О жизни Исилькуля в начале прошлого века, о поступках и чувствах его жителей в переломный момент, какими они виделись подростку, а затем, спустя полвека, интерпретировались с учетом накопленных знаний, опыта и идеологических убеждений, - в собственноручно написанных воспоминаниях сына первого Исилькульского совдеповца Николая Иванова.
План и две тетрадки
Неисповедимы пути истории. И столь же непостижимыми были обстоятельства и маршруты, какими эти воспоминания попали в Исилькульский историко-краеведческий музей.
Несколько лет назад в адрес музея пришла бандероль с двумя большими исписанными тетрадями и от руки нарисованной на миллиметровке форматом А3 «Схемой Исилькуля периода 1916-22 годов».
В сопроводительном письме говорилось: «К Вам обращается бывший журналист, ныне пенсионер Владимир Корчин из г. Навашино Нижегородской области. Много лет назад мне совершенно случайно мой навашинский знакомый передал воспоминания Н.Р. Иванова об исилькульских событиях революционных времен. У местных краеведов бумаги эти не вызвали интереса (сторона-то дальняя – Сибирь, времена-то давние, да и автор-то кто?). Положил я их себе в книжный шкаф, да и забыл. На днях разбирал свои «архивы» и наткнулся на мемуары Н.Р. Иванова. Разумеется, у бывшего журналиста и краеведа рука не поднялась их выбросить. Почему и высылаю записи Вашего земляка на «суд» Ваших краеведов, которым, я уверен, Вы их передадите».
Музейщики почитали и ахнули, насколько подробно и хорошим литературным языком описаны события и быт нашего городка, начиная с 1910 года, и как много эти записи дополняют к задокументированной и изложенной в немногочисленных книгах истории. «Имена и фамилии все подлинны, населенные пункты имеют названия того времени. Описание делалось по памяти, без обращения к архивным материалам. Даты все по старому стилю», – дает пояснения автор.
Была мысль издать воспоминания отдельной брошюрой, но не случилось. Зато они обильно цитируются в книге «Один из малых городов России. Исилькулю 120 лет», изданной в 2016 году. А фотография Николая Родионовича Иванова и некоторые сведения о последних годах его жизни предоставлены его внучатой племянницей, правнучкой Родиона Васильевича Иванова, чье имя значится на памятнике «Десяти красногвардейцам» в южной части нашего города. Жительница Исилькуля Татьяна Алексеевна Кудрявцева позвонила в редакцию после прочтения первого материала из проекта «Знамени» «Сквозь годы и вихри гражданской войны» (№ 7 за 22 февраля 2019 г.) и при встрече рассказала о судьбах детей и внуков Родиона Иванова. А вот информация, изложенная в воспоминаниях его сына, для нее самой во многом стала открытием. Отрывки из них предлагаем сегодня вниманию наших читателей.
«Посвящено борцам за становление Советской власти, павшим в борьбе с силами мрака и насилия… Обнажите и склоните головы над могилами первых бойцов революции, в том числе над могилой жертв колчаковского террора в Исиль-Куле, у элеватора, на месте их расстрела», – пишет в предисловии Н. Иванов.
Станционный поселок 1910-16 годов
Чем славен Исилькуль того далекого времени? Прежде всего, непролазной грязью, гнилыми тротуарами, а в жаркое сухое время – столь же непролазной пылью. Никогда не просыхающее болото на базарной площади летом, а зимой – сугробы снега. Даже в 1915 году величайшее диво – трактор «Катерпиллер» – застрял на Главной улице (ныне ул. Ленина, – прим. ред.), утонул, и его вывезли, когда просохло, десятком пар быков.
И все же Исиль-Куль являлся крупным экономическим пунктом на Омской железной дороге. Здесь были торговые склады сельскохозяйственных машин воронежских заводов и иностранных фирм, магазин фирмы «Зингер», фирмы закупа сливочного масла, птицы, бойни скота Грязнова и Димитриева, мельницы Регера и Горелкина, лесосклад Летунова, скупочные конторы зернопродуктов Астафуровых, Лузиных, Бредихиных, Новосельцевых и др. Исиль-Куль имел два кабака и пивную «Марии Ивановны» с бильярдами, церковь на базарной площади.
Площадь и Главная улица до предела были заполнены магазинами, лавками, лавчонками, среди которых выделялись солидностью магазины торговцев Рудакова, Елфимова, Димитриева, Лузина, Шигабетдинова, колбасников Гиберта и Фрибуса. В центре Исиль-Куля, на улице Сибирской (ныне Свердлова), распространяя миазмы зловония, обосновался с шорным производством Акафьев Пимен Осипович. Множество кустарных мастерских: столярные, жестяные, кузницы. Механические мастерские и маслозавод (растительных масел) Булгакова.
На базаре слышались всевозможные языки и наречия. Здесь можно было встретить, кроме русских, украинцев, белорусов, казахов, киргиз, татар, башкир, немцев, цыган, чувашей, мордву и многих других. Шли обозы с пшеницей, овсом, ячменем, просом, подсолнечником, льном, коноплей, кожами, маслом. Пригонялись стада всевозможного скота, косяки лошадей. Все это скупалось, грузилось в вагоны и увозилось.
А школа? Конечно, была! Одна школа начальная, но она ютилась в частном неприспособленном помещении, которое арендовали родители, и учились только те, чьи родители имели возможность внести 50 руб. за сезон. А 50 рублей – это две хороших лошади или три коровы, или годовой бюджет прожития семьи из 4-х человек. Таким образом, учились только человек 45-60, в этой школе срок обучения ограничивался тремя классами. Земство имело Высше-начальное училище со сроком обучения 4 класса, но в него попасть было намного труднее, чем в начальную школу.
Больница была построена на 25-30 коек только в 1916 году, до этого больницы не было, как не было и библиотеки, и театра. Таков был мой «город».
Отголоски войны и непримиримые интересы
Взаимоотношения старших всё обострялись. Мы, малыши, чувствовали, что создалось два лагеря с резко выраженным характером враждебности. Одна группа состояла из местных богатеев, во главе которых был откупившийся от воинской службы Иван Булгаков. Из семей этой группы ежели кто и служил в армии, то только в тыловых интендантских частях, военскладах и заготовительно-приемочных базах. Главы семей занимались закупкой и поставкой скота, коней, продовольствия, сказочно быстро наживаясь за счет войны, они расширяли торговлю и производство, всё более глуша производство кустарей, которые не выдерживали конкуренции, закрывали мастерские и шли на работу к богатеям. Разорялись и крестьянские хозяйства, превращаясь в батраков.
Вторая группа состояла из рабочих железной дороги, а также плотников, столяров, ломовых возчиков, грузчиков, батраков и других. Душой этой группы был Василий Арбузов, ему помогали Иванов Родион – от плотников и столяров, Субач и Примачук – от беженцев (эвакуированных), Старостин – стрелочник железной дороги, Чесаков Петр – грузчики и рабочие мельниц; солдатки и вдовы связывались Скобелевой Анной. Молодежь неимущей части возглавлялась Грязновым Александром.
Между этими группами, смягчая остроту соприкосновений, вклинились соглашатели (именовавшие себя анархо-синдикалистами): священник Исилькульской церкви Цветков Андрей, диакон Берёзовской (железнодорожной) церкви отец Иван, учителя Высше-начального училища. Эту группу возглавлял учитель рисования националист Наливайко Иван Капитонович. Политико-экономические обострения старались сгладить культурничеством, спорами о религии с сектантами разных направлений, таким образом, начиная с 1915 года по начало 1917, было устроено до десятка диспутов отца Андрея с молоканами, баптистами, хлыстами. В Высше-начальном училище делали постановки спектаклей и вечера, сборы от которых с добавлением выручки от лотерей поступали в Управу, которая делала мелочные подачки сиротам погибших в боях на фронте.
Исключительно тяжелое положение было беженцев – эвакуированных из западных губерний. Они ютились в приспособленных амбарах, по несколько семей, в скученности, в антисанитарии, полуголодные, в рваной одежонке. За кусок хлеба работали у богачей в мастерских и на полях. Малейшее недовольство грозило тем, что хозяин мог их выгнать с квартиры, а вместе с этим они лишались и питания.
Основная рабсила, т.е. мужчины от 18 до 55 лет, были взяты в армию, и к работам были привлечены дети от 12 до 16 лет, а в летнее время в мастерские брались дети с 10 лет. Дети работали по 12-14 часов, и родители еще считали большим счастьем, что могли пристроить их, ибо солдатки не могли прокормить, а госпособия были крайне малы и выдавались с большими перебоями. На прополках бахчевых и подсолнуха применялся исключительно детский труд, туда брали с 8 лет. Оплата за полный световой день составляла ¼ часть заработка взрослого…
А рядом были дети богатеев – упитанные, взлелеянные, избалованные, подражая родителям, издевались над детьми бедняков, которые своими слабыми руками создавали им благополучие. О, как мы ненавидели это змеиное отродье!
Первые листовки и выступления, порки и аресты
В середине 1916 года в Исиль-Куле начали появляться листки с призывами организовать сопротивление богачам, бросать работу, требуя повышения оплаты труда, уменьшения времени, занятого на работе, за полную оплату труда детей. Ломовые извозчики, грузчики, рабочие мастерских, боен, мельниц прекращали работы, и хозяева, боясь срыва выполнения договоров по поставкам, шли на удовлетворение требований. Батраки и рабочие экономий крупных помещиков, таких как Даниленко, Грязнов, Гак, Функ и др. в разгар уборки хлебов потребовали улучшения питания, бытовых условий, повышения зарплаты. Требования незамедлительно были выполнены.
Но недолго продолжалось торжество победы. Буржуазия добилась вмешательства власти. Генерал-губернатор Сухомлинов, он же атаман второго военного отдела Сибирского казачьего войска, двинул своих «казачков Христовых». В операции наведения порядка в Исиль-Куле и его окрестностях, в особенности в «хохлах» – украинских селах Украинке, Полтавке, Васютино, Капустянке, Благовещенке, Ночках, Орловке, Ново-Донке, и у «челдон» – крестьян-старожилов, потомков переселенцев начала 19 века Тетерино, Лукерьино, Ножички и других особую «доблесть» проявили казаки Лоскутовы из села Озерное, Переваловы из Первотаровки, Черказьянов Иван Алексеевич из поселка Чистянского, Безверховы из Лебяжьей Крепости. Эти «герои» за особые заслуги из рядовых превратились в командиров сотен и надели погоны офицеров.
Аресты, порки, отправка на фронт в маршевые части стали обычным явлением. В помещичьих усадьбах были расквартированы казачьи подразделения. Подозреваемые в активном участии в забастовках подростки 16-и лет и старики выше 55 лет не избежали мобилизации в солдаты. Отец не выдерживал и вмешивался в действия местных властей, а родственные связи с таким крупным капиталистом, как Грязнов Григорий Евлампиевич (его племянник Грязнов Яков был нашим зятем) приносили некоторый успех и были сдерживающим элементом для преследования отца.
Власти взяли под свою охрану даже хозяйства немцев-меннонитов Функа, Гака, Мейера, Гиберта, Регера и других. До этого местные патриоты-националисты считали их врагами. Но нависшая угроза сплотила экс-врагов и конкурентов, и они открыто превратились в друзей.
Но потом за одну ночь все казаки исчезли: их погрузили в эшелоны на разъезде Юнино, один эшелон отбыл в Омск – на подавление стачки рабочих железнодорожных мастерских, арсенала и других производств, а два ушли на запад, где взбунтовались рабочие уральских заводов – Златоуста, Белорецка, Оши, Балашова.
От столиц – до самых окраин
В начале февраля 1917 года в одну из ночей на заборах улиц, на вокзале, мельницах и в других местах появились листовки, рассказывающие о том, что военные дела пошли на убыль, русские солдаты братаются с немцами и австрийцами. В Москве и Петрограде забастовали рабочие заводов и фабрик, идут крупные демонстрации. Войска отказываются подавлять выступления рабочих.
Эти листовки, как гром над головой, взбудоражили все население. В конце февраля 1917 года (числа не помню) в городе исчезли полицейские, а на вокзале жандармы. Придя в училище мы не нашли учителей, а сторож заявил, что занятий не будет. На другой день на базарной площади собрались толпы народа. Шум, говор, песни, игра на гармони, пляски во многих местах площади. Из всех разговоров я понял: царя нет!!! В чем дело, куда девался?! Вот этого я не понял. Многие высказывали сожаление, но большинство радовались.
На площадь приволокли старшего полицейского, он был без погон в изорванном мундире, с синяками на лице. Дикусар (фамилия полицейского) плакал, молил отпустить его, мол, он ни в чем не виновен, он выполнял волю начальства, но не полностью, а наоборот, смягчал и даже не выполнял многие приказы. Под свист и хохот Дикусар был отпущен и с тех пор в Исиль-Куле не появлялся.
В Управе и в Совдепе
Мой отец Иванов Родион Васильевич от разнорабочих и Петрищев от рабочих и служащих железной дороги были избраны в Управу, в первое время при поддержке рабочих кое-чего еще могли добиться, но после получения известий из Петрограда о разгроме демонстраций Временным правительством значение избранников рабочих стало беспредметным, легальная деятельность – невозможной.
В июле-августе 1917 года произошла отправка в армию членов милиции, принадлежащих к бедноте, и замена их сынками зажиточных. Появились в охранниках (милиции) девушки, они надели френчи, шинели и шапки, даже (о, ужас!) постриглись. Такие как Вера Рудакова, Клавдия Елфимова, как впоследствии выяснилось, вступили в женский батальон, формирование которого в то время начало Временное правительство.
В ноябре 1917 года в Исилькуле был создан Совдеп. В него вошли и интеллигенты-меньшевики, которые, как более развитые, захватили командные посты и всеми силами саботировали проведение в жизнь декретов из центра. Небольшая группа большевиков, сама слабо разбирающаяся в происходившем, но при поддержке из Омска вела с ними ожесточенную борьбу.
На Губернский съезд Советов в декабре от большевиков был избран только Субач, богачи применили подкуп, запугивание, добились выбора своих делегатов, преданных им эсеров, меньшевиков и так называемых впоследствии подкулачников. Что было на съезде, я не знаю. Но по прибытии Субача состоялся новый районный съезд, который имел большинство делегатов, поддерживающих список большевиков…
Совдепом был создан отряд Красной гвардии, в который вошли бывшие военнопленные из Австро-Венгерской армии, в основном венгры (пришли из имений помещиков и кулаков, где они батрачили), командиром отряда был венгр дядя Вася, всего в отряде было 26 человек. Отряд охранял станцию Исилькуль, товарную станцию, депо и водокачку на озере в с. Городище. Внутригородскую охрану несла милиция.
Контрреволюционный переворот и расстрел
В начале июня 1918 г. на ст. Исиль-Куль прибыли эшелоны чехов. Мы, любопытная ребятня, со всех ног бросились смотреть на невиданное зрелище. Народ молодой, рослый, новое, с иголочки обмундирование обтягивало стройные фигуры. А штаны – Бог мой! – что за штаны невиданного покроя (галифе). Одним словом, красавцы. Наше внимание привлекло и вооружение чехов. На крышах вагонов пулеметы, у эшелонов охрана. Мы проглазели до вечера, а утром эшелоны оказались в тупиках, из чего был сделан вывод – чехи не собираются уезжать. Вскоре пошли слухи, что в Омске произошел контрреволюционный переворот, Совдепы свергнуты, Советская власть пала при активном участии чехов...
Утром 5-го июня в 4 часа пришли Булгаков Иван, Рода, Бурцев Федор и два чеха, забрали отца и увели. В здании Совдепа, охраняемом чехами, было собрано много арестованных. Там заседала так называемая комиссия, которая делала отбор особенно преданных Совдепам лиц. В их числе оказались Иванов Родион, Субач, Петрищев, Ломов, еще человек 10 (фамилий не помню), и все 19 арестованных красногвардейцев-мадьяр. Отсеянных под усиленной охраной местных буржуев и чехов отвели в классные вагоны, стоящие в тупике между станцией и депо. В окна вагонов были вделаны решетки…
Часа в 3 дня 18 июня мы с мамой пришли к вагонам. Караульный начальник Рудаков Федор приказал привести отца, а когда он пришел, то, взяв тщательно проверенную передачу, сказал: «Нас сегодня отправят. Так вы не беспокойтесь, ничего с нами не будет». Потом заметил: «Двум смертям не бывать». Это свидание с отцом было последним.
Утром в 3 часа 19 июня 1918 г. мой отец Иванов (Самарин) Родион Васильевич и 19 человек красногвардейцев-мадьяр были отведены за насыпь недостроенной ветки ж.д., идущей от депо к поселку Березовка, на навозную свалку (назьмы) и были расстреляны (могила ныне напротив элеватора).
Весть о неслыханном доселе злодеянии ошеломила все население Исиль-Куля. Слух об этом с быстротой ветра разнесся по окружающим селам, деревням, хуторам, аулам. Люди как бы оцепенели. Умышленное убийство ни в чем не виновных, да еще такого честного человека как Родион Самарин (происхождением из Самарской губернии), известного по всей округе неподкупностью, – это не укладывалось в понятии. За всю работу артельщиком-десятником при постройке ж.д., помощником ветврача при ликвидации чумных, ящурных и других заболеваний скота в степях у кочевников «киргиз и казахов», старостой строительных артелей не было случая малейших сомнений в его безупречной честности.
На второй день весть достигла села Полтавки и отдаленных степных аулов, Называевской и села Барского. К месту расстрела в 10 часам утра собралось несколько сот человек, здесь были исилькульцы, городищенцы, павловцы, селоозерцы, капустянцы, бакайцы, лосевцы, благовещенцы. Я окаменелый стоял и смотрел ничего не видящими кроме трупов глазами, ничего не замечая из окружающего, а в голове один жгучий, как расплавленный свинец, вопрос: за что?!!
Белый террор
События в Исиль-Куле развертывались с нарастающей быстротой. На здании бывшей аптеки (дом Петрова) на Главной улице появилась небольшая вывеска, которая гласила: «Штаб добровольческого отряда и контрразведка». Начальником штаба и контрразведки оказался есаул сибирского казачьего войска из с. Лебяжья Крепость Безверхов, а командиром, организатором и вдохновителем отряда – атаман Аненко (Б.В. Анненков – прим. ред.), члены отряда получили название анненковцев. Эмблемой, нашитой на рукавах правой руки, служило изображение черепа, под которым скрещены две кости, что означало сеющих смерть большевикам. Штаб охранялся усиленным нарядом.
Дикие оргии анненковцев наводили леденящий кровь ужас. Каждую ночь в стороне питомника Исиль-Кульского лесничества были слышны винтовочные выстрелы – это анненковцы расстреливали схваченных по делу и без дела людей. Непонравившийся взгляд или не достаточно подобострастное приниженное отношение грозили в лучшем случае поркой.
Исиль-Куль из шумного торгового села превратился в вертеп разгула белого террора. Сюда привозили арестованных из окружающих сел и деревень, а также из городов Омска, Петропавловска, Славгорода, Калачинска, Татарска, Кокчетава, Ишима, Тары, Павлодара и далекого Акмолинска, Семипалатинска. Исиль-Куль стал символом, пугающим людей, ибо попавшие в Исиль-Куль не возвращались. И в последних кварталах питомника, и далее, по лесам-болотам вдоль железной дороги оканчивался их скорбный жизненный путь. Там много могил, в которых под небольшим слоем земли – расстрелянные. Некоторых расстрелянных не закапывали, а сжигали, устраивая большие костры…
Биографические сведения из рассказа родителей
Родился Иванов Родион Васильевич в 1858 году в Самарской губернии, Бузулукском уезде, Маломанышенской волости, село Мача. Учился в гор. Бузулуке, затем в г. Самаре в кадетском корпусе, переехал в г. Казань, учился в университете, факультет ветеринарии. В 1876 г. исключен и сослан в Акмолинскую область, работал помощником ветеринарного врача в степях, обслуживая стада скота кочевников казахов-киргиз. В 1882 году перешел на работу ж.д. транспорта десятником в пределах ст. Булаево Омской ж.д.
Женился на Екатерине Петровне Кудашкиной, жительнице с. Барское (сирота, неграмотная), происхождением из Симбирской губернии. Местом постоянного жительства был избран пос. Чистянский Медвежинской станицы (ныне Конюховский р-н Северо-Казахстанской области), где у них родилось 7 детей – 6 дочерей и сын. Три старшие дочери были выданы замуж за казаков: Лукерья – за Черказьянова Петра Алексеевича, Варвара – за Толмачева Степана Матвеевича, жителей пос. Чистянского, и Анфиса – за Грязнова Якова Арсентьевича, жителя пос. Лебяжья Крепость.
В 1905 году семья Иванова Р.В. переехала в Исиль-Куль, построили дом по Сибирской улице № 14. В Исиль-Куле Иванов Родион Васильевич создал артель плотников, которая строила жилые дома, построила больницу, нач. школу, много магазинов, складов на Главной улице.
О родителях Иванова Р.В. ничего не известно, и воспоминания об этом его раздражали. Он говорил: «Мое происхождение лежит на моей совести и наитягчайшим позорным пятном. На совести моих предков клеймо крепостников-самодуров». Попытки установить происхождение родителей и образ их жизни не имели успеха, ибо в с. Мача фамилии Иванова не обнаружено, поместий старых тоже нет, они уничтожены частью в 1905 году, а также в 1917 году, когда принадлежали уже фабрикантам и купцам последних поколений.
Материал подготовлен Светланой Тарасовой.
Опубликовано в газете "Знамя" в 2019 году.