Она подняла голову к небу. Пушистый снег кружился, танцевал, хаотично перемещаясь между резными крышами домов. Ей захотелось стать одной из них, таких беззаботных, смеющихся снежинок. Она словила замерзшей рукой немного снега и грустно улыбнулась. Ее золотистые, как солнце, и прямые, словно дорога в рай волосы, стали влажными. Она еще месяц назад собиралась от них избавиться, полагая, что именно так и нужно поступать в тяжелые периоды жизни. Слева от нее показалось окошко с горячим кофе. Для нее, прирожденной совы, это была целая традиция - покупать кофе с утра. Крепкий, в большом стакане, без сахара и молока. Она неизменно таскала в кармане замшевой сумки маленькую «Аленку», которая была сладким балансом к горькому, но жизненно-необходимому кофе.
«Капучино стандартный, пожалуйста», звонко сказала она и вздрогнула от своего голоса. Больше никакого терпкого кофе, сигарет до позднего вечера и таких родных, теплых разговоров по телефону. Эти обряды за последние 5 месяцев стали невыразимо привычными, и дающими желание жить.
Капучино был отвратительно приторным и совершенно чужим. Сделав несколько глотков, она швырнула его в урну. Пластиковый стакан приземлился с грохотом, отозвавшись неприятным эхом.
«Идти, просто идти, куда глядят глаза». Она переступала по скользким, нечищенным улицам осторожно и неуверенно. Сегодня была суббота, и ранним утром на центральных улицах Москвы веяло пустотой и одиночеством.
«Ты такая смешная, когда пробираешься сквозь сугробы, как медвежонок, такой несуразный и родной». Слова из прошлого пришли в голову и стали разбегаться мурашками по коже. Его голос, всегда сильный, строгий и с насмешкой. Она всегда терялась от его слов, и мгновенно заливалась краской. Безусловно, он это замечал, и ласково называл ее «наливное яблочко», от чего она краснела еще больше.
Ей всегда хотелось быть такой самодостаточной и смелой, чтобы парни теряли все слова. Она даже как-то старалась репетировать свою уверенную речь, вставляя в нее саркастические фразы. С остротой языка у нее все было в порядке, но вот заявлять о себе в манере стервозно-равнодушной, ей не удавалось никогда. Может, все дело в веснушках или открытых и светлых глазах? Может, в ее тоненьком голосе, который предательски становился совсем писклявым в момент волнения?
Ясно было одно: стать томной пантерой или яркой львицей ей не по силам. А вот неуклюжим медвежонком с красными щечками - самый раз.
Она увидела его впервые около деканата биолого-химического факультета. Она, студентка-отличница, редко заглядывающаяся на парней, а чаще в учебники, в одну секунду стала красной. Лицу стало жарко, руки зачесались от раздражения, а походка стала сбивчивой и хаотичной.
«Привет, ты не знаешь, где найти вашу химичку Колпачкову?», его слова зазвучали эхом во всем коридоре.
Она на миг растерялась, замялась, не понимая, к кому он обращается. Поняв, что вопрос был задан ей, тихонько улыбнулась и ответила: «Ее фамилия - Колпакова. Нина Александровна».
«Да, точно! Ну фамилия у нее говорящая, накрыла всех колпаком! Вот зачем, нам физрукам эта химия?», он смотрел ей в глаза, а казалось, что в душу.
Она несмело подняла голову и взглянула на него. Черные как уголь глаза, такие же черные волосы. Улыбка, как оскал, наглая и смелая. Слева ямочка, которая плохо проглядывается сквозь щетину трехдневной давности. Бесспорно он был красив...