Ветер усилился, всё сильнее качая ветви кустов и деревьев. Мороз куснул щёки малышу и забрался под фуфайку. Платок, снятый Сашкой с пояса, валялся на снегу, на него были сложены прутья. Пока малый собирал веточки, ему было не холодно, но когда присел отдохнуть на пень, руки и ноги его защипало. «Жаль, нет спичек, я бы костёр разжёг»,- подумал он, вставая. Закинув, как взрослый дровосек, вязанку веток на спину, он зашагал к реке, ступил на лёд и, минуя проталины, направился к берегу. Трудно дался ему подъём по откосу. Но, наконец-то, пекарня. В окне показался кулак. «Это понарошку,- подумал малый,- я молодец: принёс дров». Он вошёл в избу.
- Вот и я – на зиму дров заготовил! - громко проговорил.
Посредине комнаты, подперев бока руками, стояла Полина.
- Явился, паразит! - зашумела она.
Малышу стало обидно, что тётя Поля кричит на него. Он брови нахмурил, зашмыгал носом и, со слёзками на глазах, сказал:
- Я за дровами ходил, а ты ругаешься...
- Тебя не ругать, а уколотить мало! - продолжала кричать Полина, расстёгивая пуговицы на фуфайке мальчика.
Повесив на гвоздик фуфайку, она выскочила в сени, чтоб выкинуть его прутики.
- А где топор? - раздался крик. В горле у Сашки пересохло: он вспомнил, что забыл топор за рекой.
Полина влетела в избу:
- Убью, змеёныш: последний мой топор утащил! - закричала она и шлёпнула Сашку по спине:
- Замолчи, не то ещё получишь!
Малыш с трудом сдержал плач, робко поглядывая на тётку, и стал стаскивать с ноги подмокший ботинок. Длинный Зинкин чулок сполз с ноги, потому что не оказалось резинки. Полина посмотрела на него и опять подпёрла бока руками.
- И резинки посеял, паршивец… Навязался, завтра же к бабке отведу!
Послышался за дверью шум, вошла Зина.
- Явился! - отдышавшись, она обняла Сашку.
На щеках малыша блестели слёзы; он прижался к сестре, его тельце вздрагивало. Зина осуждающе глянула на мать, которая повязывала тёплый платок перед зеркалом.
- Он не сделал ничего плохого, так за что ты его? - возмущённо обронила Зина.
- Не сделал? - в свою очередь возмутилась Полина.- Топор посеял, резинки посеял, сам мог утонуть! - стала она загибать пальцы.
- Топор я принесла, за дверью поставила.
Малыш перестал хныкать и покосился на злую тётку, протянул:
- Топор нашёлся, и резинки найдём, а ты ругалась, - сказал он, уткнувшись сестре в коленки.
- Не плачь, Сашенька, охота тебе плакать? - проговорила Зина, когда Полина удалилась.
- Ты не знаешь, почему плачу,- ответил малыш, вытирая грязной ладонью щёки. -Она отведёт меня домой...
- Не отведёт: у неё недостача, ей совсем не до тебя, - серьёзно, как взрослому, объяснила Зина. Малыш понимающе мотнул головой.
Полина Семёновна проторговалась.
«Столько лет в торговле работает, - толковали местные бабы, - а торговать так и не научилась. - Где видано, чтобы продавец сам без хлеба остался?»
- Без хлеба осталась, - пожаловалась Полина знакомой старухе, - за целый месяц карточки отдала.
- Что ж плохо торговала, Полина Семёновна? - подзадорила её старуха, принимая с весов свежевыпеченный хлеб.
- Не могу по-другому, - ответила Полина. - Если недовешу хоть один грамм, так потом думаю, что у человека дети дома голодные, а я его обвешала.
Много было разговоров в магазине меж сердобольных бабок. Семья Полинина постилась. Но потом случилось нечто: из пришедших за хлебом жителей посёлка довесок никто не взял. Полина растерялась, увидев на прилавке гору из хлебных кусков.
- Мама, неужели этот хлеб весь наш? - спросила Зина.
А у Полины перехватило горло, она лишь закивала.
- Много как! - восхитилась Зина. - Куда столько денем?
- Как куда, есть будем! - вскричал Сашка и, взяв большой кусок, с жадностью в него впился зубами.
- Кушайте, милые! - сказала Полина, не сдерживая слёз. «Какие у нас добрые люди!» - подумала.
Продолжение следует...