Клерон со своим стремлением увидеть людскую непохожесть, поисками того, что романтики назовут потом местным и историческим колоритом, была бы романтической актрисой, когда бы не непростительное для романтика отсутствие темперамента. «Гармония чувства и разума» никак не давалась французской сцене. Она и не была на ней в ближайшие десятилетия достигнута, ибо романтизм решительно сместил акценты в сторону чувства.
Однако к относительному равновесию этих двух начал французское Просвещение все же пришло – на последнем своем этапе, в творчестве Тальма. Речь идет о «равновесии», а не о гармонии, потому что взаимопроникновение этих двух начал оказывалось отнюдь не полным. Технику Тальма сравнивали с техникой ораторов революции того времени, когда он приобрел свою славу. Тальма достаточно долго «убеждал зрителя», «растолковывал» ему причины и закономерность своего поведения, а затем следовал эмоциональный «бросок» и артист властно вел зрителя за собой. (Говорят, точно так же была построена речь Камиля Демулена в саду Тюильри, когда он поднял народ на штурм Бастилии.)
Тальма первый на французской сцене ввел подлинный исторический костюм. Он первый ввел портретный грим (Дюмениль вообще не признавала грима, говоря, что он мешает ей играть). Его эмоциональные «броски» обладали поистине романтической силой и непосредственностью. Он, подобно романтикам, высоко ценил Шекспира. Он чуть ли не во всем был подобен романтикам и он никак не был романтиком, ибо опирался на рациональное.