В новом номере журнала «Надежда», издаваемого приходом во имя святых Александра Невского и Серафима Саровского в Льеже, опубликован мой полудокументальный рассказ из жизни «первой волны» русской эмиграции в Бельгии. Документальная основа этого рассказа – небольшая анкета-автобиография, датированная концом марта 1959 года и сохранившаяся в льежском приходском архиве, плюс краткие сведения о предках Щукина с витрины школьного музея в селе Ашево.
Стихи, отрывок которых приведён в рассказе, тоже настоящие, написанные самим Николаем Щукиным. Это стихотворение было найдено в журнале «Родные перезвоны», выпущенном в мае 1966 года нашими эмигрантами в Брюсселе. Вообще похоже, что Щукин писал много, но пока я нашёл только один его сборник 1963 г. под названием «Свет Невечерний». Другие сборники (а их было ещё полдесятка) мне пока найти не удалось. Тиражи у них всех, видимо, были мизерные. Так, сборник «На последнем перекрестке» был издан всего в 30 (!) экземплярах; другие, наверное, в примерно таком же количестве. Где их искать — ума не приложу. Скорее всего, Щукин дарил их своим льежским знакомым.
Итак, «Час жизни Николая Щукина»:
+ + +
Николай Щукин неторопливо шёл по улице у льежского вокзала. До всенощной оставался час, а до храма было недалеко. И вообще он уже давно никуда не спешил. Разве что иногда утром на работу. Впрочем, работой это можно было назвать с трудом. Он помогал хозяевам нескольких журнальных магазинчиков разложить по полкам новый товар. Занимало это пару часов и давало пять-десять лишних франков в день, на которые можно купить побольше угля зимой или побаловать себя чашкой кофе летом. И заодно по ходу дела прочитать заголовки свежих газет и даром взять вчерашние. А если лавочка вдруг откроется позже, то можно насладиться комедией про то, как хозяин переругивается с женой: кто из них проспал, кто прозевал доставку, и по чьей вине они упустили лучшую утреннюю прибыль.
«Странно», – подумал Николай, – «Я нахожу комедию в такой ерунде! Но в чём же ещё? Да и вообще всё это не то! Не то, о чем я мечтал когда-то, совсем не то! И никогда уже не будет так, как в мечтах».
Он остановился и посмотрел на своё отражение в витрине: сутулая фигура, худое, рано постаревшее лицо, дешёвая и давно не новая одежда. Да, ему уже 60, и впереди бедная старость, болезни и одиночество. Сейчас, тёплым апрельским вечером, это как-то особенно ударило по душе.
С возрастом всё чаще вспоминалось прошлое. Он родился в деревне в Псковской губернии. Отец и мать были учителями в земской школе, дед – псаломщиком в местной церкви. Родители хотели, чтобы сын вышел в люди, да и сам он мечтал стать адвокатом, помогать беднякам, бороться за правду. Вспомнились годы в университете в Петрограде: увлечение новыми знаниями, азарт споров, первая любовь...
Революция перевернула всё вверх дном. Весной голодного 1918-го года он смог уехать к родителям. Думал, ненадолго. Там записался в армию генерала Юденича. Вскоре она была разбита. Его арестовали, но Псковская ЧК не нашла доказательств службы у белых и его просто избили и отпустили. Не дожидаясь второго случая, он ушёл за эстонскую границу. Снова думал, что ненадолго, но вот уже почти 40 лет прошло! Со временем перебрался сюда, в Бельгию. Да, никогда он не увидит родителей, которые наверняка давно уже умерли. Никогда не увидит той девушки, которую любил...
Дальше путь проходил под насыпью железной дороги. Почувствовав дрожание земли, Николай поднял глаза. Наверху проезжал поезд. Если захотеть, он мог представить себе все его звуки: грохот рельс, резкий звук свистка, шипение пара. Конечно, это было самообманом, но с тех пор, как потерял слух, он любил так делать. Особенно в церкви, вспоминая то, как когда-то для него звучал хор или возгласы священника.
Иногда Николай думал, что лучше бы его убили тогда в ЧК. Но нет, после нескольких ударов по голове он выжил, а слух стал портиться и со временем он совершенно оглох. И постепенно стал обречен на одиночество и бедность. Когда был моложе, то удавалось как-то устраивать жизнь, находить самую простую, черную работу, но теперь это почти невозможно. Всё безвозвратно в прошлом. На руках – только небольшое социальное пособие, да вот эта подработка в газетных лавках. Правда, он пишет стихи, но без всякой прибыли, конечно же. Даже наоборот, за свой счёт мизерными тиражами печатает сборники.
Стихи… Пожалуй, это единственное, в чем всё-таки сбылись его мечты! Стихи он начал писать ещё в детстве. Мать рассказывала, что лет с трёх он особенно прислушивался к пению и чтению псалмов в храме, а в пять уже рифмовал слова и очень радовался, когда это удавалось. Николай любил лирическую поэзию. Вспомнилось, что написал вчера:
Помню вечер и тихий и алый,
В искрах розовых дремлющий сад,
От тревог ли, трудов ли усталый,
Этот вечер припомнить я рад.
С поля пахло росой и цветами,
В алом свете скользили стрижи,
Вечер лёгкими кутал перстами
В синий сумрак колосья межи.
И сейчас обветшавшая память
Не забыла тот ласковый свет, —
Через дней облетающих замять
В нём мне светит последний ответ.
Да, много светлого сохранила его память из тех далеких лет… А вот уже и церковь недалеко, видны голубые купола. Осталось пройти пару перекрестков, повернуть налево и вверх,.. всего несколько минут пути.
Вдруг до руки его кто-то дотронулся. Обернувшись, он увидел Сашу, мальчика лет 15-ти, который протянул ему записку: «Мама просит Вас зайти». Ну что же, значит есть причина, подумал Николай, да и время ещё есть.
Он знал Ирину давно. Родилась она уже в эмиграции, девочкой пела в церковном хоре, а незадолго до войны вышла замуж за русского юношу. Николай был на их венчании и очень радовался этой красивой молодой паре. Было видно, что они любят друг друга. Скоро родился Саша. Через полгода Бельгию захватили немцы, а ещё через год они напали на Россию. Муж Ирины был из старой военной семьи и был воспитан на мечте освободить Родину от большевиков. Ещё с десятком таких же идеалистов-эмигрантов он записался переводчиком в добровольческий полк, сформированный немцами из бельгийских националистов, и отправился на Восточный фронт. Там, где-то на Украине, он и погиб в 44-м году. Глупо это всё было, конечно, но в его возрасте и сам Николай поступил бы так же, пожалуй. С годами он даже простил или почти простил того чекиста, который сделал его глухим. Но в молодости и он так хотел отомстить!
Поднявшись по боковой улочке, вскоре они вошли в дом. Ирина приветливо улыбнулась ему и движением руки пригласила пройти в гостиную и сесть за стол. «Спасибо!» — сказал он, немного смутившись. С тех пор, как оглох, он стеснялся говорить даже по-русски, так как не слышал тона и силы своего голоса и каждый раз думал, что говорит слишком громко и неблагозвучно.
Сев рядом, Ирина написала на листке, что сварила сегодня постного супа и хочет его им угостить. «Я увидела Вас в окно и послала Сашу», — дописала она, — «Сейчас принесу».
Жестом попросив у неё карандаш, Щукин ответил, что очень ей благодарен. Ещё раз улыбнувшись, Ирина ушла на кухню.
Он оглядел комнату. Весна через приоткрытое окно наполняла её вечерним солнцем и лёгким, свежим воздухом. Было бедно, но чисто и приятно. Взор радовало даже неоконченное платье на открытой швейной машинке. «Видимо, подрабатывает шитьем», – подумал Щукин.
Вернулась Ирина, неся на подносе чашку супа и хлеб. Пока Николай ел, она быстро написала ещё что-то и подала ему: «Саша принёс из церкви сборник Ваших стихов, и мы читали их. Нам очень понравилось. Они добрые и красивые. Спасибо Вам!». Не успел он ответить, как вдруг Ирина глянула куда-то наверх, показала Николаю, что отойдёт ненадолго и быстро пошла к лестнице. «Должно быть, муж позвал», — подумал он.
После войны она снова вышла замуж. Видимо, не по любви, а потому, что трудно было жить одной с маленьким сыном. Второй муж был бельгийцем и владел небольшим магазином, что давало некоторый достаток. Но вскоре у него случился инсульт, и с тех пор он был парализован. Ирина за ним ухаживала и редко бывала в церкви.
«Как жаль, что всё так получилось», – подумал Николай и снова оглядел комнату. Да, тут было очень хорошо. Давно он не ел вкусного домашнего супа, давно не был в таком уюте.
Он закрыл глаза и представил тиканье настенных часов, пение весенних птиц за окном, стрекот машинки, скрип пола под шагами. Вдруг душа его потянулась далеко в прошлое, в родительский дом, и показалось, что сейчас мать дотронется рукой и спросит: «О чем задумался, Коленька?».
Он открыл глаза. Напротив, у стола, стояла Ирина. «Простите, что покинула Вас внезапно. Муж звал наверх» – написала она. Николай вдруг решил не отвечать ей на бумаге, а поблагодарил вслух, пожелал Божьих благословений в её жизни. Он даже удивился своей смелости, поскольку редко говорил такие долгие речи. «Без четверти шесть уже, мне пора», — закончил он. «Позвольте Вашу руку!» — и взяв её, поцеловал. «Заходите ещё, Николай Николаевич; если не будет супа, то чашка чая всегда найдётся. Я пошлю Сашу вместе с Вами в храм. Может быть, надо помочь на клиросе или в алтаре», – написала Ирина на прощание.
По дороге к храму Саша побежал вперед. А Николай шёл и думал, что ничем, почти ничем не может отблагодарить Ирину. «Куплю ей к Пасхе цветов и напишу стихи», – наконец решил он, уже открывая дверь во двор церкви, «Хотя бы это, пусть она будет рада»…
+ + +
(опубликовано в №40 журнала «Надежда», издаваемого приходом во имя святых Александра Невского и Серафима Саровского в Льеже)