Мне было 13, когда дедушка покончил с собой. Брату Женьке ещё меньше, 11.
Мы жили в своём доме деревне в 3 километрах от Азовского моря с мамой, бабушкой и дедушкой. В тот июльский вечер возвращались с пляжа с гостившей у нас семьёй, приехавшей отдохнуть из душного города.
На повороте к нашей улице стояла мама в синем платье; я с того времени только стала замечать, что плечи у неё уныло смотрят вниз. У неё была короткая стрижка и мелкие кудряшки, это химия называется. С заплаканным лицом она что-то прошептала взрослым и ушла, а нас повели по нашей же улице в противоположную дому сторону.
Издалека мы с Жекой видели машину скорой и милицию: они то уезжали, то приезжали. И молча в один голос перебирали возможные варианты. Когда приходили самые страшные мысли, испуганно переглядывались.
Потом машины уже совсем долго не возвращались, и на дорогу вышла мама, помахала рукой.
Мы пошли, нет, побежали.
Бабушка сидела на лавке, откинув голову с закрытыми глазами, рядом стояли баночки и пузырьки, ватка с нашатырём. Мама в воротах всхлипнула: «Дедушка повесился…»
Двор стал чёрно-белым и жутким.
Женька мотался по двору в поисках объяснений. Нашёл. Комната была заперта и зашторена. Туда нельзя.
Шум пропал, и мы остались одни со всем этим.
Дедушку мы любили и знали, что он любит нас. Он мастерил игрушки, пугал из-за двери и смешно ворчал на сырники.
В ночь накануне громко плакал и молился во дворе. Никто не спал, но никто и не пошёл к нему. Мы смотрели в окно долго-долго, а он всё сидел на корточках у гаража и говорил непонятные мне тогда слова, просил прощения.
По какому-то обычаю тело умершего должно переночевать в доме. Вот это мне далось тяжело. Не хотелось заходить в дом, страшно было оставаться одной. Как я уснула в ту ночь, не помню — все ходили туда-сюда, по дому, двору, готовились к похоронам.
Потому что всё было очень-преочень хорошо, и это внезапное «плохо» ворвалось без стука. Хотя, наверное, взрослые что-то замечали.
На похоронах было нормально, даже торжественно. Лицо дедушки в гробу не пугало, кругом были люди, все плакали, и потому плакалось легко и освобождающе. Потом долго и часто хотелось плакать, но не получалось. Мама с бабушкой плакали уединённо, в себя, и мои слёзы как-то вроде были не к месту.
Хотелось говорить, вспоминать, спрашивать, хоть как-то что-то понять напрямую, а не выуживая из обрывков взрослых разговоров, при которых присутствовать было не велено. Этого не хватало. Очень. Создавалось напряжение, туманом обволакивало мысли.
Дедушка снился, часто, в одних и тех же молчаливых непонятных снах. Я уставала от этой таинственности и сдержанности. В ту комнату я зашла только, когда пришло время топить печку, она там была. Не могла раньше.
Жека среагировал иначе. Как только комнату открыли, он стал в ней спать. Принял пост единственного мужика в семье.
Раньше пошёл, в 4 зачитал, в 15 закончил школу. Даже тогда, более 20 лет назад, я уже была немного на этой волне. Это создаёт ощущение лёгкости, опережения, безопасности.
А проживание утраты, особенно в таких обстоятельствах не поторопишь. Но можно понизить градус напряжения, тревоги, ощущения потери опоры.
Быть рядом. Открыто говорить о своих чувствах. Это вообще всегда, не только в критических случаях. Что грустно, и комок, и скучаешь. Сто-пятьсот раз сказать, что ребёнок точно не виноват. И что непонятно и растерянно, но мы будем потихоньку собираться в кучку.
Позволить спросить. Ответить на озвученный или только посмотренный украдкой вопрос. Последние — самые остро вопиющие к реакции.
Объяснить. Обнять. Налить чай. Пойти пожить кусочек жизни. Вместе. Идти дальше.
Спросить, что чувствует, что сделать, чтобы стало лучше.
В нашей семье не было принято попросить выслушать или объяснить. Попросить можно было мороженку, новую шапку или чтоб бабушка испекла печенье. А такое… мне даже в голову не приходило.
Оно выходит потихоньку из головы, медленно, но выходит. Если его есть куда и в чьём присутствии ребёнку выпускать. Останутся воспоминания, фотографии и грусть.
Присутствовать ли детям на похоронах?
Кто знает… Иногда так получается, и уже не до инструкций. Вид мёртвого родного человека и на взрослых производит впечатление, что уж о детях говорить. Их гибкая психика рано или поздно это переварит, но картинки всплывают ещё долго в памяти или снах.
У детей есть период, когда они спрашивают о смерти сами без повода — это 4-5 лет. Это нормальный этап развития. И хотя они сами об этом заговаривают, я бы уберегла их от участия в подобных мероприятих. Лет до 10, а то и позже.
Жизнь иногда сталкивает нас со смертью, гораздо чаще, чем хотелось бы. Лично мне хотелось бы никогда. Вряд ли мы можем всё предусмотреть, но заглянуть за кулисы детского и подросткового восприятия можно, чтоб понимать, как там оно у них, у бывших нас, происходит.
Если вам тоже думаете о том, как найти общий язык с детьми, подписывайтесь на наш канал!
Опубликовано ЦСО "Хочу Учиться" школьная аттестация онлайн
Автор: Яна Набокова, мама первоклассника на СО, педагог, писатель
Читайте другую статью автора:
Подборка книг о том, как пережить потерю:
Как поговорить с ребёнком о смерти и справиться с горем: подборка книг