Шуты существовали всегда для увеселения монархов и двора. Но почему-то чаще всего эти люди не ассоциируются с безудержным весельем. В историю или в литературу они заходят обычно на на волне некой драмы или неоцененной вовремя мудрости. Собственно, не так много шутов нам известно. А те, чьи имена дошли до нас, заслуживают особого рассмотрения.
Сегодня о польском шуте. Его звали Станчик. Это уменьшительная форма от его полного имени Станислав. Он служил при дворе Великих князей литовских, они же польские короли. Настолько он впечатлил современников, что образ этого шута оброс за века легендами, продраться сквозь которые непросто.
Вероятно, это был некий представитель обедневшего дворянского рода, получивший неплохое начальное образование, понимающий в великосветских делах. Острота ума и языка Станчика позволили оставаться при дворе и, по сути, прожить жизнь на королевских харчах. Попал на службу к Александру Ягеллончику. Потомок Ольгерда и Гедимина, Александр был женат на дочери нашего Ивана III Елене.
Станчик только только становился в своей роли. Он приглядывался к тому, что происходит и понял, что не до смеху вовсе. Даже шуту было понятно, что главный соперник - Московское царство становится сильнее, а король со своими родными не может найти общего языка, расшатывая государство. Александр женился на дочери Ивана III в надежде на возврат земель, утраченных в войне с русскими. Но Иван не собирался ничего возвращать. Жена тоже оказалась своенравная и отказалась принимать католичество. Получается, что король женился просто по любви, где это видано? Нет, он и правда любил Елену, но стране требовался иной результат, а не удавалось даже наследника зачать. В итоге Александр разболелся, умер.
Станчик перешел к новому королю, брату прежнего, к Сигизмунду. Вот тут уж был повод для горького юмора. Шут старался выпятить нерадивость короля и его окружения, акцентировался на их недостатках.
Сигизмунд одновременно воевал по всем направлениям, не фокусируясь ни на чем конкретно. В результате не было четкой внешней политики и всё происходило по воле случая.
Вот пример, который для Станчика был очень показательным. Сигизмунд любил охоту и как-то на одном из подобных увеселений, когда никак не могли сыскать зверя, приказал выставить содержащегося уже долгое время в клетке медведя. Тот, за годы в неволи был изрядно раскормлен, силен, истосковавшийся по охоте. Когда его выпустили, то не бежать бросился, а наоборот, напал на присутствующих. Кого-то помял, кого-то хорошо исцарапал, пока смогли совладать с ним. Так вот, Станчик после этого постоянно напоминал Сигизмунду: "не надо выпускать медведя, который и так уже сидит в клетке".
Это относилось и к международной политике, когда Сигизмунд не хотел придерживаться мира, а искал новой войны, не считаясь с результатами.
Когда Василий Третий отобрал у Литвы Смоленск, Сигизмунд был на очередной пирушке, праздновал незначительные победы, день рождения жены. В общем поводы находились всегда. Ему доложили об этой стратегической потере, но тот отмахнулся и сказал, что сейчас не время это обсуждать.
Польский художник Ян Матейко сумел передать всю нелепость этой ситуации. Шут сидит в одиночестве, горюет над донесением о потери Смоленска. А на заднем фоне веселье королевское. Такой вот шут-патриот получился.
В этом и беда шутов. Им говорить можно всё, что угодно, но никто не хочет воспринимать их всерьез. А вот королевским советникам, кому положено говорить всерьез, часто не хочется или просто нельзя озвучивать реальное положение вещей, а уж, тем более, призывать политика к каким-то действиям.
Станчик же хотел ярко указать королю на то, что потеря Смоленска не проходное событие, а ведет к изменению баланса сил в регионе. Но всё должно быть органично и к слову. Поэтому вскоре случилось, что шут зачем-то ушел из дворца бродить среди простых людей. Там его, разумеется, какие-то местные ребята поймали, отобрали одежду, поколотили. Вернулся к королю шут голый, печальный.
Сигизмунд со всей своей любовью стал успокаивать Станчика: "Не печалься, ну отобрали одежду, что уж теперь горевать". И это было на глазах у придворных, которые стояли и хихикали, мол, доигрался шут. А он вдруг совершенно спокойным голосом, глядя в глаза своему великому повелителю сказал: "Да, ладно. У меня одежду отобрали. У тебя целый Смоленск отобрали. Тебе печалиться следует". Это прочно засело и у Сигизмунда, и у окружения. Возникает даже мысль, а не организовал ли Станчик сам свое ограбление, чтобы красочно сделать заявление.
Станчик высмеивал и шляхту. Ему-то было известно про этих людей многое. Он подчеркивал грехи и проступки великих мужей на глазах у короля. Но это же шут. Разве ж после его слов нужно принимать серьезные решения?
Станчик пережил и Сигизмунда, хоть тому век был отмерен немалый. Прослужил шут более полувека, стал свидетелем тому, как на востоке восходит великая фигура Ивана Грозного в противовес угасающему роду Ягеллонов. Кто же мог подумать, что всего за оставшуюся половину 16-го века ситуация изменится в корне, и уже Польша станет претендовать не только на Смоленск, но и на всю русскую корону. Такое даже шуту не приснится.
А были шуты и у нас:
Ставьте лайк, подписывайтесь, пишите комментарии - нам приятно. Делитесь с друзьями в соцсетях.