Я не так давно на Дзене, но уже получил возможность удивиться, насколько сильно здесь люди обеспокоены судьбами движения за права темнокожих в США. Как-то я подумал: удивительно, сколько злобы, агрессии и вспышек расизма вызывает слоган #BlackLivesMatter в стране, где главной трагедией в истории литературы считается убийство темнокожего поэта. На что получил логичный вопрос: а был ли Пушкин темнокожим? Давайте разбираться.
Во-первых, из предков Пушкина стопроцентно темнокожим был Абрам Ганнибал. Раньше считалось, что он родился в Абиссинии (это современная Эфиопия), но скорее всё-таки в Камеруне (между двумя точками — больше 3000 километров, это как от Москвы до Новосибирска; вот как мало мы знаем об Африке). Так или иначе, Ганнибал определенно был темнокожим. Его внучка была на четверть африканских кровей. А знаете, кто ещё на четверть темнокожий? Актриса Рашида Джонс и певица Мэрайя Кэри. Надежда Осиповна Пушкина умерла буквально за три года до изобретения фотографии, потому мы можем судить о её внешности лишь по рисованным портретам — и, честно говоря, я склонен полагать, что они преувеличивали белизну её кожи.
Пушкин же — правнук Абрама, а значит (в колониальных и довольно расистских, но наглядных в данном случае терминах) октерон, то есть темнокожий на 1/8. Среди других известных октеронов — Александр Дюма-сын; безусловно, очень побелевший, но всё ещё , простите мне этот англицизм, ethnically ambiguous. В общем, исходя из родословной Пушкина нельзя однозначно определить, как же он выглядел.
Тогда так: что сам Пушкин думал о своём происхождении и идентичности? Культурно он, безусловно, был русским и даже в большей степени — европейцем. Безусловно, Россия — европейская страна, и в большой степени это заслуга Пушкина, но это разговор для другого раза.
При этом африканское происхождение явно занимало Пушкина: он много думал о нём, говорил и испытывал к своей смуглости неоднозначное отношение (рискну спекулятивно предположить, что оно зависело от психического состояния: многие исследователи считают, что по белой, отцовской стороне в семье поэта была история склонности к патологиям). На портрет, написанный Джорджем Доу — увы, утраченный — он иронично спрашивал: «Зачем твой дивный карандаш / Рисует мой арапский профиль?»
А вот его автоописание, данное в 1814 году на французском языке: «Vrai démon pour l’espièglerie, / Vrai singe par sa mine». Сегодня даже расиста такая фраза, пожалуй, покоробит: «Сущий бес в проказах, / Сущая обезьяна лицом». Простим поэту такие грубые слова в отношении себя и отметим, что «арапские черты» в своей внешности он, во-первых, видел, а во-вторых, испытывал к ним сложные чувства. «Себя как в зеркале я вижу, / Но это зеркало мне льстит», — писал он другому своему портретисту, Оресту Кипренскому. Пушкин имел в виду, как считается, в том числе и то, что Кипренский «отбелил» его лицо, не только сделав цвет кожи светлее, но и заметно преуменьшив надбровные дуги.
Часто, когда речь заходит о внешности Пушкина, слышишь такой аргумент: «Какая разница, как он выглядел, стоит ли придавать этому такое значение?» Звучит разумно, но вот только сам Пушкин своей внешности значение придавал. Знаете, скажем, почему не существует прижизненных бюстов поэта? Да потому что он сам не хотел: «Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности». Как мы увидим чуть позже, он был совершенно прав.
Но сперва обратимся ещё к свидетельствам: а что другие-то люди думали о его «арапском безобразии»? Вот свидетельство Тургенева, запечатлевшее Пушкина за считанные недели до смерти:
«Помню его смуглое небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых крупных зубов, висячие бакенбарды, темные желчные глаза под высоким лбом почти без бровей – и кудрявые волосы…»
А вот впечатление писателя Владимира Бурнашева:
«…небольшого роста господин с длинными, курчавыми, растрепанными темно-русыми волосами, с бледно-темноватым лицом, окаймленным огромными бакенбардами, падавшими вниз. <…> В лице его было что-то необыкновенное, будто напоминавшее наружность мулата: нос несколько приплющенный, губы очень красные и широкие, а обнаруженные веселой улыбкой зубы — белизны необыкновенной»
Отмечу замечательное «бледно-темноватое лицо»: эта неловкая фраза очень хорошо передаёт то, как Пушкин выглядел для своих современников — вроде бы и русским, а вроде и не совсем. Неудивительно, что и сам Пушкин чувствовал себя в этом обществе своим и чужим одновременно.
Напоследок приведу ещё одну цитату из того же Бурнашева — ещё более прямолинейную:
«…кудрявый желтовато-смуглый брюнет с довольно густыми темными бакенбардами, со смеющимися живыми глазами и с обликом лица южного, как бы негритянского происхождения»
Итак, и сам Пушкин, и его знакомые определённо видели в нём человека темнокожего — в достаточной степени, чтобы раз за разом подчёркивать это на словах. Безусловно, между темнокожим дворянином в России XIX века и темнокожим потомком рабов в США XXI века больше разного, чем общего. Разный контекст, разные представления о свободе, разная связь с культурой своих предков. Но, тем не менее, не стоит игнорировать влияние внешности Пушкина на его жизнь и творчество. Будучи европейцем по образованию и культуре, он видел в себе «иного» — и видел, что другие тоже видят. В пушкинской России не было такого расизма, какой есть в сегодняшней — но это не значит, что его «арапский профиль» не имел никакого значения.
Главный русский поэт был русским, европейцем и темнокожим — ни один из этих элементов нельзя игнорировать, не погрешив против цельности его образа.
Что же до слов Пушкина о том, как его «арапское… безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности», то так и свершилось. Пожалуй, самый реалистичный портрет поэта был сделан сразу после его смерти: Фёдор Антонович Бруни изобразил Пушкина лежащим в гробу. Здесь нет никаких сомнений в том, что характерность своего лица Пушкин не преувеличивал: и губы, и мощные надбровные дуги (на посмертной маске они тоже выделяются) выдают его происхождение с головой. Насчёт безобразия, конечно, согласиться не могу.
Подписывайтесь на канал!