа совпадает с ее границами — что никто из них не в состоянии доказать.
Одну из причин вижу в том, что математики в лучшем случае разрабатывали инструменты познания бессчетного количества, принятого ими за бесконечность; в худшем — софистически обосновывали господствующие предрассудки. В частности, Хокинг пишет: «Поскольку математики реально не умеют обращаться с бесконечно большими величинами, это означает, что, согласно общей теории относительности <…> во Вселенной должна быть точка, в которой сама эта теория неприменима». Т. е., недоработки математиков позволяют физикам отказываться от собственных разработок.
Если любой физический объект бесконечно делим, и отличается от других в той или иной пропорции, то пределом его деления будет не какая угодно бесконечность (как полагают математики), а бесконечная совокупность его и только его частей. Математически это то же самое, что х делить на х: бесконечная совокупность граммов, миллиграммов и т. д., составляющих килограмм — это тот же килограмм. В пределе получим единицу бесконечно малого порядка, неделимую далее. Это идеальный компонент, позволяющий исследовать объект на всей бесконечности уровней.
Физики искали его в действительности, подобно тому, как алхимики -- философский камень. Этим объясняется, тот факт, что, разделив атом (в переводе с греческого, неделимый), физики уверовали, что это не опровергает, а, напротив, доказывает атомизм (отсюда, атомная бомба, АЭС и т. д.), после чего принялись искать неделимые основы мироздания в иных эмпирических явлениях.
Остановлюсь вкратце на некоторых следствиях из вывода о наличии внутренней бесконечности и идеального компонента, позволяющего познать ее.
Элементарная единица не может войти в другую и составить две единицы, равные одной. Абстрагировавшись от материи, получим такое ее свойство, как непроницаемость.
Абсолютной пустоты или пространства без материи не существует. Другое дело, пустота относительная, которую следует изучать в философии: область, где объекты столь многочисленны (см. ниже), что их существованием можно пренебречь. Таковы молекулы воздуха, не препятствующие нашему перемещению, прохождению света и т. д. Недаром сосуд, наполненный воздухом, называют пустым.
Приведу соответствующий пример из умственной области. Когда беседовал на эту тему с одним философом (по диплому), тот заявил, что существует мно-о-ого теорий, т. е., что его голова относительно пуста.
Из бесконечности следует, что любая единица состоит из множества, а множество — из единиц. Между ними протекает непрерывная борьба, т. е. движение. Достаточно ярко оно проявляется в общественной стихии. Недаром говорят «подавляющее большинство». Приведу еще пару поразивших меня примеров. На одном митинге в Одессе встретил человека, с лозунгом: «Верните мне мое имя; я Русь, а не Украина!». Ну да, стоит переименовать ее, и все сделаются русскими — а русских станут называть москалями. Примечательно, что этот тип отождествил себя со всей страной, т. е., с множеством людей, не спрашивая их мнения.
В другой раз выслал знакомому, заслуженному учителю свой афоризм: «Дорога ложка к обеду, а информация — к размышлению». Немедленно откликнулось несколько участников, которые молчали достаточно долго. Об афоризме не упомянул ни один из них. Зато каждый написал по длинной и глупой статье, чтобы количеством задавить качество.
Находил я яркие примеры такой борьбы и в природе. Но от других примеров воздержусь.
Поскольку такая борьба или движение пронзает все бытие, нет более или менее подвижной материи. Это следует и из механики, распространенной на бесконечность: в отсутствии абсолютной пустоты, чтобы сдвинуться, следует сдвинуть эквивалентный объем.
Отсюда, в кристалле за секунду произойдет столько же изменений, сколько в таком же объеме дыма. Не углубляясь в рассуждения, скажу, что кристалл представляет собой совокупность замкнутых потоков. Их скорость определяет его твердость; их координация, без которой он развеялся бы при дуновении ветра — гармонию его форм.
К подобному выводу подошел ряд естествоиспытателей второй половины ХІХ в. — Максвелл, Менделеев, Томсон-Кельвин.
При этом они упустили философский аспект, который продолжительное время не замечал и я: указанные потоки, в отличие от стихии, не просто текут, но, подобно потокам крови или цитоплазмы, направлены на созидание формы, столь совершенной и постоянной, что мы принимаем ее за неподвижную.
Но, дабы видеть или осязать «неподвижный» кристалл, точнее, его образ, надо жить, т. е., обладать внутренним движением. Вспомним, что и свет, с помощью которого мы видим, не стоит на месте, а летит с огромной скоростью. В общем, созерцаемый вывод о неподвижности предмета основан на постоянстве образа, а оно — на движении.
Сказанное относится и к оригиналу, который, стремится сохранить постоянство через постоянные изменения и вопреки им, а значит, — является живым организмом; обладает своего рода инстинктом самосохранения, следовательно, способностью оценивать, т. е., ощущать собственное состояние. Практически вся Вселенная является океаном, наполненным живыми организмами и Венера не составляет здесь исключения.
Неживым является лишь множество. Таков труп — бывшее единство, превратившееся во множество (органов, клеток, молекул и т. д.); такова стая рыб, которая не является живой, несмотря на то, что состоит из безусловно живых существ и т. д.
Уровень, на котором проявляется постоянство, и который я назвал значимым, является конечным, несмотря на бесконечную основу. Этим объясняется ограниченность наших чувств и приборов. Соответственно, различие между конечным и бесконечным относится к области философии, а не математики, которая затрудняется объяснить, почему единица конечна, а ее треть, записанная, в виде десятичной дроби — бесконечна.
В 2000, 2007 и в 2019-х годах выпускал малыми тиражами свою книгу «Умозрительная физика, или физика элементарных понятий». Последний раз опубликовал ее в 2020 г., естественно, переработав прежний вариант. Благодаря экономии из-за пандемии тираж составил уже 2 тыс. экземпляров.
Хотел бы еще раз поработать над ней, а главное, — перевести новый вариант на английский, дабы бросить вызов позитивистам на Западе. Средств недостаточно (один лишь перевод стоит порядка 15 тыс. долларов), а потому стараюсь принять участие в конкурсах с денежными призами.
Шансы не очень велики. Такому открытию вряд ли обрадуется сообщество, разрабатывающее чисто физические теории на сугубо опытной основе.
Не хотите ли Вы осветить данный случай?
Со своей стороны, готов бросить вызов физикам на самом высшем уровне, и обсудить положения своей концепции очно или онлайн.
Жду ответа,
Хейфец Эдуард,
Независимый исследователь.