Гудериан в мемуарах утверждал: «Гитлер сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию». Он был уверен, что это удастся легко: «Исход войны в большей степени будет зависеть от эффективных и стремительных действий танковых и моторизованных соединений». Все боевые действия строились в СССР планировались, по сути, на средневековом принципе: «Армия кормится войной». Немецкий историк Р.-Д. Мюллер подчеркнул, что на территории Советского Союза экономический штаб ОКВ рассчитывал захватить около 75% советской промышленности, а также необходимые сырье и продовольствие для дальнейшего ведения успешной войны. Такие идеи родились из главной убеждённости немецкого командования в том, что германская армия неизмеримо выше Красной армии, и дело здесь не только в трудностях войны СССР с Финляндией. Немецкие офицеры с пренебрежением вспоминали безуспешные попытки большевиков остановить наступление кайзеровских войск в 18 году (только в СССР праздновали 23 февраля, полностью выдуманную победу, в реальности кое-как собранные отряды бежали от немцев, и большевик Дыбенко бежал быстрее всех, чудом избежав потом трибунала за трусость).
А бои с царской армией убеждали, что "русский каток" неповоротлив, плохо обучен и почти неуправляем.
Главной проблемой, а потом роковой ошибкой стратегического планирования Третьего рейха на Восточном фронте была тотальная недооценка противника, полное пренебрежение как умениями полководцев, так и качествами солдат.
Именно это привело к катастрофе немцев в Сталинграде: как же так, мы проламывали их оборону, танки катились вперёд, самолёты расчищали путь, пехота доколачивала разрозненные очаги сопротивления, а потом всё повторялось до тех пор, пока немцы не упёрлись в разрушенный Сталинград. И Паулюс был убеждён: мы всегда побеждаем, мы идём дальше, поэтому ещё один штурм, ещё один батальон ввести в город, ещё одну танковую роту бросить на эти развалины, ещё один, решающий удар – вот же победа, рядом!
Немецкая армия могла жить только наступлением, оборона означала поражение, утрату инициативы, потерю и темпа, и времени. Только катящийся камень опасен!
И это пренебрежение противником сказалось и в Сталинграде в конце 1942 года. Для армии Паулюса остановиться означало погибнуть, и он первым это понял: каждый завтрашний день был хуже, чем вчерашний – ведь немцев отрезали от снабжения. Люфтваффе пыталось организовать воздушный мост, но возможностей своей авиации не хватало, а советские ВВС выросли. Армия Паулюса стремительно теряла боеспособность и держалась только дисциплиной и волевым усилием, нужно отдать должное немецкой пехоте.
И прорываться при этом было бессмысленно – чтобы почувствовать себя в безопасности, немецкой пехоте предстояло пройти сотни километров по ледяной степи под ударами советской авиации и маневренных частей. Перед этим надо было прорвать стенки котла. И сделать все это без снабжения – выйти из окопом было бессмысленно, просто размазали бы по степи.
Поэтому немцам оставалось тянуть время, давая другим германским армиям возможность эвакуироваться с Кавказа, пока еще не поздно. Они и сидели до самого февраля 1943 года. Но солдатам Паулюса это помочь уже не могло – попав в смертельную и с умом построенную ловушку, они были обречены.
Это был результат того самодовольного убеждения, что никто не способен остановить немецкое наступление. Сталинград показал, что такая сила появилась, а Курская дуга подтвердила, что авантюра может затянуться, но финал уже ясен.