Улицы столицы. Они всегда оживлены, по ним вечно снуют прохожие, мчатся во всю прыть рысаки, запряженные в коляски на резиновом ходу, тут же тащатся «ваньки», перевозящие груз с какого-нибудь петербургского вокзала в складские помещения, запряженная клячей с понурой головой едет конка, и во весь световой день вы можете видеть постоянную толпу, снующую туда-сюда, спешащую или же просто праздно шатающуюся.
Утро для петербургских улиц – время спешки. Спешат все. Рабочие на заводы и фабрики, чиновники на службу, студенты на занятия, ученики в классы, хозяйки на рынок за продуктами на обед, торговцы-разносчики на рынки взять товар для последующей продажи. Все куда-то спешат, куда-то идут для какого-нибудь дела, никто не остановится и ни засмотрится по сторонам. У всех лица сосредоточенные, в руках неизменно портфель либо же какая-нибудь кладь.
К полудню картина меняется. Тут уже нет той утренней спешки, нет того напряжения на лицах прохожих, все идут степенно, но все же со знанием дела. Дамочки в пошивочные мастерские для снятия мерок для нового платья, молодые люди-франты только недавно проснулись и предаются воспоминаниям о вчерашней попойке и просиживанием за карточным столом до утра. Человек без занятия, но со средствами, степенно идет по своим яко бы неотложным делам. Гувернантка, выгуливающая барчуков по Невскому проспекту, и желающая добраться до ближайшего сквера и приятно устроиться на скамейке совместно с такими же своими подругами, каковые так же пришли сюда с детьми их хозяев. Экипажи несут своих седоков в рестораны – отобедать, или же обделать операцию на бирже.
Вечер – время самое что ни на есть занимательное во всех отношениях. Молодые повесы уже готовятся продолжить не окончившийся спор за карточным столом, женщины, модисточки, прячущие свои розовые щечки в стоячие воротники от любопытных взглядов молодых франтов с заколками на галстуках. Площадки около театров запружены элегантными экипажами по поводу посетившей нашу столицу иностранной дивы, или же новой премьерой. Для ресторанов и игорных домов и бильярдных клубов работа только начинается.
Но всегда, во все время, вы неизменно увидите и услышите стоящего на углу улиц нищего, протягивающего к вам руку, в надежде что вы не пройдете мимо него бед подаяния, и тоненьким и жалобным голоском говорящего уже выученную и тысячу раз проговоренную им фразу: «Подайте бедному копеечку на хлеб! Подайте ради Христа!» И вы вглядываетесь в лицо и внешность того, кто так жалобно и заунывно испрашивает у вас подать ему.
И вот кого вы, собственно, видите перед собой. Отставной солдат, вместо ноги деревянный костыль, стоит, вытянувшись, как подобает в строю, взгляд его грустен, но все же его вид внушает вам уважение. И вы думаете, что вот он, отслуживший верой и правдой, и потерявший ногу и здоровье в войне с турками, а по волею судьбы оказавшись никому не нужным, и ваша рука невольно тянется в карман за монетой. Но если вы наведете справки о нем, то, к вашему удивлению, обнаружите, что он ни дня не служил ни в какой должности. А нога его попала под вагон конно-железной дороги, когда он в сильно подпитом состоянии возвращался домой, и искромсала ее ему так, что в больнице пришлось ему эту самую ногу ампутировать выше колена. После того, немного погоревав, решил он заняться нищенским ремеслом, потому как для этого имелось у него все в наличие. И, купив на толкучке старый военный мундир и шинельку, надев их, стоит он в людном месте, прислонившись к фонарному столбу, и с твердостью в голосе выпрашивает у прохожих подать ему – герою турецкой баталии. Он конечно же мог идти в богадельню, но там строгие порядки по поводу потребления вина, а он без этого жить никак не может. Потому и приходится ему каждое утро выходить «стрелять» себе на пропитание, ну и конечно же на выпивку.
Женщина с детьми. Невольно кидается в глаза женщина, сидящая прямо на мостовой, у которой грудной ребенок на руках, а поменьше мальчик держится своими детскими руками за подол ее юбки. И вы неизменно подумаете, что она потеряла кормильца, ее муж или же упал с крыши во время строительных работ, или его задавило машиной на заводе, и она осталась одна, никому не нужная, да еще и с двумя малыми детишками. Но на поверку оказывается, что дети вовсе не ее, а взяты у вдовы на «прокат» или «на воспитание» как говорится на жаргоне нищих, за плату от 30 копеек до 1 рубля в день.
А вот и слепец с поводырем – еще мальчиком или же подростком. И он всячески своим видом и движениями показывает прохожим то, что он совершеннейше ничего не видит. Но вы удивитесь, как этот «слепой» улепетывает от полицейского патруля, оставив своего поводыря, пытаясь скрыться от полиции в толпе или же в ближайшем переулке и в проходном дворе.
Но вот вы встречаете дошедшего до последней стадии нужды человека, судя по его одежде и внешнему виду, с интеллигентным лицом, но со следами обильного излияния горячительный напитков. Вы, подав ему на пропитание, немного отойдя, вдруг вспоминаете, что это же Николай Иванович, работавший чиновником в интендантсве вместе с вами, и в свое время оказавший вам услугу, но через некоторое время он проворовался, его судили, и отбыв наказание, он дошел до нынешнего состояния. Вы возвращаетесь к нему, и убеждаетесь, что это именно и есть тот Николай Иванович. Вы интересуетесь его нынешнем положением, пытаетесь ему помочь – возвернуть его к нормальной жизни. Но не трудитесь, он вас не услышит и не оценит вашего труда. Он уже привык так жить, и его эта жизнь в высшей степени устраивает. Ему нравиться быть такого рода «перекати-полем», и другая, прошлая жизнь, его уже совершенно не интересует.
Ну а если вечером, после «трудового» дня нищего, вы посетите определенные ночлежные дома, которые облюбовала эта братия улиц, то вы неизменно встретите их всех празднующих окончание очередного дня трактире, который располагается на первом этаже ночлежки, и который принадлежит хозяину ночлежного дома. Он рад такому контингенту, потому как каждый божий вечер нищенствующая братия изрядно оставляет из своих выпрошенных денег «на пропитание» в этом его заведении. Тут же собираются не только профессиональные нищие, но и разного рода ворье, представительницы древнейшей профессии, хулиганствующие и другие темные личности. Тут же сбывается краденое, и тут же «вспрыскивается» хорошо провернутое дельце. Есть конечно же у нас в столице и ночлежные дома бесплатные, где еще тебя и кормят, вечером - похлебка, а утром - чай с хлебом. Но этих личностей в такие дома на загонишь. Тамошние порядки не разрешают распитие горячительных напитков, а им без этого никак нельзя. Это для них и отрада и необходимость. Именно в них они топят и свою совесть, и все то человеческое, что у них еще осталось. Водка – вот предмет всех их желаний, и только она дает им силы и физические, и моральные с утра снова оказываться на улице в их излюбленных местах, и снова и снова наводить на себя немощный вид, жалобный взгляд, и выпрашивать у прохожих какую копейку «Христа ради на пропитание».